Лиза Марклунд - Пожизненный срок
— Кофе?
Анника благодарно взяла кружку.
— Как ты выносишь своих родителей? — спросила она.
Берит улыбнулась.
— Не суди ее слишком строго, она делает все, что может.
Анника снова села на ступеньку.
— Она всегда думает только о себе. Ее не волнует, что случается у меня, она интересуется только собой.
— Она маленький человек с узким кругозором, — сказала Берит. — Она не способна видеть тебя такой, какая ты есть на самом деле, и сама не осознает эту свою неспособность.
Глаза Анники наполнились слезами.
— Это так мерзко… так унизительно, — заговорила она. — Почему у меня нет такой мамы, как у всех, мамы, которая поддерживает и помогает, мамы, которая бы за меня переживала?
Берит села рядом с ней.
— Не у всех есть такие мамы. У многих людей вообще нет мам. Тебе просто надо понять, что ты не сможешь ее переделать. Она никогда не будет той мамой, которая так тебе нужна. Ты должна принять ее такой, какая она есть, а она должна принять тебя.
Некоторое время они сидели молча, глядя на темнеющий впереди лес. Поднявшийся ветер качал вершины сосен. Анника взглянула на часы.
— Ничего, если дети побудут с тобой, а я ненадолго съезжу в город? Мне надо еще раз встретиться с Ниной Хофман.
Берит кивнула.
— Я все время думаю о пропавшем мальчике, — сказала она. — Вся эта история кажется мне очень странной.
— Всякий может свихнуться, — заметила Анника. — Если жизнь начинает вдруг катиться под откос, то человек становится способным буквально на все.
Берит задумчиво посмотрела на коллегу.
— Не согласна с тобой, — возразила она. — Не всякий человек способен убить собственного ребенка. У такого человека в душе должно чего-то не хватать, не хватать внутренних барьеров, через которые нельзя переступать.
Анника смотрела на блестящую серую гладь озерных вод.
— В этом я не уверена, — пожала плечами она.
В следующий миг начался дождь.
Нина Хофман ждала Аннику за столиком кафе на Нюторгсгатан. Прихода Анники Нина не заметила. Сидела спиной к двери, бесцельно глядя в запотевшее окно. Волосы Нины были собраны в конский хвост, одета она была в серую ветровку. Свет из окна освещал профиль ничего не выражавшего лица. Нина сидела, опершись подбородком на руку. Мысли ее блуждали где-то далеко.
Анника обошла стол.
— Привет, — сказала она и протянула руку.
Нина Хофман встала, и они обменялись рукопожатиями.
Прежде чем сесть, Анника подошла к стойке:
— Один черный кофе.
Кафе постепенно заполнялось публикой. Начиналось время обеденного перерыва. От мокрой одежды по залу расползался запах влажной шерсти. Нина продолжала смотреть в окно.
— Ты что-то накопала? — спросила она. — Обвинения против Давида?
«Значит, можно обойтись без светских предисловий».
Анника поставила сумку на колени и, порывшись в ней, извлекла пакет сладостей и папку с документами из отдела кадров полицейского управления.
— Значит, тебе известно, что против Давида выдвигались обвинения? — спросила Анника, пряча сладости в сумку.
Глаза Нины на мгновение блеснули.
— Как ты об этом узнала?
Анника поставила сумку на пол и положила руки на стол.
— Пошла в отдел кадров полицейского управления, — объяснила она, — и все там выяснила. Почему это тебя так удивляет?
Нина снова отвернулась к окну.
— Я не знала…
Она надолго замолчала. Анника терпеливо ждала. Какая-то женщина с детской коляской попыталась протиснуться мимо них к соседнему столику, но Нина на нее не реагировала. Потом она обернулась к Аннике, пододвинула стул к столу и подалась вперед. Анника заметила темные круги под глазами Нины.
— Я никогда никому об этом не говорила, — сказала она, — потому что не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение. Я могу тебе доверять?
Анника подавила желание сглотнуть.
— Я не напишу ничего без твоего согласия, ты это знаешь. Ты — мой источник, и тайна твоей личности находится под защитой конституции.
— Я немного растерялась, когда ты мне позвонила, потому что мне казалось, старые обвинения давно похоронены и забыты.
— Но откуда ты о них знаешь?
Нина поправила волосы.
— Мне показала их Юлия. В последний раз мы виделись незадолго до убийства. Она наткнулась на документы в подвале.
Анника с трудом подавила желание сунуть руку в сумку и достать ручку и блокнот. «Надо постараться все запомнить».
