Наталья Александрова - Клавесин Марии-Антуанетты
– Зачем на оленях? – Завхоз нисколько не удивился. – Олени – они к нашему климату непривычные и вообще в городе жить не любят. Пал Палыч, тот больше на «ЗИМе» ездил. Хороший такой черный «ЗИМ», просторный… сейчас таких не делают!
Чайник вскипел и отключился. Завхоз серьезно и основательно сполоснул заварочный чайничек, насыпал в него три ложки заварки и залил кипятком.
Уже при виде заварки в душе у Старыгина шевельнулось нехорошее предчувствие, а когда по комнате поплыл ядреный аромат свежезаваренного веника, это предчувствие превратилось в твердую уверенность: пить этот чай можно только под общим наркозом.
– Вот вы попробуете мой чай и скажете, что он куда лучше всякого импортного, какой сейчас продают! – хвалился завхоз, наливая чай в большие фаянсовые кружки. – Нынешние-то чаи, они никуда не годятся. В них ни вкуса, ни цвета, одно только и есть, что название да упаковка красивая. За упаковку и дерут немыслимые деньги. А у меня чай настоящий, краснодарский…
Чем завхозовский чай, безусловно, отличался, так это цветом. Цвет у него был почти черный, как будто Вилен Револьдович развел в заварочном чайнике целую банку гуталина. Да и вкус тоже был соответствующий, гуталиновый.
Старыгин пригубил подозрительный напиток, покосился на разговорчивого завхоза и осторожно отставил кружку.
– Что же вы не пьете? – коршуном вскинулся Вилен Револьдович, заметив этот маневр своего гостя. – Вы такого чая больше нигде не попробуете…
«И слава богу! – подумал Старыгин. – Вот уж без чего я точно сумею прожить!»
Вслух же он проговорил совсем другое:
– Хороший чай, крепкий… только сахару у вас не найдется? Я чай обычно с сахаром пью.
Он подумал, что сахар хоть немного отобьет привкус березового веника и разведенного гуталина.
– Сахар? – неодобрительно переспросил завхоз. – Сахар в чай класть – только вкус портить… да и вредно, уровень сахара в крови повышается… знаете, как говорят: сахар – это белая смерть! Ну, вы-то, конечно, человек молодой, вам об этом еще рано думать… ладно, хотите с сахаром – ваше дело.
Он поднял край клетчатой клеенки, которой был накрыт стол, и выдвинул ящик. Там у него стояла старенькая фаянсовая сахарница и пара запасных кружек.
– Ну, вот он, сахар! – проворчал Вилен Револьдович. – Кладите, если уж привыкли! Я сам-то сахар не употребляю, но на всякий случай запасец имею, мало ли, кто-то вроде вас придет…
– Постойте! – Старыгин уставился на выдвинутый ящик. – Что это у вас?
– Как – что? – удивился завхоз. – Сахар. Вы же просили сахар? Или уже передумали? Так это правильно, от сахара, молодой человек, один только вред…
– Нет, я не про это.
Старыгин бережно завернул край клеенки, опустился на колени и принялся ощупывать шкафчик завхоза.
– Дима, что ты там нашел? – осведомилась Татьяна, заглядывая через плечо Старыгина.
– Вилен Револьдович, можно вас попросить снять все со стола? – пропыхтел Старыгин, не поднимаясь с колен.
– А что такое? А в чем дело? Я не понимаю… – забеспокоился завхоз. – Это инвентарное имущество…
– Что?! – воскликнула Татьяна. – Неужели это он?
– Кто – он? – Вилен Револьдович покраснел, потом побледнел. – Ежели вы что, так я ничего, это вы напрасно! У меня одних благодарностей восемь штук! Я этим шкафчиком спокон веку пользуюсь… у него номер инвентарный имеется, так что все по закону… еще при Сан Саныче и Пал Палыче…
– Вас никто ни в чем не обвиняет! – заверил его Старыгин. – Только прошу вас, освободите стол! Я должен его внимательно осмотреть!
Завхоз засуетился и с помощью Татьяны убрал со стола чайник и чашки. Татьяна сняла клеенку и изумленно уставилась на открывшийся ее глазам предмет мебели.
Это был рассохшийся, перекосившийся шкафчик, местами прожженный сигаретами, местами покрытый пятнами от горячих стаканов и кружек. Дверцу шкафчика пересекала кривая трещина, ручки отсутствовали. Однако кое-где сквозь грязь и царапины просматривалась благородная фактура красного дерева, и сама форма шкафчика выдавала его дворцовое происхождение. При некотором воображении в нем еще просматривался намек на ампир.
– Неужели это он? – выдохнула Татьяна, молитвенно сложив руки.
– Если не ошибаюсь, это нижняя часть от того секретера! – подтвердил Старыгин. – Надо, конечно, провести сравнительный анализ древесины и декоративных мотивов, но на первый взгляд… конечно, потребуется профессиональная реставрация…
– Надо же! А я и внимания на него не обратила! – Голос Татьяны звучал виновато. – Сколько я его помню, он всегда был накрыт клеенкой, так что мне и в голову не пришло проверить… надо же, что значит настоящий профессионал! Ты только увидел его – и сразу понял! – Она смотрела на Старыгина в полном восторге.
– Да какое там! – отмахнулся Дмитрий. – Я случайно заметил! Обратил внимание на красивый ящик…
– Я, конечно, прошу прощения, – вмешался в разговор Вилен Револьдович. – У вас тут что – этот… экспонант нашелся? А у меня это – инвентарный номер такой-то! И вообще, на чем мне прикажете чай пить? Я, между прочим, ветеран труда и заслуженный работник культуры! Мне чай пить никто не запрещал, такого указания не было! У меня давление повышенное и радикулит третьей стадии, так что чай пить очень даже полезно!
– Вилен Револьдович, дорогой! – повернулась к нему Татьяна. – Я вам на свои собственные деньги куплю новый хороший шкафчик и плюс к нему чайный сервиз, только отдайте мне это ваше инвентарное имущество! Оно должно в музее находиться. Здесь, сами видите, для него неподходящие условия.
– Ну ладно, если другой купите – я не возражаю… – завхоз потупился. – А можно мне такую большую кружку с петухом? Я в одном магазине видел, уж очень петух красивый!
– Будет вам петух! – заверила его Татьяна.
Старыгин тем временем делал ей какие-то странные знаки: подмигивал, двигал бровями, показывал взглядом на завхоза. Поскольку Татьяна никак не реагировала на его мимику, он придвинулся поближе и прошептал одними губами:
– Отвлеки его на несколько минут!
Татьяна чуть заметно кивнула и обратилась к завхозу:
– Вилен Револьдович, у меня к вам есть небольшой разговор.
– Если насчет отопления – так это я сразу однозначно скажу: пока не будет команды от вышестоящих органов, я отопление включить не могу, у меня такого права нет!
– Да нет, я совсем по другому поводу. У вас здесь, я смотрю, очень много свободного места в подвале, так нельзя ли здесь кое-что из моих экспонатов разместить?
– Не положено! – завхоз посуровел. – Сама же говоришь, тут условия неподходящие, сырость и все такое! Твоим экспонантам особые условия требуются…
– А вот там, в дальнем конце, там, по-моему, сухо, а что здесь холоднее, так это даже хорошо…
Она подхватила вяло упиравшегося завхоза под локоть и увела в глубину подвала.
Старыгин, воспользовавшись моментом, приступил к обследованию своей находки.
Первым делом он внимательно ее осмотрел.
Как уже было сказано, многострадальный шкафчик после многолетнего пребывания в подвале и ежедневных чаепитий выглядел не лучшим образом. Он был перекошен, исцарапан и ободран, так что углядеть нарушения симметрии или разницу в отделке не представлялось возможным. Тогда Дмитрий Алексеевич тщательно ощупал стенки и верхнюю крышку секретера, полагаясь на свою интуицию и на чувствительные руки реставратора.
Интуиция предательски молчала, и знаменитые руки Старыгина не чувствовали ничего интересного, кроме многочисленных трещин, вмятин и царапин.
Старыгин почесал в затылке, вздохнул и пригорюнился. Неужели все зря? Неужели его поход во дворец Нарышкиных не принесет никакого результата?
Напоследок он выдвинул верхний ящик, в котором запасливый завхоз держал сахар. Ящик не выдвигался до самого конца, ему что-то определенно мешало.
Дмитрий Алексеевич снова опустился на колени и запустил руку внутрь шкафчика, чтобы нащупать, что же не дает ящику выдвинуться.
Внизу, на днище ящика, он нащупал что-то вроде металлической защелки. Повернув ее, он сумел извлечь ящик и отставил его в сторону. Теперь, уже предчувствуя удачу, он вновь по самое плечо запустил руку в образовавшуюся пустоту.
В глубине, там, где только что находилась задняя стенка ящика, он нащупал дверцу.
На этот раз интуиция радостно пела на разные голоса, от дисканта до могучего баса, а в кончиках пальцев ощущалась знакомая вибрация. Такую вибрацию Дмитрий Алексеевич чувствовал, когда под второсортной живописью малоизвестного художника находил шедевр кого-нибудь из великих художников прошлого.
Он ощупал дверцу и почти сразу нашел скрытую пружину, нажав которую сумел проникнуть в тайник.
В руках у него оказался маленький узкий розоватый конверт – точная копия того, что нашли они с Лизой в клавесине. Конверт был хоть и старый, но довольно аккуратный, чувствовалось, что положили его в тайник давно и тех пор больше не трогали. Словом, он был очень похож на тот, первый. В правом верхнем углу был точно такой же герб, как и на том, – в верхней половине щита орел, снизу решетка, с боков щит поддерживают два льва. Те же буквы внизу – «М» и «Н».
