Игорь Христофоров - Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
- Узнал?
- Первый раз вижу, - зло процедил в сторону.
- А отвертка, что ты ему подкинул в каюту, - кивнул на Силина, - тоже, по-твоему, не улика?
- Была б уликой, если б вы на ней мои отпечатки нашли... А так железяка ржавая - и все...
- Слушай, - опять напомнил о своем присутствии Силин, - а зачем ты приемник у Таньки стянул?
- Не брал я его, - все так же не поворачивая головы, словно разговаривая с человеком за обшарпанной дверью, который был ему милее обеих офицеров. - Наверное, чертежники, когда вернулись из самоволки, стянули...
Ссадина на виске у старшины. Майгатов вспомнил ее, и цепочка событий окончательно сложилась. Рассвет. Матросы возвращаются из самовольной отлучки. Увидели открытую секретку и спящего часового. Нагленький морячок с голосом Мамочки предложил украсть приемник. Старшина уперся. Получил удар в висок. В итоге приемник они все-таки забрали. А потом старшина дрогнул. И под видом случайно найденного вернул.
- Это еще доказать надо, - сказал Майгатов совсем не то, о чем подумал. - А доллары?
- Мои это баксы. С похода. Я их Таньке на день рождения подарил.
- Значит, вроде как свое забрал? - съехидничал Силин.
- Да, свое! - крикнул Жбанский, и его голос эхом отдался на верхних этажах. - И мясо, что вашему дураку-фельдшеру на лоб прикладывали, тоже мое. Я ей подарил...
- Ни хрена себе - подарок?! - удивился Силин.
- Это он в доверие входил, - пояснил Майгатов. - Чтоб поймать возможность снять слепки с ключей. Точно?
- Пошли вы... шерлок-холмсы хреновы... Ты мне почки, гад, отбил. Будешь теперь пенсию выплачивать...
- А ты пойди, заяви в милицию... Пойди-пойди, - иронично посоветовал Силин. - Может, сразу посадят. За покушение на убийство... Ну и сволочь! Мясо он дарил!.. Я б тебя, боцман, вместе с тем мясом в соляной кислоте...
Попрекать его за горячность Майгатов не стал. Он свернул портрет Зубарева, сунул его на старое место, в теплый нагрудный карман и негромко посоветовал Жбанскому:
- Завтра все это расскажешь Бурыге. Иначе...
- Ничего я никому не буду говорить, - ухмыльнулся одними усами. - И хрен вы до меня теперь дотянетесь! Я вчера украинскую присягу подписал. Служу на другом флоте. Поняли? И вас, гадов, ненавижу!..
11
В поиске иголки в стоге сена - масса преимуществ. Во-первых, все происходит в одном месте, и не нужно тратить время и силы на транспортные издержки. Во-вторых, сам процесс предельно прост: берешь по соломинке и перекладываешь на заранее выбранную площадку. В-третьих, твердо знаешь, что рядом с последней соломинкой будет лежать иголка. В-четвертых, учтите полезность нахождения на свежем воздухе, целительный запах скошенных трав. А если поднапрячь мозги, то можно отыскать и пятое, и шестое, и сто шестое преимущество. Но, к сожалению, Майгатов искал не иголку в стоге сена, а человека с фамилией Зубарев в более чем трехсоттысячном городе, и при этом даже не был уверен в безупречной точности измятого, заштрихованного линиями сгибов портрета.
Утром, после того, как натрудившийся за ночь ветер опал, штормовое предупреждение по главной базе сняли, на "Альбатросе" отменили боевую готовность номер два, и Майгатов смог сойти на берег. Конечно, у него была куча дел на корабле, но, поскольку все дела на флоте имеют способность никогда не заканчиваться, то уходил он не от дел, а всего лишь от часа их исполнения. Анфимов покряхтел-покряхтел, но отпустил.
Гостиниц оказалось даже больше, чем он думал, - десять. Начал с самой дальней, с Дома межрейсового отдыха в Камышовой бухте.
Дежурный администратор, седая, фельдфебельской стройности и такой же костистости дама, так долго смотрела на портрет, словно запоминала его на всю жизнь. Вернула с кратким пояснением:
- Интеллигентное лицо. У нас такие не живут.
В подтверждение ее многолетних жизненных наблюдений к стеклянному окошечку администратора не просто подошел, а "подгреб" черными клешами, каждая из брючин которых могла бы стать юбкой для администраторши, высокий моряк рыболовецкой флотилии и, не вынимая потухшую "приму" изо рта, попросил:
- Мамуля, ко мне пацанки вечерком завернут. Отдай им мои ключи. А то у меня се-о-оня в порту намечаи-ц-ца...
- Не положено! - строго сказала дама, но, скорее всего, сказала только потому, что рядом стоял Майгатов.
