Марина Серова - Круто закручено
Еще бы не понять. Такое и дубовое полено поняло бы.
Тут Галя как раз кофеек принесла, в больших чашках, густой и крепкий.
— Как заказывали. Горячий, смотрите не обожгитесь, — повернулась и ушла.
— Чего же она сахар забыла? — Я поднялась и отправилась вслед за Галей на кухню.
Тут-то она мне и выдала по первое число: и за то, что какую-то поганую тысячу долларов я ей не отдала, и за то, что с убийцей ее мужа спокойно разговариваю, и за то, что заставляю ее этого убийцу кофейком поить. Правильно, в общем-то, говорила. Я спорить с ней не стала, и оправдываться тоже. Просто объяснила, что прежде всего, и она сама должна это понимать, в смерти ее мужа виноват Сивопляс, но доказать это можно только с помощью Ханжина. Оттого я с ним и беседы веду, оттого и кофейком угощаю.
Она, кажется, поняла и опять как-то сразу увяла, замкнулась. А мне некогда было заниматься ею, мне Степу обхаживать надо было. Так что прихватила я сахарницу и вернулась в комнату.
— Не переносит она тебя, — сообщила я Ханжину. — «Я бы, — говорит, — этой дубинкой до смерти его избила».
— Да я понимаю, я же ее мужа убрал, чего же она мне улыбаться будет…
Положила я ему, как попросил, четыре ложечки сахара. Он, оказывается, сладкое любит. А себе две, я особенно сладкий кофе терпеть не могу. Стали мы попивать кофеек и разговор продолжили.
— Ну так как, все на себя берешь? — спросила я. — Думаешь, Сивопляс станет тебе передачи носить?
Он на этот мой вопрос сразу не ответил, все еще думать продолжал. Потом, видно, надумал:
— Нет, не будет. Жмот он, этот Сивопляс, за стольник удавится.
— Чего же ты с ним связался?
— Да так уж получилось. Ладно, ваша взяла. По тонкой дощечке ходил, все равно когда-нибудь попался бы. То, что мое, — на себя, конечно, приму, а чужого мне не надо. Пусть каждый свое несет. Я ведь что, подчиненный. Мне сказали, я и сделал. А командует он, Сивопляс. Мне лично от этого никакого интереса нет.
— Так уж и никакого? — не поверила я.
— По тысяче долларов.
— По тысяче!? — вполне естественно удивилась я. — Ну и дешевый нынче киллер пошел. Смешно даже.
— Это почему же дешевый! — опять обиделся Ханжин. — Просто у Сивопляса сейчас денег нет. На мели он сидит. Обещал, что, когда фирма разбогатеет, доплатит. Чтобы по нормальным расценкам.
— Уверен, что не обманет?
— Пусть только попробует, — погрозил киллер Сивоплясу. — С нами так нельзя, чтобы обмануть. Может быть, все-таки развяжете? Ну, ей-богу, ноги затекли, шевельнуть не могу.
— Ну что ты, Степа? Мы же сами себе не враги. Нам здоровье беречь надо. Нельзя тебя развязывать.
— Понятно, — он даже не погрустнел. Просто понял все, что надо было понять, и смирился.
Вот и сложились у нас отношения. Не приятельские, конечно, но почти откровенные, ровные, без обиды. И в какой-то степени почти уважительные. Каждый делал свое дело. Теперь подошло время поговорить.
— Расскажи-ка нам, Степан, как дело было, — попросила я. — У меня тут с кое-какими подробностями ясности нет, а узнать интересно.
— А чего тут интересного? — пожал плечами Ханжин, но рассказывать стал довольно охотно. — Сивопляс с этим, с Серегой Черновым, снюхался, и тот ему формулы из «Химсинтеза» таскал. Не даром, конечно, за хорошую мзду. Они с братом похожи друг на друга: двойняшки, различить невозможно. Тот с работы уходит, а Серега сразу туда. Берет тетрадь, несет Сивоплясу. Там что надо фотографируют, и он ее обратно относит, кладет на место. Все чисто было. Его все за брата принимали, и никто шухера не поднял. А тут дело к концу пошло, там уже работу заканчивали. Последняя тетрадь оставалась. Серега ее взял и сказал Сивоплясу, что меньше чем за пять тысяч долларов не отдаст. А Сивоплясу без этой тетради сплошной зарез. И деньги очень большие отдавать не хочет. Он ведь жадный, когда деньги считает, руки трясутся. А может, у него и не было столько. Не знаю, он мне про это не говорил. Три тысячи он Сереге обещал, и все. А тот меньше чем за пять не соглашался…
Пленник замолчал, неловко зашевелился, пытаясь, видимо, принять более удобное положение, а потом продолжил рассказ:
— И тут случайность дурацкая произошла, мне позже Сивопляс рассказывал. Стоят они с Серегой на тротуаре, торгуются, и тетрадь эту Чернов в руках держит. А тут мимо троллейбус проходит. Другой Чернов, который из «Химсинтеза», у окна сидит. Ну и увидел, как они разговаривают, даже, наверное, тетрадь разглядел, у нее же обложка красная, приметная. Сивопляс Чернова тоже увидел и, конечно, струхнул. С Серегой они сразу разошлись, но Сивопляс хитрый, у него соображалка здорово работает. Он сразу тут же все просчитал и меня срочно вызвал. Можно сказать, по тревоге. И велел ствол с собой взять. Я, конечно, сразу примчался.
«Ствол, — спрашивает, — не забыл?»
«С собой», — отвечаю.
«Тогда садись, поехали!»
И отправились мы на его машине прямо к «Химсинтезу». Остановились там и ждем. Смотрю, Серега подходит и почти бегом в эту контору.
«Чего это он опять туда пошел?» — спрашиваю.
«А это, — говорит Сивопляс, — не Сергей. Это его брат, он здесь работает. Я тогда еще не знал, что Серега с братом близнецы. Как-то не было об этом разговора».
И верно, они здорово похожи. Да еще костюмы у них, рубашки, ботинки — все одинаковое. Стояли бы они рядышком, я бы не отличил, который из них Серега, а который его брат. Постояли мы недолго, смотрим, выскакивает этот Чернов и ходу, почти бегом… Поехали за ним. Недалеко он шел, минут десять, наверно. Потом в какой-то подъезд завернул. Мы осмотрелись — возле дома никого. Сивопляс и говорит:
«Давай, Степа, за ним, и быстро. Его убрать надо. Если его не убрать, он такой кипеж поднимет, что вся наша контора в трубу вылетит. Я тебя в машине подожду. Давай по-быстрому, и сразу уедем отсюда».
Я его на лестничной площадке догнал, попросил прикурить. Он повернулся, тут я и выстрелил. Глушитель я заранее, еще в машине, на ствол накрутил. Так что никто выстрела не должен был слышать. Гильзу я на всякий случай подобрал. Сел в машину, и мы сразу уехали оттуда. Вот и все.
— А к кому он шел, Чернов? — спросила я, стараясь не показать особой заинтересованности.
— Кто его знает… Может, к бабе шел. А может быть, к кому-нибудь посоветоваться. Я так думаю, что он, когда увидел Сивопляса с братом и тетрадь эту, сразу понял, что дело жареным пахнет. И рванул на работу. Посмотрел — а тетрадь тю-тю. Вот он и отправился к кому-то сказать об этом, скорей всего — к своему начальнику.
— Сивопляс ничего не сказал по поводу того, куда Чернов пошел?
— Нет, он только сказал тогда, что убрать надо, потому что Чернов кипеж поднимет. Больше ничего.
Понятно… Мы прикидывали, прикидывали, почему убийство произошло именно на моей лестничной площадке, да так ни до чего не додумались. А оказалось — просто случайность. Если бы Чернов пошел к себе домой, к Вересову или еще куда-нибудь, случилось бы то же самое. Только без меня. И я бы, вероятнее всего, этим делом не занималась…
— А моего-то за что? — вышла из кухни Галя, слышавшая оттуда весь наш разговор. — За что Сергея убил, изверг проклятый? Вы с ним, по разговору получается, дружками были, вместе пиво пили…
— Клянусь вам, Галина Васильевна, что ничего личного я на Серегу не держал. Просто работа такая поганая. Друг не друг, а когда заказ поступил, надо выполнять… Я, честное слово, Серегу уважал, хороший он парень. И не жмот, и в компании веселый, и песни хорошие знает. А если надо по пиву ударить — он первый, очень Серега пиво уважал. И угощать любил. Но если босс приказывает, никуда не денешься. Я ведь у Сивопляса работал. Он мне и удостоверение выписал, и зарплату платил, и документ на право ношения оружия достал.
— Так за что все-таки Сергея? За то, что тетрадь не отдавал? — попыталась уточнить я.
— И за это тоже. Но главное, даже не за тетрадь. С тетрадью они бы поторговались, поторговались и договорились. А вот как Серега узнал, что брата шлепнули, так сразу удила и закусил. Стал грозиться, что тетрадь теперь обратно отнесет, а про убийство брата в милицию заявит и всех заложит. И Сивопляса, и меня. Я-то на него зла не имел. Он родного брата потерял все-таки, понятное дело. Не хотел я Серегу трогать, честное слово, не хотел. Ну и заявил бы он в милицию… Я бы смылся, и ищи-свищи. А Сивоплясу, конечно, труба. Этому никуда не смыться, и фирме его без тетради кранты. Он и приказал мне Серегу убрать и тетрадь непременно достать. Три дня сроку дал на тетрадь. «Больше, — говорит, — ждать невозможно». Вот и все.
— Ясно… А скажи-ка ты мне еще, Степа, как Сергей в тот же подъезд попал, на ту же лестничную площадку? Он что, тоже к кому-то советоваться шел?
— Нет, это все Сивопляс придумал. Серегу ведь прямо у нас в конторе убрали, натурально в кабинете у Сивопляса. Он пришел туда и права качать начал, шум поднял. Сивопляс сразу меня вызвал. А сам стал Серегу уговаривать и обещал большие деньги. Он, мол, понимает, как много Серега сделал для их фирмы, и, как только волокно новое выпустят, он сразу Серегу озолотит, и тот сможет спокойно ехать загорать на Канары: хочет — с женой, хочет — без жены. И не надо, мол, портить взаимоотношения. А Серега совсем каким-то невменяемым стал, когда узнал, что брата убрали. «Я, — кричит, — родной кровью не торгую! Я вас всех, сволочей, достану! Вы у меня все в зону пойдете!» Сивопляс уговаривал его, уговаривал, потом моргнул мне, я и убрал. А потом, как стемнело, Сивопляс спрашивает меня:
