Катя Чудакова - Белоснежка и семь клонов
Как не растягивай сигаретку, а она заканчивается рано или поздно, и надо возвращаться к своим книжкам и тетрадкам… В половине пятого утра Ирина все-таки прилегла – курсовая работа готова, а до подъема еще два часа можно поспать…
Следующий день прошел в суете, отягощенной полусонным состоянием и скопившейся за пропущенный вчерашний день дополнительной работой.
Забирая Тимура из ясельной группы детского сада, Иришка мечтала только об одном – пораньше уложить ребенка и лечь спать самой.
«Встречаются же люди, которые могут не спать сутками! А я как ни борюсь с собой – если не наберу своих семь часов сна, то потом хожу вареная весь следующий день. Что за неудачный продукт произвела матушка-природа в моем лице?»
Истязая себя комплексами собственной неполноценности, она подошла к своему дому.
– Ира! – окликнул ее знакомый голос.
Она подняла голову и увидела спешащую к ней Марию Петровну.
«Никогда бы не дала ей пятьдесят пять лет! Она ведь сама сказала, что недавно вышла на пенсию… Стройная фигура, красивое лицо, величественная осанка – королева, да и только!» Глядя на соседку, Ирина распрямила спину и вытянула шею – ей еще учиться и учиться, как быть настоящей женщиной! Она уже давно переросла возраст гадкого утенка, а вот прекрасным лебедем так и не стала… Что ж, какая есть, такая есть…
Приблизившись к Ирине и Тимуру, Мария Петровна улыбнулась, протягивая ей обернутый в газету сверток:
– Я тебя долго не отвлеку, знаю, что устала и хочешь отдохнуть. Вот, пироги сегодня пекла, самой все рано не осилить, а у тебя времени нет возиться – возьми, не побрезгуй. Может, и Тимурчику понравится. Правда, детка? – она присела на корточки и начала разговаривать с малышом. – Хочешь пойти со мной погулять?
Тимур просительно посмотрел снизу вверх на маму:
– Хочу гулять!
Мария Петровна виновато глянула на Ирину:
– Может, я и на самом деле схожу с мальчиком на детскую площадку, а ты отдохнешь пока. Через час или два – как скажешь – приведу его к тебе домой, или ты заходи ко мне. Я купила для внучки игрушечную железную дорогу, но она у меня редко бывает, и ее не удивишь ничем – у другой бабушки игрушек побольше да подороже… А Тимурчику, думаю, понравится. Ну, что, отпускаешь нас?
Мальчик уже стоял возле чужой бабушки и держал ее за руку.
Ире ужасно хотелось побыть в тишине хотя бы какое-то время, отдохнуть, расслабиться. С маленьким ребенком это получается редко, но отпустить сына с едва знакомой соседкой? Пусть даже такой милой и симпатичной? Но ведь это не просто соседка… это мама доктора Димы…
– Ну что с вами сделаешь? Гуляйте! Я зайду за Тимуром к вам домой, чтобы вам не подниматься ко мне на четвертый этаж.
– Договорились!
Ирина еще полминуты посмотрела вслед удаляющейся парочке. Если смотреть сзади, можно подумать, что идет молодая мама с сыном.
«Мария Петровна с мальчиком так увлеклись общением друг с другом, что даже не оглянулись посмотреть, что делаю я! – Ирина почувствовала укол ревности, но потом, спохватившись, подумала: – Они ведь заполняют друг другу вакуум, образовавшийся там, где могли бы быть их родные бабушка и внучка. Но…»
Свою родную бабушку, бывшую Иришкину свекровь, Тимурчик не знал вообще – та потеряла интерес к внуку еще до его рождения. Внучка Марии Петровны тоже не баловала бабушку визитами, пусть и не по своей вине…
С этого времени между двумя женщинами установились особенные отношения – тут была и доверительность двух подруг, и взаимопонимание матери и дочери, и сострадание одной одинокой женщины другой, и передача жизненного опыта опытной учительницы неискушенной в жизненных соблазнах ученице.
Было и еще нечто, о чем никогда не говорилось вслух – особое трепетное отношение к божеству по имени Дима. Нет, Мария Степановна, конечно, часто говорила о сыне, иногда разговаривала с ним по телефону в присутствии Ирины. У нее дома на стенках висело много фотографий Димы и внучки Оленьки.
Иришка любовалась – какая хорошенькая девчушка! Сразу видно – вырастет, станет красавицей. А как может быть иначе с такими мамой и папой?
Одно удивительно – родители оба светленькие, а она темноглазая, с густыми блестящими каштановыми волосами. Но однажды ее любопытство получило неожиданное разъяснение.
