Кирилл Казанцев - Легальная дурь
– Как-то странно, – сдавленным голосом заметил Веденеев. – Совсем рядом жена, а я не могу к ней зайти… Как будто в тылу врага…
Парфенов усмехнулся.
– Ну, если вы никого не зарезали и не подложили бомбу в супермаркет, то, думаю, я разрешу вам зайти к жене. Да даже если зарезали – разрешу.
– Я не зарезал, – серьезно сказал Веденеев. – Тут вот какая история…
И он стал обстоятельно и по возможности бесстрастно излагать хронику событий, которые случились с ним в последние недели. Ему казалось, что рассказ будет долгим, но уложился в каких-то двадцать минут.
– Вот и все, – сказал Алексей. – Я был намерен бороться до конца. Теперь вот сомневаюсь, получится ли… И главное, Елену жалко. Вроде получается, я гордыню свою тешу, а она страдает. Она детей очень хочет… – зачем-то неожиданно добавил он.
Парфенов понимающе кивнул, полез в шкаф и выставил на стол тарелки.
– А ваша работа… – задумчиво проговорил он. – Ну вот те материалы, которые вы припрятали, они реально могут интересовать этих людей, или они их ищут так, больше для очистки совести? Получается, они вас кругом вывели из игры, ваша работа их по большому счету не интересует, но вы как-то можете этими материалами еще воспользоваться? Они этого боятся?
– Не знаю я, чего они боятся. Они по сути дела сожрали меня с потрохами. Теоретически я мог бы продолжить работу, но практически это тупик. Мне нужна лаборатория, мне нужно время, мне нужен покой, деньги, а ничего этого у меня нет. Все мои заботы теперь – как не попасть в тюрьму.
– Ну, насчет тюрьмы не торопитесь. Я, например, о ваших похождениях только от вас пока и слышал. Не думаю, что вы официально в розыске. Может быть, не так все и плохо. Давайте ужинать, а по пути подытожим, что же мы с вами имеем…
Несмотря на невзгоды, аппетит Веденеева не подвел. И хотя Парфенова трудно было назвать звездой кулинарного искусства, приготовленную им стряпню Алексей уминал за обе щеки. Он даже рискнул выпить полстакана водки, после чего раскраснелся и стал выглядеть значительно лучше.
– Возьмете у меня бритвенный прибор, – предложил хозяин квартиры. – Примете душ. Завтра приведите в порядок одежду. В вашем положении главное – сохранять цивилизованный вид. Грязный небритый человек – подозрителен. Жить пока будете у меня. Без разрешения носа никуда не высовывать, в квартиру никого не пускать, на звонки не отвечать. Мне нужно определить степень опасности. Так сказать, глубину вашего падения.
– Думаете, они всерьез могут повесить на меня эти наркотики? Это же абсурд!
– Многое в этой жизни абсурд, но кого это смущает? В принципе, на вас могут повесить что угодно, и завтра самые лучшие друзья поверят, что вы планировали покушение на римского папу. Люди с большим удовольствием верят в плохое. А вы очень удобная добыча. Насколько я понимаю, вы до сих пор жили, ни о чем подобном не заботясь. Нужными связями не обзаводились, у вас даже адвоката хорошего нет на примете…
– Зачем он мне? – махнул рукой Веденеев. – Я имею в виду, что до сих пор он мне был совершенно не нужен.
– Ну да, башня из слоновой кости, воздушные замки и прочее… Зато теперь вы знаете, что такое настоящая жизнь. В следующий раз, глядишь, будете умнее…
– Я надеюсь, что следующего раза не будет.
– Вы и в этот раз надеялись. От надежд толку, как вы заметили, мало… Ну ладно, давайте смотреть, что у нас в активе. Итак, о сворачивании вашей работы вам объявил Старосельцев. Нужно бы с ним побеседовать, но вы говорите, что он отбыл на теплые моря… Голову даю на отсечение, проматывать отступные. Ясно, все это не он сам придумал. Кому-то ваше лекарство помешало, и уж не вашему руководителю, конечно. Навскидку могу предположить, что тут не обошлось без нашего фармацевтического предприятия. Вы, кстати, в курсе, кто стоит за этой дойной коровой? Ну откуда – вы же у нас идеалист, которого земные дела не интересуют…
– Меня земные дела интересуют, но при этом я убежден, что каждый должен заниматься своим делом, – заявил Веденеев. – Какая разница, кто за чем стоит? Кто бы там ни стоял, какое отношение это имеет ко мне?
