Наталия Швец - Мой друг работает в милиции
— А именно?
— Говорит: у американского радио спрашивают: «Какая разница между неграми и белыми медведями?» А американское радио отвечает: «Точно не знаем, но кого-то из них нельзя убивать».
Он хихикнул, выжидательно смотря на Мохова. Однако новых вопросов не последовало. Мохов сделал какую-то пометку в блокноте и встал.
— На этом, товарищ Куприянов, сегодня попрощаемся. Не исключено, что на днях мы вас еще побеспокоим.
— Ради бога, ради бога, чем могу — всегда пожалуйста. — Он направился к выходу и уже на пороге обернулся и скорбно покачал головой: — И откуда только берутся бандиты? Страшно из дому выйти. Год в кино не был, еще пять лет не пойду!
Он вышел, неслышно прикрыв за собою дверь. Мохов склонился над блокнотом, жирно подчеркнул занесенные на чистую страничку два слова: «Гражданин начальник» и поставил два больших вопросительных знака.
* * *Скрипкина оказалась маленькой сухонькой старушкой, в коротком не по возрасту платье, с ярко накрашенными тонкими губами и в соломенной шляпке с голубым бантом.
— Я вызвал вас по делу об убийстве Кривулиной, — сказал Мохов.
— Я сразу догадалась, — самодовольно сказала Скрипкина.
— Почему вы так подумали?
— Ничего удивительного. За мною никаких нарушений нет, совесть моя чиста, значит вызывают в связи с этим жутким происшествием. С этим кошмарным убийством!
— Вы правы, за вами никаких нарушений нет. Хочу задать вам несколько вопросов. Скажите, Антонина Ивановна, в каких отношениях находилась Кривулина с вами и супругами Куприяновыми? Насколько мне известно, других жильцов в вашей квартире нет?
Быстрым движением Скрипкина поправила сбившуюся набок шляпку и вдруг затараторила, задребезжала, как старая таратайка по бездорожью:
— Между нами, женщинами, отношения были идеальные. Разумеется, случались мелкие недоразумения непринципиального характера, кратковременные эксцессы. Но, должна сказать правду, эти досадные скандалы возникали не чаще раза в месяц, на болезненной почве расчетов за электричество в местах общего пользования, за телефон и тому подобное.
Скрипкина умолкла, показывая всем своим видом, что с нетерпением ожидает новых вопросов. Ее обесцвеченные мелкие кудряшки выбились из-под шляпки, и маленькое круглое личико стало до смешного похоже на мордочку старой болонки.
— Вы сказали, Антонина Ивановна, что между женщинами отношения были идеальные. А каковы были взаимоотношения между Кривулиной и Куприяновым?
— Мне грустно вспоминать об этом, товарищ лейтенант. Скажу вам по секрету, что наш квартуполномоченный Григорий Матвеич Куприянов совершенно лишен соответствующего воспитания, его манеры ужасны. Не далее как две недели назад, сразу же после отъезда его супруги в отпуск, разразился эксцесс. Григорий Матвеич вел себя не по-советски. Конечно, если бы он знал, что я дома, он бы не позволил себе такое, но он был убежден, что меня нет… и Зиночка тоже так думала…
— А почему они думали, что вас нет дома?
— Утром Зиночка и Григорий Матвеич вместе уходили, мне это сразу показалось подозрительным, им же надо в разное время на работу. Я и сказала, что с семи вечера меня не будет: я сказала, что у меня есть билет в цирк. Они и поверили.
— Значит, на самом деле вы не собирались идти в цирк?
— Конечно, не собиралась. Что я там не видела? Коней? Клоунов? Я люблю серьезное искусство, уж если куда идти, так в оперетту.
— Для чего же вы сказали, что вас не будет дома?
— Я же объяснила, что его жена уехала в отпуск!
— Какое отношение имеет отъезд жены Куприянова к вашему… к вашей выдумке о цирке?
— Ах да, об этом я еще не сказала. Видите ли, когда Любочка, — это жена Куприянова, — уезжала, она, прямо-таки умоляла меня… Она боялась, что Григорий Матвеич станет ухаживать за Зиночкой. Просила меня следить за ним…
— У нее были основания для таких подозрений? — спросил Мохов.
Скрипкина затрясла кудряшками.
— Еще бы! У Кривулиной вдруг появились дорогие вещи: английские туфли, пальто с норковым воротником, холодильник висячий. А в день ее трагической смерти я сама видела на ее руке золотое кольцо с камнем. Представляете?! Это на ее-то зарплату! Любочка мне сказала, что не иначе, как Григорий Матвеич делает ей памятные ценные подарки. А за какие глаза, спрашивается?!
— Но разве Куприянов получает такую большую зарплату, что имеет возможность делать дорогие подарки?
Лицо Скрипкиной сразу приняло настороженное выражение:
— А этого, вы меня извините, я не знаю. Я в чужие дела не вмешиваюсь.
— Хорошо. Вернемся к нашему разговору. Что же произошло вечером, когда они думали, что вас нет дома?
— Страшная сцена! Сижу тихо в своей комнате, слышу, пришла Зиночка. Что-то там повозилась в комнате, потом пошла на кухню варить чего-то. А кухня как раз напротив моей комнаты. Вскоре, слышу, и Григорий Матвеич появился, и сразу к Зиночке на кухню. Они, конечно, думают, что в квартире никого нет, — дверь в кухню настежь. Я прямо дышать перестала, чтобы не пропустить чего. Поначалу они говорили совсем тихо, я даже расстроилась, ничего не слышно, думаю, как же я теперь в глаза Любочке смотреть буду — рассказывать нечего. И вдруг, представляете, слышу крики. И он кричит, и она кричит. Прямо страшно… — Скрипкина остановилась, перевела дух и водворила на место непокорную шляпку.
— Почему же они кричали, — вы что-нибудь поняли?
— Что кричали — помню, а в чем было дело — не разобрала.
— Что же они кричали?
— Первой закричала покойница, прямо зашлась: «Меня… — кричит, — задешево не купишь! Я твои махинации знаю! Недаром на коммутаторе в твоем СМУ два года работала. Все твои разговоры по телефону помню. Ты у меня со своими дружками загремишь, не опомнишься! Десятка тебе обеспечена!» Я, товарищ лейтенант, признаюсь, не поняла, при чем здесь десятка, кто ее должен дать Григорию Матвеичу…
— Это неважно. Прошу вас продолжать. Что ответил Куприянов Кривулиной?
— Жутко вспомнить! Он замахнулся на нее кулаком!
— Постойте. Вы были в своей комнате, как же вам удалось увидеть, что Куприянов замахнулся на нее кулаком?
Скрипкина отвела глаза в сторону и беззвучно хихикнула.
— Еще раз прошу объяснить, каким образом вы могли увидеть, что делается в кухне, если вы находились в своей комнате за закрытой дверью?
— У меня, товарищ лейтенант, над дверью фрамуга, она застекленная, я и увидела.
— Как же вы могли видеть через фрамугу, она же высоко, выше двери?
— А я сразу же стремяночку подтянула, — я свою у себя держу. Мне с нее все видно было как на ладошке…
— Продолжайте. Ударил Куприянов Кривулину?
— Слава богу, не ударил, но такое сказал, такое сказал, что как вспомню — мурашки по спине бегают…
— Что же он сказал?
— «Я, — говорит, — тебя раньше на тот свет отправлю! Отравлю, как чумную крысу!» А покойница, можете представить, не испугалась, кричит в ответ: «И об этой угрозе сообщу кому надо! Только и думаешь меня со света сжить, от свидетеля избавиться!» И, не поверите, плеснула в него щами из кастрюли! Я, как увидела все это, как услышала, прямо со страху чуть со стремянки не свалилась.
— Как вы полагаете, что имела в виду Кривулина, говоря, что Куприянов хочет избавиться от нее, как от свидетельницы?
— Который день сама голову ломаю — ума не приложу, прямо извелась…
— Значит, Куприянов и Кривулина были за последнее время в ссоре? Не разговаривали друг с другом?
— В том-то и дело, что наоборот. Помирились! Не знаю, что и подумать! Ненавижу сплетни, но в интересах истины… Слышала, как он звал ее в театр.
— В театр или в кино?
— Вот уж не скажу точно. Может быть, и в кино. Твердо помню, что приглашал, только не помню куда именно.
— Постарайтесь припомнить точно, когда это было. Число?
— Число? Это было за два дня до гибели Зиночки. Значит, утром, третьего сентября.
— Кривулина согласилась пойти с ним?
— Она тихо ответила, так что не знаю, что сказала, а только думаю, что согласилась.
— Скажите, Антонина Ивановна, лично у вас отношения с Кривулиной были нормальные?
— Абсолютно!
— А с Куприяновым?
— Идеальные!
— Ну хорошо. Надеюсь, что наша беседа послужит на пользу дела. Предупреждаю вас, что наш разговор пока что никто, ни один человек, не должен знать. Если найдете нужным дополнить ваши показания новыми фактами — вот вам номер моего телефона, позвоните, и мы встретимся еще раз. Всего вам доброго, и помните — никому ни слова.
— Уж я, товарищ лейтенант, что-что, а тайны хранить умею. — И, поправив непокорную шляпку, Скрипкина встала, протянув с улыбкой Мохову руку, сверкающую перламутровыми ногтями.
Расставшись со Скрипкиной, Мохов сделал в блокноте запись: «Подарки Кривулиной? Угроза убийства: «Отравлю, как чумную крысу». Подслушивала на коммутаторе разговоры Куприянова (махинации)».