— И зачем она тебе их показала?
Нина в нерешительности задумалась.
— Я всегда старалась помогать Юлии, поддерживать ее, но это не всегда было легко. Но она знала, что, если ей станет по-настоящему тяжело, она всегда сможет обратиться ко мне. Думаю, она была на грани разрыва с Давидом. Она никогда об этом не говорила прямо, но я чувствовала… — Нина придвинулась ближе к столу и заговорила еще тише: — По дороге сюда ты не встретила полицейских?
Анника с опаской посмотрела на сидевшую напротив женщину.
— Я должна была их встретить?
— Я специально выбрала это кафе, потому что коллеги обычно сюда не ходят. Давид подчас очень плохо обходился с Юлией, да и остальные полицейские относились к ней не лучше. Они и сейчас относятся к ней отвратительно. Им все равно, что было на самом деле, они считают ее убийцей. Честного суда мы не дождемся.
За стойкой зашипела кофемашина, и Нина подождала, когда затихнет звук.
— Ты была права, когда назвала его властолюбивым уродом. Юлии постоянно приходилось себя контролировать, когда она что-то говорила в присутствии Давида. Она никогда не могла быть с ним откровенной.
— Он бил ее? — спросила Анника.
Нина покачала головой:
— Никогда, он был не настолько глуп. Но он угрожал ей, даже в моем присутствии. Например, говорил, что превратит ее жизнь в ад, если она тотчас не вернется домой. В какой-то момент он мог быть очень мил, целовал Юлию в присутствии других людей, но в следующее мгновение мог довести ее до слез жестокими замечаниями. Он запугивал ее, потом раскаивался и просил прощения. Юлия слабый человек, она не могла ему противостоять. Все стало еще хуже, когда она узнала, что он часто ей изменяет…
Взревела соковыжималка, и Анника ощутила сильное раздражение, когда женщина с коляской решила отвезти ребенка в туалет.
— Он ей изменял? — спросила Анника.
Нина вздохнула и подождала, пока мамаша протиснется мимо их столика.
— Я не знаю, смогу ли это объяснить так, чтобы ты поняла, — сказала она. — Давид всегда был бабником, еще до того, как познакомился с Юлией. В отделе до сих пор вспоминают о его приключениях. Эти истории постоянно рассказывают Кристер Бюре и его команда. Все они когда-то отличались на этом поприще. Но когда появилась Юлия, все это прекратилось. Во всяком случае, он перестал публично хвастаться своими победами, и его ребята, кажется, были этим не слишком довольны…
— Они потеряли свою сексуальную икону, — усмехнулась Анника.
— Внешне все это так и выглядело, но его хватило ненадолго. Должно быть, романы у него были постоянно, но Юлия узнала об этом только через несколько лет. Одна женщина позвонила ей и сказала, что по-настоящему Давид любит только ее и что Юлия должна дать ему свободу. Это было вскоре после рождения Александра.
— Господи, — произнесла Анника.
— Юлия нашла в доме адресованное Давиду письмо. В конверт был вложен ультразвуковой снимок плода. В письме было сказано: «Я убила нашу дочку, ее звали Майя. Теперь твоя очередь». Мне кажется, это письмо страшно ее потрясло.
— Что она сделала?
— Думаю, она пыталась поговорить с Давидом, но точно в этом не уверена. С ней было очень трудно общаться. У Давида была очень неспокойная работа. Иногда он подолгу работал за границей. Однажды они полгода жили в таунхаусе в Малаге.
— В Малаге?
— Это на юге Испании. Дом стоял в Эстепоне, к востоку от Гибралтара. Я ездила к ним в гости. Юлия выглядела как призрак. Она говорила, что у нее все в порядке, но я уверена, она лгала…
В кафе ввалилась группа шумных подростков — их жестикуляция и громкие голоса вызвали явное неудовольствие сидевших в кафе мамаш.
— Когда появился Александр, все стало совсем плохо, — продолжала Нина, не обращая внимания на невоспитанных подростков. — Он родился недоношенным, и Юлия впала в послеродовую депрессию, и мне кажется, она так от нее и не оправилась. Когда она снова вышла на работу, стала терять самообладание, когда что-то случалось с детьми — будь то насилие, ДТП, да все, что наносило им вред. Два года назад она была освобождена от работы из-за нервного истощения. Последний год она вообще не работала…
Анника смотрела на инспектора Хофман и старалась упорядочить полученную информацию.
