Елена Арсеньева - Ключ к сердцу императрицы
Неужто тот самый ключ?!
— За все не поручусь, — ответствовал Кеша, — но им одним все ящички сего стола можно было открыть и закрыть. К шкафам книжным он также подходил, и к бюро, хотя там замки куда больше по размеру и скважины шире. Раз я попробовал дверь кабинета им закрыть — и что ж вы думаете? Удалось! Надо быть, и к другим дверям тоже ключик пришелся бы, да беда — запропал куда-то после смерти Гаврилы Иваныча. Может, отыщется когда-нибудь…
Лидия покачала головой. Она совершенно точно знала, что нет, не сыщется ключ от затейливого французского комодика со смешным названием fêve, то есть боб. Не сыщется, потому что валяется где-то в московском проулке, засыпанный пылью и пеплом… и не найти ни его, ни проулка того, ни дороги домой…
Навернулись слезы мгновенной тоски о прошлом, такой тоски, что Лидия едва не разрыдалась. Скрывая слезы, проговорила дрогнувшим голосом:
— Что же императрица такой ценный ключ Гавриле Иванычу отдала? Небось он бы ей и самой пригодиться мог, если и в самом деле все открывал?
— В том-то и беда, — заговорщически шепнул Кеша. — Якобы государыня этим ключом невзначай открыла одну дверь, накрепко запертую с другой стороны — а там оказался один из… ну, из тех, кто у нее тогда в случае был, да в приятной дамской компании…
И Кеша испуганно прикрыл ладонью рот, пробурчав почти невнятно:
— Ох, разболтался я! Вы уж, барышня, никому не сказывайте…
— Понятное дело, — рассеянно пробормотала Лидия, ибо и в самом деле все было совершенно понятно.
Екатерине Алексеевне, открывшей то, что лучше было бы не открывать, теперь и дотронуться до этого ключа было противно! Вот она и сбагрила его бывшему мимолетному любовнику, который как раз собрался жениться. С намеком — отнюдь не все двери следует открывать!
— Императрица была права, — усмехнулась она. — Наш мастер Василий Октябрев всех перемастачил. Это же надо — ключ, открывающий ВСЕ, сделать! Уму непостижимо, как это возможно!
— Да говорят, тот мастер врагу рода человеческого душу продал, вот и вся хитрость, — как-то буднично брякнул Кеша. — Ну, нечистый ему и подсобил.
— Душу продал?! — так и ахнула Лидия. — Да ну, разве такое бывает?
— А почему ж? — пожал плечами Кеша. — Исстари пословица жива: кузнец-де с чертом водится. В кузне своей он воистину адский пламень раздувает! Об том Василии Октябреве знаете что рассказывали? Он-де убил одного немецкого мастера, который тайно выведывал его секреты. Ну и приговорили его к смерти. Граф Петр Борисович Шереметев стал просить помилования у императрицы для сего великого мастера. А она говорит: вот коли он в самом деле так велик, как ты сказываешь, пускай сделает мне ключик, который открывает любую дверь. Тогда, мол, я его помилую. Стал Василий Октябрев ключик такой придумывать, а никак не получается. И тогда посулил он ворогу нашему, диаволу, что душу отдаст в вечное пользование, коли тот ему поможет сделать ключ, коего императрица желает. Ну, бесу-то никакое дело не в дело, махнул он хвостом — и готово. Освободили Василия Октябрева — он еще потом ее величеству цепочку сделал из замочков для ключиков, которые якобы запирали сердца всех тех, кого она любила, от соблазнов.
Лидию озноб пробрал. Да ведь про эту самую цепочку ей рассказывал Алексей Рощин в крошечном корректорском кабинете, иначе говоря, в штаб-квартире фирмы «Ключ к тайне»…
— И что, явился потом черт за его душой? — спросила она, не слыша своего голоса.
— Знать, явился, он же, ворог наш, не упустит своего, — пожал плечами Кеша. И тут же испуганно вздрогнул… ибо упомяни о черте, а он уж тут!
Издалека донесся зычный зов Фоминичны:
— Кешка! Поди сюда!
— Ох ты, господи! — простонал Кеша. — Начисто позабыл, что меня на птичьем дворе ждут… гусиное перо драть на подушки да перины.
— Что за ерунда? — удивилась Лидия. — Там же девок полно для такой работы.
— У девок у наших пальцы толстые да неуклюжие, — со знанием дела пояснил Кеша. — А у меня, наоборот, длинные да ухватистые. Я как начну, как начну… они по одному гусю едва ощиплют, а я уж тройку оголил!
— Ладно, — хихикнула Лидия, — беги, оголяй очередную тройку. Спасибо тебе, что все рассказал. А я в кладовку пойду.
Кеша с поклоном открыл ей дверь, и Лидия почувствовала, что ему приятна была ее благодарность. Наверное, ему никто никогда не говорил спасибо. Черт, ну и время, вот угораздило же Лидию угодить именно сюда…
Она вошла в прохладную боковушку, исполнявшую роль кладовки, и сразу увидела несколько сундуков, больших и маленьких. На всех висели замки, отперт был только один, и на дне его Лидия без труда обнаружила смотанные в рулончик лоскутки. Правда, они были не слишком-то белые, а скорее серые, вернее, того смурого цвета, каким бывает только что сотканное и еще не отбеленное полотно, однако к желтым и синим, в окружении которых должны были лежать согласно узору, вполне подходили. Лидия вынула из сундука все до одного, опустила крышку и, улыбнувшись Кеше на прощанье, пошла в гостиную.
Глава 12. Говорящий перстень и белые лоскутки
Оттуда доносилось вялое треньканье гитарных струн, однако Алексей не пел, а с надеждой посматривал на дверь. При виде Лидии он обрадовался так явно, что ей стало неловко, и она бросила на него сердитый взгляд. Алексей в ответ подмигнул, за что был удостоен еще одного сердитого взора.
Впрочем, этих переглядок никто не заметил: Ирина отложила шитье и, подпершись кулачками, смотрела в карты, которые, по своему обыкновению, разложила Фоминична, решившая, видимо, отдохнуть от шитья.
И снова донеслось до Лидии уже порядком осточертевшее:
— Супруг военный, любовь к нему до гроба…
— У нее будут два мужа, — сердито бросила Лидия. — Один военный, другой… другой врач! Причем Ирина их обоих переживет.
Шок, в который впали окружающие, не подлежал описанию. Ирина и Алексей онемели, и даже Фоминична не нашла что сказать. Потом, правда, она пролепетала что-то вроде: «Не всяк, кто пророчит, пророк!» — но как-то не слишком уверенно. Лидия подумала, что, если карты Фоминичны говорят правду, они не могли обойти вниманием этого второго мужа Ирины и непременно выказывали его в виде какого-нибудь далекого короля. Фоминична, конечно, о нем помалкивала, чтобы не сбивать барышню свою и Алексея с толку, но знать-то знала. Ох и дивится теперь, откуда Лидия могла о нем проведать! Небось решила, что у гостьи где-нибудь колода картишек припрятана, что она втихомолку мечет их на судьбу подруги…
Молчание затягивалось. Лидия с независимым видом раскладывала принесенные лоскутки, прилаживала их, выискивая, где эффектней будет смотреться белое вкрапление, а сама ругательски ругала себя за несдержанность.
Нет, ну потянул же черт за язык… Зачем смутила душевный покой такого невинного создания, как Ирина? Зачем намекнула Алексею, что он умрет достаточно молодым, если его жена сможет вступить во второй брак? А главное, кому приятно слышать, что девушка, тебя любящая, очень скоро утешится с другим? Пусть Алексей и уверяет, что равнодушен к Ирине, а все же приятно сознавать себя чьим-то кумиром. И вот теперь выясняется, что кумир этот рано или поздно рухнет…
И тут Лидии пришло в голову, что зря она так переживает. Ее слова могут быть вполне расценены как неудачная шутка. То есть надо их так представить — и хватит зависать!
— Ну ладно, забудем об этом, — сказала она самым легкомысленным тоном, каким только могла. — Глупости это. Я пошутила, да и все. Прошу прощения. Алексей, может, вы нам лучше сыграете или споете?
— Охотно сыграю! — радостно отозвался Алексей, которому, конечно, тоже хотелось забыть об этом дурацком пророчестве. — Только петь не стану, у вас куда лучше получается.
— В самом деле! — подхватила и Ирина, готовая на все, только бы не нарушать хрупкого мира, который вдруг воцарился между Лидией и Алексеем. — Спой, милая. У тебя такой чудный голос! Может быть, ты знаешь еще какой-нибудь романс господина Журбина? На стихи Дениса Васильевича Давыдова?
— Нет, таких романсов я больше не знаю, — огорчилась Лидия. — Петь мне нечего… — Нет, ну в самом деле, ничего из такого, благопристойного, светского репертуара не шло в голову. Вертелись там почему-то одни только «Все перекаты да перекаты» Градского. Откуда, из каких бездн памяти выглянули?! Вроде бы никогда не увлекалась Лидия туристской романтикой, а поди ж ты — перекаты, понимаешь! Надо было срочно вышибить их оттуда. — А может, просто стихи почитаем?
— Тогда ты и начинай, — кивнула Ирина, и Лидия в очередной раз мысленно назвала себя круглой дурой. Что в эту пору читали, чьи стихи? Жуковского? Карамзина? Державина? «Фелицу», что ли, прочесть? «Оду на день восшествия императрицы Екатерины»?.. Актуальненько, учитывая разговор о ключе, но не для здесь, так сказать. Надо что-нибудь задушевное, желательно про любовь. А она не помнит ни одного стихотворения, написанного до Пушкина! Ладно, придется читать Пушкина. Будем надеяться, вот это, ее любимое, проскочит…