Ее отказ явно выпадал из рамок гостиничной морали, потому что потрясенный моряк онемел. На его бугристом, похожем на много раз стиранную, но ни разу не глаженную коричневую рубаху, загорелом лице медленно скапливалась обида, которая, вполне возможно, перешла бы в злость, но Майгатов не стал досматривать сцену. Он поехал в центр, где находились самые дорогие гостиницы, и где вполне могли жить люди с интеллигентными лицами.
"Крым", "Приморская", "Азовская", "Севастополь", "Украина".
С монотонностью запрограммированного робота он задавал везде один и тот же вопрос, но слышал совершенно разные ответы. В одной из гостиниц дежурный администратор, тоже дама, но только полная, невысокая, с мягкими, совсем не администраторскими манерами, даже собрала всех дежурных по этажам, горничных и электриков и устроила консилиум, который, правда, ничего не дал. В другой с ним полчаса не хотели разговаривать, полагая, что он избрал очень хитрый, новый метод бронирования мест, которых, как обычно в наших гостиницах, не было, хотя на самом деле они, конечно же, были. В тертьей его чуть не сдали патрулю, предположив в Майгатове нечто среднее между психически больным и дезертиром. В остальных гостиницах столь бурных шекспировских сцен не было, но и слово "да" он не услышал.
Остались гостиницы Корабельной стороны города и флотская, или как ее называли, "Гостиница КЧФ". Флотская стояла ближе к центру, и он, предчувствуя, что не мог Зубарев жить в убогих номерах, где селились бесквартирные лейтенанты и мичманы, все-таки выбрал ее. Наверное, потому, что мысленно решил "поселить" уже надоевшего ему Зубарева именно в убогие, с минимумом удобств, если таковыми можно считать, туалет в номере и холодную воду, подаваемую на час в сутки, крошечные, густо населенные тараканами номера.
Дежурный администратор, опять дама и опять фельдфебельски костистая, точно в гостиницы, хоть как-то относящиеся к флоту, на работу брали лишь женщин подобной комплекции, даже смотреть на портрет не стала.
- Идите к вахтеру. Он когда-то сигнальщиком на крейсере служил. У него зрительная память хорошая...
"Сигнальщику" оказалось далеко за шестьдесят. На вытянутой руке он подержал перед собой портрет, грустно вздохнул, достал из кармана очечки с треснутым стеклом, прижал их к глазам и сказал совсем не то, на что настроился Майгатов:
- Знаток нашлась: на крейсере! На линкоре я служил, марсовым. Корабли определял, когда те еще за горизонтом скрывались. По самой слабой струечке дыма, по ниточке, - и грубо сунул портрет назад Майгатову. - Нет, ни разу не видел. Двадцать лет вахту несу на этом посту. А такого гражданина не запечатлевал. Недавно в центре генерала встретил, в машину он шел садиться. "Здравия желаю! - говорю. - А вы, - говорю, - в нашей гостинице проживали, - говорю, - в году семьдесят втором, - говорю, - в лейтенантском звании." "Точно, - отвечает, - я командиром строительного взвода служил, а теперь - зам командующего по строительству и расквартированию." О, какая сила в зрении!
Судя по всему, не глаза, а язык был самой развитой частью тела "сигнальщика". Подобные люди могли или развеселить до упада, или утомить до такого же упада. А поскольку впереди ждал путь на далекую Корабельную сторону, то Майгатов сумбурно и, наверное, не очень учтиво распрощался с "сигнальщиком" и вышел на крыльцо гостиницы.
- Привет, Юра! Какими судьбами? - оглоушили его сбоку. - Ты тоже здесь живешь?
- А-а, штурман, - узнал он бывшего соседа по каюте. - Здорово.
- Ты в каком номере?
- Кто мне его даст? Я так, по делу зашел. Поздравляю, - разглядел прибавку в одну звездочку на погоне штурманца. - Ты куда от нас ушел?
- В гидрографию. Белые пароходы. Белые люди. Белая жизнь.
- Да, у вас служить можно.
- Я - в штабе. Должность - береговая, зато капитан-лейтенантская. Иногда в море выхожу.
- А мы все, заякорились...
- Слышал, - грустью Майгатова решил погрустить штурманец. - А помнишь, как я в Красном море все орал: "Рифы! Рифы!" Вот не поверишь, а до сих пор тот поход снится. Особенно яхта и стрельба. Прямо как вживую...
Из рук Майгатова выскользнул портрет, упал на грязный бетон ступенек между запыленными ботинками офицеров лицом Зубарева наверх. Штурманец повернул голову, чтобы получше его рассмотреть, и неожиданно спросил:
- Ты ему, что ли, нес?
Майгатов поднял ватман, сдул грязь с оборотной стороны и сам недоуменно задал вопрос:
- Кому - ему?
- Ну этому, как его... Кострецову?
Наверное, более глупой физиономии в жизни больше не будет у Майгатова. Он посмотрел на помятый, уже залапанный портрет, потом почему-то на лоб штурманца, по которому он тогда, в походе, так сильно огрел каютной дверью, опять - на портрет и только после этих рикошетов понял:
