Марина Серова - Моя очередь развлекаться
Наконец в свете фар я различила знакомые мне по первому посещению очертания алексеевской фазенды.
Он подогнал свою машину к самому крыльцу, и той минуты, пока и мы подъехали туда, ему хватило, чтобы вбежать в дом и захлопнуть дверь.
Поскольку Петя находился в состоянии аффекта, то вышибить достаточно хлипкую дверь своим могучим плечом ему не составило труда.
Мы ворвались в холл, где перепуганная мамаша-ведьма пыталась загородить нам дорогу.
Я без церемоний ткнула ей в нос чистяковский пистолет, подобранный мной, пока я скрывалась за дубовым столом от пуль Коли Якоря.
— В-вы чего? — залепетала насмерть перепуганная мамаша.
— Быстро! Куда он делся, а то получишь пулю в лоб!
У старухи еще сильнее затряслась челюсть:
— О-он в-в подвале…
— Где подвал?
— Т-там…
Она ткнула рукой в левый угол холла, где была открыта крышка чего-то вроде погреба.
Мы с Петром подскочили туда и увидели железную лестницу, ведущую вниз.
— Я первый!
Петя буквально оттолкнул меня и с пистолетом в руке начал спускаться по этой лестнице.
Когда я полезла вслед за ним, то услышала голос Алексеевского:
— Бросай пушку!
Не совсем сообразив в горячке, что означают эти в общем-то простые слова, я спрыгнула на бетонный пол подвала вслед за Петром и услышала:
— И ты тоже брось пушку!
Моим глазам открылась следующая картина — на обычной кровати с панцирной сеткой лежала Тиана. Голова ее была замотана бинтами с бурыми пятнами крови. Тело покрывало какое-то драное серое одеяло, поверх которого лежали руки.
Над нею стоял Алексеевский, направив пистолет в грудь Тиане.
Мы с Петром держали свои пистолеты, соответственно, направленными на Алексеевского.
Короче, ситуация была тупиковая. Я понимала, что брось мы свое оружие, этот подонок застрелит Тиану, затем нас, потом спалит дачу вместе с горячо любимой матушкой да еще успеет на самолет.
С другой стороны, если мы не бросим оружие, терять ему нечего, он застрелит бедную девушку, хоть и понимает, что затем сам отправится в ад.
Тиана скосила глаза в нашу сторону, и мне показалось, что слабая улыбка появилась на ее лице.
И тут произошло нечто неожиданное для всех. Она резким движением левой руки отвела руку Алексеевского с пистолетом в сторону.
Этой секунды хватило, чтоб прозвучало сразу два выстрела. Пуля Алексеевского врубилась в бетонный пол и срикошетила, к счастью, в сторону от нас.
А пуля Петра прошила ему правое плечо. Подонок скорчился от боли, а Петя, подскочив к нему, продемонстрировал свой знаменитый удар в челюсть. Обмякшее тело отлетело к стене и сползло по ней.
Я подбежала к Тиане и обняла ее.
— Бедная девочка! Господи, за что тебе такие мучения?
Тиана улыбнулась и еле слышно произнесла:
— Танечка, я уже и не думала тебя увидеть… да и вообще… мир.
— Ты лучше скажи, у тебя что-нибудь повреждено?
— Нога вывихнута… синяки… А так ничего, ходить только не могу, а то бы давно сбежала.
Я огляделась. Петя стоял над бесчувственным Алексеевским и поигрывал пистолетом. Представляю, как ему хотелось добить подонка.
— Петр, не делай глупости!
Я подошла к нему и положила руку на плечо.
— Успокойся, он теперь никуда от нас не денется. А меня очень интересует один вопрос. Как этот подонок умудрился не разбиться тогда на самолете?
— Татьяна, это могу рассказать тебе я, — вдруг подала голос Тиана.
Моему удивлению не было предела:
— А ты-то откуда узнала?
— Не забывай о его склонности к болтовне и самолюбованию. Мерзавец столько раз передо мной расхаживал и похвалялся, какой он умный да какой он хитрый.
— Ладно, ты расскажешь это попозже и в другом месте. Отсюда надо уезжать.
Петр подошел ко мне, положил руки на плечи, пристально посмотрел в глаза и спросил, кивнув в сторону Алексеевского:
— А с этим… что будем делать?
Я обернулась к Тиане:
— Дорогая моя, теперь вам с Петром решать. Я свою работу выполнила, как смогла. А договаривались мы, если помнишь, так: наказываешь ты. Ну, теперь еще и Петя… Решайте.
Тиана молчала.
Петр прошелся по подвалу. Подошел к лежащему на полу Алексеевскому. Из простреленного плеча незадачливого похитителя сочилась кровь.
— Перевернуть бы надо, всю машину мне испачкает.
Я удивилась:
— А куда ты собрался его везти?
— На кладбище.
— В смысле?
— В том смысле, что у него там имеется персональная могила.
Я смотрела на Петю широко открытыми глазами:
— Ну… да…
— Вот пусть там и полежит. Сам копать сейчас не сможет, так я не поленюсь выкопать.
Мне стало немного не по себе:
— А… закопать?
— Это уж как Бог даст. Так полежит, в незакопанной.
Тиана медленно повернулась на бок и сказала:
— Я поняла, о чем толкует Петя. Хорошая идея. Убить его никто из нас не сможет, а вот в собственной могиле пусть полежит до утра. Может, поумнеет.
Я молчала. В конце концов, это их право решать, как наказать подонка, исковеркавшего им жизнь и отнявшего любимого человека. Мне придется помогать им, куда ж деваться…
Петр сходил наверх, принес кусок простыни и перевязал Алексеевскому рану. Сказал, что мамаша там наверху лежит и стонет, мол, помирает.
— Нам не до нее, — откликнулась Тиана.
Затем мы с Петей, изрядно намаявшись, довели Тиану до машины и осторожно усадили туда. Потом приволокли более-менее оживающего Алексеевского. Петр попутно прихватил лопату из садового инвентаря.
…Обратно мы ехали медленно, чтобы Тиану сильно не растрясло. А она рассказывала:
— Мы не могли понять, каким образом этот гад оказался в списке погибших пассажиров? Он как раз летел из Германии, после пластической операции. Самолет по каким-то техническим причинам сел в аэропорту Нижнего. Пассажиры часа три провели в специальном зале. А этот фрукт как-то умудрился выбраться оттуда и так нажрался в буфете аэропорта, что проспал свой рейс. Повезло подлецу. А когда чуть протрезвел, уже передавали сообщение, что самолет разбился. Он мне сказал, что потом на радостях еще три дня пил горькую. Но, очухавшись, сообразил, какие выгоды это может ему принести. И быстренько оформил все, как надо. Даже на собственные похороны с удовольствием сходил… а потом купил разоряющуюся фирму по торговле недвижимостью и почувствовал себя вполне комфортно.
Самое интересное, что Чистяков, когда принимал меня на работу, не подозревал о наших бывших отношениях с его шефом. Тем более что я с Алексеевским ни разу не встречалась по работе, и он со мной тоже.
— Да-а, дивны дела Божии, — задумчиво протянул Петр.
— Это скорее дьявольские дела, — откликнулась Тиана.
Я задала ей еще один вопрос:
— А как тебе удалось добыть эту кассету?
— Когда я оформляла сделку купли-продажи с его мамашей, то ходила по комнатам и рассматривала все с большим интересом. Особенно его комнату. И вот на полке с видеокассетами мой взгляд упал на такое знакомое имя на одной из кассет. Мое имя. Я и положила кассету в сумку.
— А как ты потом его опознала?
— Случайно в магазине. По голосу и вот по этим полупальчикам, — Тиана кивнула в сторону сидящего рядом и тупо мотающего головой Алексеевского.
Я вздохнула:
— Ладно, все более-менее ясно. Кажется, мы приехали.
Петр запер машину, чтобы Алексеевский, если вдруг очнется, не смог без нас выбраться, и мы бережно довели Тиану до моей квартиры, где я уложила ее на кровать.
— Подожди нас часика два. За это время, надеюсь, управимся, — сказал Петр, и мы ушли.
…Через полчаса Петина «девятка», погасив фары, подъехала к кладбищу. Конечно, не к центральному входу, где могли тусоваться какие-нибудь здешние личности.
Я взяла лопату, Петр вытащил из машины Алексеевского и, взвалив его на плечо, как мешок, двинулся вслед за мной.
В темноте дорогу к нужной нам могиле найти было труднее, но я предусмотрительно захватила фонарик. Да и луна была полная, так что вскоре мы добрались до места.
Когда Петр сбросил с плеча тело Крепцова-Алексеевского, тот замычал и попытался встать на четвереньки. Но Петя, недолго думая, своим кулачищем так приложился к его макушке, что тот опять рухнул без чувств.
…Работал Петя споро. Через час стандартная по размерам могила была выкопана, и лопата стукнулась о крышку цинкового гроба.
Петр вылез из ямы, предварительно выкинув лопату, отряхнулся… Потом подхватил под мышки «отдыхающего» Алексеевского и аккуратно спустил его в яму, прямо на крышку собственного гробика…
Я молча курила.
— Закапывать я его, Танечка, конечно же, не буду. Отлежится, придет в чувство… Выберется он отсюда вряд ли, правая рука не работает. Будет звать на помощь — добрые люди, может, и вытащат.