– Вот это нам и предстоит узнать, – ответил Парфенов и согнул один палец на левой руке. – Итак, Старосельцев. Затем неизвестные, которые угрожали вам по телефону. Эти лица для нас недоступны, но они дают нам понять, что против вас задействованы большие силы. Это не очень хорошо, конечно, но в некотором смысле подтверждает мои предположения… Теперь – ваш друг Чиндяйкин. Хотя теперь ваша дружба под большим вопросом. Думаю, он мало что сможет прояснить, но, возможно, он запомнил тех, кто его бил. Это может пригодиться. Дальше – ваша жена. Ее показания очень важны. Судя по тому, что вы рассказываете, на нее напали криминальные личности. Наверняка они есть в нашей базе данных, и их можно вычислить. Тем более что, как вы говорите, они именовали друг друга какими-то прозвищами. Надеюсь, ваша жена запомнила клички. И последнее. Вы запомнили тех двоих, что напали на вас во дворе?
– Плохо, – признался Веденеев. – Один высокий, худой, на голове капюшон. Я его лицо видел секунду-две. Страшная бледная рожа. Без малейших признаков интеллекта. Боюсь, точнее я описать не смогу. А второго я вообще не видел, он наскочил сзади.
– Ага, но вы думаете, что они же должны были выступить в роли понятых?
– Мне показалось, что это были они, хотя поклясться в этом не могу.
– А полицейских звали…
– Одного – Саня, а другого Данилов. Причем лиц их я не видел. Мне в лицо светили фары, и потом, все произошло так быстро… Скажите, а это очень плохо, что я напал на полицейского?
– Да уж чего хорошего! Но вы нос не вешайте. По крайней мере, для меня очевидно, что вы не совсем потеряны для общества…
– Интересные у вас шутки! – с обидой заметил Веденеев. – У меня, можно сказать, жизнь перевернулась, а вам смешно.
– Где это вы видите, чтобы я смеялся? – возмутился капитан. – А что касается жизни, так у меня она по два раза на дню переворачивается. Но вам, я думаю, в некотором смысле даже повезло. Звезды так совпали, что меня в профессиональном плане интересуют сейчас те же самые люди, что вас прищучили. Так что нам по пути.
– Но я чувствую себя не в своей тарелке, – признался Веденеев. – В последнее время у нас с женой нелады, и я, наверное, виноват перед ней. Но я не хочу уступать этим подонкам. Для меня это… это… – он запнулся, подыскивая слово.
– Да все понятно! – махнул рукой Парфенов. – Не занимайтесь самоедством. Сейчас нужно волю в кулак собрать. И вообще, я тут подумал, мы с вами вот что сейчас сделаем – поднимемся к вашей жене и проинструктируем ее, как себя вести, а то она от своей наивности тоже дров наломает.
– Мы пойдем к Елене? – поразился Веденеев.
– Ну да. Только не рассчитывайте, что я оставлю вас там на ночь. И зарубите себе на носу – ни слова о том, что будете жить у меня. Она не должна об этом знать, иначе мы можем здорово пролететь. Дайте слово, что не проболтаетесь.
– Даю, – растерянно произнес Веденеев. – А где же я живу? Что сказать?
– Придумай что-нибудь, – грубо произнес Парфенов. – И вообще, тезка, учись, наконец, врать, если жить хочешь.
12
– Когда же этот козел наконец явится? – с недовольством пробормотал старший лейтенант Данилов, озабоченным взглядом обшаривая улицу. – Кем они себя считают, а, Саня? Почему мы с тобой, люди, облеченные, так сказать, властью, должны прогибаться под всякую шелупонь, скажи мне, Саня!
– Наверное, есть какие-то причины, – ответил напарник, старший лейтенант Александр Торопыгин. – Например, нас попросил об этом полковник Баландин. Он попросил, но это, я тебе скажу, даже хуже, чем если бы он приказал.
Они сидели в служебной машине, припаркованной около дома, где проживал Веденеев. Улица вся в лужах. На стекла липла мелкая морось. Настроение у полицейских соответственно погоде.
– Тут я с тобой согласен, – кивнул Данилов. – Это дело такого рода, когда ты себя дважды дураком чувствуешь. Он вроде попросил, а ты уже на задние лапки встаешь. А попробуй – не встань! А второй раз, это когда эту кашу, допустим, расхлебывать придется. Ее же не полковнику расхлебывать – он что, он попросил! Расхлебывать нам, Саня! Вот я и говорю, где этот гад? Ведь уже полчаса прошло, как бабу повязали, позвонили – приезжай немедленно… Мало ли что тут случится? Нам зачем лишняя головная боль? Только люлей получать – как в прошлый раз с ее мужиком? Вот тоже сволочью оказался! Ему по-человечески – пройдемте, а он кастетом махаться! – Данилов с сожалением потрогал припухшую ссадину на левой скуле. – Пусть теперь молится, чтобы на глаза мне не попастся! Урою, если встречу!
– Вряд ли теперь уроешь, Витя, – вздохнул Торопыгин. – Чует мое сердце, хлебнем мы еще с этими придурками!