– Я родилась на Украине, – ударилась как-то в воспоминания Мария Петровна, угощая Ирину настоящими украинскими варениками с вишней, – так что не удивляйся – мои кулинарные пристрастия отличаются от традиционных сибирских.
– Я это уже заметила, – улыбнулась Ирина, – и не в обиду будет сказано сибирячкам, мне такая кухня больше по вкусу. Может, потому, что, как и на моей родине – в Джамбуле, в ней много овощей и фруктов? Кстати, а где вы достали такие вишни?
– На рынке купила. Пришлось раскошелиться – я позволяю себе раз в месяц такие излишества. Чаще с моей пенсией не получается, но надо хотя бы изредка себе делать праздник. А особенно радостно, когда этот праздник можешь разделить с кем-то еще, – сказала добрая женщина, подкладывая Ирине в тарелку еще одну порцию аппетитных вареников.
– А как же вы оказались в Сибири? – вернулась Ирина к началу разговора.
– Сначала я попала на Урал. Случилось это до войны, я тогда еще была девочкой-подростком. Родилась в крестьянской семье – мой отец еще в детстве сбежал из шахтерского поселка, где жила его мать и сводные братья-сестры, и поселился в деревне. Потом сам женился и обзавелся детьми. Я была самой старшей из шестерых сестер и братьев. Отец наш имел большой надел земли, был зажиточным крестьянином, или, как тогда называли, – кулаком. Когда пришла пора коллективизации и раскулачивания, он, с болью в сердце, но добровольно, отдал все свое имущество и землю в колхоз. Потеряв в одну минуту все нажитое своим тяжелым трудом имущество, отец не мог больше оставаться в деревне, и мы отправились в город. Это потом стали рассказывать про живодеров-кулаков, эксплуатирующих батраков. На самом деле было совсем не так. Изначально-то условия были у всех равные – но одни трудились от зари до зари, а другие бездельничали и пьянствовали. В результате пьяницы продавали свою землю трудолюбивым соседям, а, пропив и эти деньги, шли к ним в работники. Причем, многие семьи нуждались в дополнительной помощи только во время посевной и сбора урожая, в остальное время трудились своей семьей, от маленьких детей до стариков, которые в состоянии были стоять на ногах. Вот эти самые пьяницы и получили свою земельку обратно, образовав колхозы. А мы в городе начали новую жизнь, отец устроился на завод, мать занималась хозяйством – шестеро маленьких детей требовали внимания. В 1938 году мне исполнилось шестнадцать лет, я получила паспорт и ощущала себя уже совершенно взрослой. Я мечтала быстрее окончить школу и пойти учиться. Мне хотелось поступить в медицинский институт, хотя я понимала, что вряд ли удастся реализовать мечту – придется идти работать, чтобы помочь семье. Братишки и сестрички подрастали, аппетит у всех был, дай боже, и бедной матери порой приходилось придумывать какие-то совершенно неимоверные блюда, просто чтобы забивать желудки вечно голодных детей и тяжело работающего мужа. И тут случилось непредвиденное. Может, тебе приходилось слышать о тех временах? Если нет, скажу в двух словах. В 1937 году в СССР началось то, что в средние века называлось «охотой на ведьм». Малейшее подозрение в нелояльности к Советам, недовольство правительством, несогласие с курсом партии, неосторожно рассказанный анекдот или необдуманно брошенное слово, могли стоить не только свободы, но порой, и жизни «смельчаку». Саботажем считалось пятиминутное опоздание на работу. Страна превращалась в зону строгого режима. К счастью, мы тогда об этом серьезно не задумывались, хотя подспудный страх, затаившись, жил почти в каждой семье. Но чего бояться нам, честным труженикам? – рассуждали большинство советских граждан. Так, в полном неведении и попадали в «места не столь отдаленные». Иногда партийному функционеру просто надо было выслужиться и выполнить разнарядку по обнаружению «врагов народа». Прекрасной кандидатурой для разоблачения оказался мой отец – бывший «кулак». Поскольку конкретного обвинения предъявить ему не смогли – наученный опытом других, он ни на какие провокации не поддавался, отец просто-напросто получил повестку о выселении на Урал, без всяких объяснений. Что нам было делать? Отец был единственным кормильцем в семье из восьми ртов. Я сама предложила выход – поеду вместо отца. А почему нет? Отец должен явиться завтра на вокзал с вещами. Вместо него пойду я, у меня уже есть паспорт, у нас одна фамилия – Омельченко. В украинских фамилиях нет мужского и женского рода. Отмечусь в списке и поеду в ссылку – семья останется с кормильцем, пусть даже ему придется поменять работу или переехать в другое место. Так и сделали. Подмену никто не заметил. И я оказалась на Урале.
