Сергей Волгин - Лейтенант милиции Вязов. Книга первая
— Поступили материалы, Михаил Анисимович, — начал Стоичев, но Копытов прервал его.
— Я сам. Встаньте, лейтенант Вязов! — приказал он.
Вязов вскочил и вытянулся, покосил на капитана глазами, полными недоумения.
— У кого берешь взятки?! — тихо, но угрожающе спросил Копытов. Он положил на стол кулак в рыжих волосах и уставился на лейтенанта.
Вязов вздрогнул, побледнел и несколько секунд молчал, сжав кулаки и опустив глаза.
— Я не способен торговать честью мундира и своей личной честью, товарищ майор, — сказал он с дрожью в голосе.
— К черту! — закричал Копытов, бледнея. — Мне не нужны умники, которые позорят отделение! Я не спрашиваю о чести, я спрашиваю, у кого ты брал взятки?! У меня есть документы! — Майор хлопнул ладонью по листу бумаги, лежащему на столе.
— Всякие документы по этому поводу — клевета! — твердо сказал Вязов.
— Клевета, черт возьми, клевета! — Майор вскочил. — Поклонов! — закричал он.
Старший лейтенант вошел, четко доложил:
— Товарищ майор, по вашему приказанию старший лейтенант Поклонов прибыл.
— Лейтенант Вязов у слепой взятки брал? — не ответив на рапорт, спросил Копытов и уперся руками в стол.
Поклонов облизнул тонкие губы, скривил их, посмотрел на майора холодными водянистыми глазами и раздельно, почти по слогам, ответил:
— Брал. Я сам видел. Было второго числа.
Круто, как только можно было это сделать, майор повернулся всем корпусом к Вязову.
Стоичев пальцем затушил папиросу, не почувствовав ожога. Он напряженно следил за лейтенантом.
Вязову все стало ясно: Поклонов наклеветал на него и очень неумно. Наконец-то их неясные отношения определились.
— Со слепой я разговаривал, выяснял кое-какие обстоятельства для дела, которое, как вам известно, еще не закончено. Никаких взяток, конечно, я не брал. Поклонова я там видел, — сказал Вязов и внимательно посмотрел на старшего лейтенанта.
— А, значит, сознаешься? — натужно вдруг засмеялся Копытов. — Знаем мы эти отказы, ни один дурак не скажет прямо, что он берет взятки. Немедленно разобрать на партийном собрании! — опять закричал Копытов, обращаясь к Стоичеву.
— На собрании мы парторга разбирать не. будем, его можно обсуждать только на бюро райкома, — предупредил Стоичев,
— Мне все равно: на собрании или на бюро. Я выгоню взяточника и без всяких решений. Можете идти!
Поклонов и Вязов вышли.
— Действуем, значит, старший лейтенант? — насмешливо спросил Вязов за дверью.
— Не смейся, еще плакать будешь, — огрызнулся Поклонов.
— Меня и крокодилы не заставят плакать, запомни, — засмеялся Вязов громко и задорно.
Когда майор и капитан остались вдвоем, Стоичев сказал:
— Нельзя так грубо разговаривать с людьми, Терентий Федорович, они наши работники и коммунисты.
Копытов положил в сейф письмо, крутнул ключ так, что замок зазвенел.
— Я не собираюсь с ними в бирюльки играть и вам не советую защищать взяточников. Не дело это для заместителя.
— Пока я не уверен, что Вязов взяточник, скорее наоборот…
— Не уверен? — Копытов махнул рукой и встал. — А я уверен. И приму необходимые меры. Все.
— Нет, не все. Я уверен, что взяточник Поклонов и свои проделки он прикрывает клеветой. — Николай Павлович тоже встал.
— Что! — закричал Копытов. — Где доказательства?..
— У вас тоже одно письмо, да и то анонимное.
— Оно не будет анонимным, я заставлю Поклонова подписать его, — и Копытов пошел к двери.
Николай Павлович шел домой медленно. Нет, он не откажется от обвинения Поклонова, которое высказал майору. Причины? Их пока мало. Но Николаю
Павловичу всегда казалось, что на людей — подхалимов, авантюристов и просто воров — угодничество и стяжательство налагают какие-то отличительные черты.
Вечер был тихий, солнце освещало верхушки деревьев и они ажурной вязью алели на фоне синегонеба; на тротуарах под кронами деревьев сгущались зеленые сумерки.
— Хорошо, что ты пришел сегодня почти вовремя, — сказала жена Николаю Павловичу, когда он вошел в дом. — Я пыталась сегодня поговорить с Надей, но опять ничего не добилась. С тобой она более откровенна. Когда ты поговоришь с ней? Она часто спрашивает о Мише. Почему он не приходит?
Николай Павлович улыбнулся. Да, с ним дочь более откровенна, чем с матерью. Видно, он может располагать к себе людей, многие сотрудники отделения рассказывают ему о своих семейных и даже любовных делах. А с дочерью у него давно установились ясные дружеские отношения. Приятно, конечно, но иногда трудно дать полезный совет, а в подобных делах, кажется, советы редко принимают.
— Поговорю, — согласился Николай Павлович,
Поджидая дочь, он принялся читать газету. В ООН обсуждались все те же вопросы — разоружение, запрещение атомного оружия, прием новых членов, — но ни один из этих вопросов сколько уже лет не может разрешиться. Это борьба в международном масштабе. А внутри нашей страны? Тоже идет борьба: за коммунизм, за повышение производительности труда, против пережитков капитализма в сознании людей. Такова природа — правильно говорил Вязов. И какую бы статью ни читал Николай Павлович, мысли его невольно возвращались к событиям жизни в отделении, к Вязову и Поклонову.
Дочь не стала ужинать, ушла в свою комнату. Николай Павлович немного помедлил, потом поднялся с дивана и направился следом за ней.
Присев к столу, он обнял дочь за плечи. Ему иногда хотелось посадить ее на колени и пощекотать, как он часто делал, когда ей было лет пять. Дочь подросла незаметно. Идут годы.
Надя обрадовалась ласке, улыбнулась; теперь отец редко балует ее лаской, а Наде хочется, как в детстве, обнять его за шею, целовать и смеяться. Милый папа, какой он чуткий. Он пришел потому, что ей плохо. У него очень мягкие, как шелк, волосы, и твердые слесарские руки.
— Что же у вас, Надя, произошло с Михаилом? Ты прошлый раз так мне и не сказала, — ласково спросил Николай Павлович.
— Ничего.
— Он нагрубил тебе?
— Нет.
— Вы поссорились.
— Нет.
— Он любит, а ты… — сказал Николай Павлович и замолчал.
Надя не отвечала. Печально глядела в сторону.
— Что ж, пожалуй, это к лучшему, — опять сказал Николай Павлович.
— Почему? — Надя резко повернулась к нему лицом, слегка отстранилась.
Николай Павлович встал. Закурил.
— Видишь ли, не всякого человека можно распознать сразу, некоторого и за десять лет не изучишь. Есть очень Сложные натуры. Вообще человек — наисложнейшее существо. — Николай Павлович понимал, что говорит прописные истины, но все-таки продолжал:- Величайшие психологи не могли разобраться до конца в человеческой натуре, понять всю сложность организма…
— Папа, это ты к чему? — прервала Надя. — Нельзя ли пояснее?
Николай Павлович пытливо взглянул на дочь. Перед ним сидела прежняя Надюша, чуть насмешливая и резкая; и вздернутый нос, капризные губы, серые внимательные глаза — все его, все родное.
— Могу и пояснее, — решился Николай Павлович, — скажу: на Михаила есть компрометирующие материалы.
— А именно?
— Его обвиняют в серьезных грехах… Я прошу, Надя, пусть это будет пока между нами.
— Я не верю! — громко сказала Надя и порывисто
встала. — Не верю, понимаете? Я знаю, в чем его обвиняют.
— Я и сам не верю, — щурясь от смущения, признался Николай Павлович. — Но откуда тебе известно, в чем его обвиняют?
— Анонимное письмо — клевета! Михаил честный человек, кристально чистый! — Надя все повышала голос, и казалось, она вот-вот расплачется. — Нашелся какой-то прохвост, клеветник, надо его привлечь к ответственности. Вон Поклонов как ехидничает. Я могу поручиться за Михаила. И вы, папа, неужели его не знаете! Вы такой умный, чуткий и допускаете клевету на честного человека. Как вам не стыдно?
Говоря, Надя то взглядывала на отца, то отворачивалась к окну и теребила занавеску.
— Что у вас делается в отделении? — продолжала Надя. — Почему вы не наведете у себя порядок? Я не верю, понимаете, папа, не верю! — Голос у Нади задрожал, на глазах появились слезы. — Пусть, пусть чего бы вы на него ни наговорили, как бы ни клеветали, я знаю его, знаю, я все равно его… люблю… — Надя упала на подоконник и заплакала.
— Ну вот, ну вот… — растерянно несколько раз повторил Николай Павлович и вышел из комнаты.
Глава 15
Трусов торопился. Впервые ему было дано серьезное задание, связанное с раскрытием преступления. Он должен был действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Трусов ясно представлял себе, как он войдет в квартиру человека — не преступника, но имеющего отношение к убийству, войдет и сразу заметит необходимые детали, которые дадут ему в руки нити преступления. Человек будет отказываться, юлить, но железная логика вещественных доказательств сломит сопротивление.
