Наталья Александрова - Порванная струна
Я выглянул в коридор. Елена Сергеевна лежала на полу, вся ее грудь и живот превратились в темно-багровое месиво. Но она еще была жива – рот приоткрывался, как у выброшенной на берег рыбы, глаза еще сохранили осмысленное выражение и, казалось, что-то искали.
Димирчановские бандиты наконец справились с замками и распахнули дверь – впрочем, наверное, они сделали это быстро, просто время так уплотнилось, что секунды ползли, как пьяные улитки, – и как только дверь открылась, в коридор буквально ввалился Колыванов. То есть он сделал один шаг в дверь и тут же рухнул ничком на пол, причем по его позе я понял, что он-то уж точно мертв.
Глаза Елены Сергеевны наконец нашли то, что искали, – труп Арсения Колыванова. Взгляд ее остановился на мертвеце, и – честное слово – на губах этой буквально разорванной на куски женщины появилась улыбка удовлетворения. Правда, эта улыбка просуществовала буквально долю секунды – глаза ее тут же подернулись мутной белесой пленкой, и Елена Сергеевна умерла.
В дверях квартиры появился невысокий, но очень широкоплечий и коренастый парень с растерянной физиономией и пистолетом Макарова в руках. Арик наконец опомнился и набросился на этого бойца:
– Ты что, козел, с пальмы рухнул? Тебе велели страховать лестницу, чтобы этот кадр не ушел, а ты его замочил, сучье вымя! Я тебя сейчас самого пришью! Нам он живой нужен был!
– Ара Акопович, – извиняющимся тоном забубнил боец, – он же стрелять начал. Ну, я подбежал, а он на меня ствол развернул. Что же я, должен был ждать, пока он в меня всю обойму разрядит?
– А, иди ты! – махнул рукой Димирчан. – Ладно, потом поговорим, на «разборе полетов».
Он нагнулся к Колыванову, прикоснулся пальцами к шее и плюнул:
– Мертвее не бывает. Провалили дело.
Тут он увидел меня и еще больше разозлился.
– А ты что здесь торчишь? Жмуриками любуешься? У тебя что – своих неприятностей недостаточно, в чужие вляпаться хочешь? Вали отсюда, пока жив! И забудь все, что видел. Мы тут сейчас прибираться будем.
Мне два раза повторять не пришлось: неприятностей мне и без того хватало, здесь Димирчан прав. И оказаться даже поблизости от двойного убийства совсем мне не улыбалось.
Я боком проскользнул мимо двух трупов и озабоченно склонившихся над ними орлов-пеликанов и дал деру, стараясь не бросаться в глаза случайным прохожим.
В кафе было тихо и малолюдно. Надежда выбрала самый дальний столик в углу. Рядом никого не было, только пушистый черный кот спал на батарее, свернувшись калачиком.
– Вам взять что-нибудь к кофе? – спросил я.
– Нет. – Надежда с ненавистью посмотрела на витрину, где были выставлены многочисленные десерты, потом перевела взгляд на кота.
– Ишь, разъелся как, на сливках-то взбитых! – В голосе ее звучала тщательно скрываемая зависть.
– Ну, и что мы имеем? – грустно спросила Надежда Николаевна, когда я принес две чашки кофе и уселся напротив нее за стол. – «Пеликаны» не внесли ясности в наше дело. То есть они открестились от убийства девушки. Тут я им верю – зачем ее было убивать?
– Но кто-то же ее убил, – возразил я. – Надеюсь, вы не думаете, что это был я?
– Оставим такие глупости Громовой, – отмахнулась Надежда. – Но знаешь, это вполне мог быть какой-то случайный псих, которого никто никогда не найдет. А возможно, дело в знакомствах девушки, в ее окружении.
– Вот как раз эту версию мы проверяли! – напомнил я.
– Да я не о том. Неужели милиция не интересовалась, где она работает или учится, кто родители, друзья.
– Очевидно, там все в порядке, они не нашли никакой зацепки. Ой, Надежда Николаевна, я же вот что хотел вам показать! – Я выложил на стол фотографии, те, что стянул в квартире Елены Сергеевны.
– Понимаете, она следила за Колывановым и снимала его с разными людьми. Наша Марианна тоже тут есть, я поэтому и взял фотки.
Надежда задумчиво рассматривала фотографии.
– Да, здорово ее достал этот Колыванов, если человек не жалел времени на то, чтобы следить за этим подонком.
– Очевидно, она хотела найти на него такой же компромат, чтобы он отстал от нее.
– Умел этот мерзавец женщин использовать! – бормотала Надежда. – Не мытьем, так катаньем заставлял таскать каштаны из огня. Вон, гляди, наша красотуля.
– Вы ее по шубке узнали?
– И по твоему описанию, – ответила Надежда как-то рассеянно.
На снимке девица со своим хахалем Колывановым выходила из подъезда незнакомого дома, вернее, не из подъезда, а из подворотни, хотя подворотней это место я не назвал бы. Собственно, ворот как таковых там не было. А был проход во двор, очень красивый проход, с витыми колоннами, и даже фонарь кованый висел.
– Что это за здание? – спросил я. – Старое? Что в нем находится?
– В нем находится жилой дом, – уверенно ответила Надежда. – Я хорошо помню этот проход и сам дом знаю, он на Выборгской стороне находится. Не очень старый, сталинского периода постройки, это стилизация.
На девушке была все та же белая шубка, а Колыванов был одет проще. В этот раз на нем не было черного кашемирового пальто – обычной униформы всех бизнесменов или тех, кто хочет выглядеть деловым человеком. На Колыванове была стеганая курточка.
– Интересно, зачем они туда ходили? Ни он, ни она там не живут, – протянул я, – то есть не жили. Девушка жила на улице Марата, там ее и убили, в собственном подъезде…
– А он вряд ли стал бы приводить ее к себе, – подхватила Надежда. – Небось женатый был – семья, дети, все как положено!
Она еще раз перебрала фотографии и отложила одну, на которой был изображен Колыванов в той же стеганой курточке. Он выходил из своей машины, стоящей напротив дома. Он задрал голову и смотрел на окна. На четвертом этаже форточка была открыта и высовывалась чья-то машущая рука.
– Эх, жалко негативов у нас нет! – сокрушенно вздохнула Надежда. – Могли бы увеличить и узнать, кто там в окне. Хотя я думаю, что там наша красавица. Потому что снимок сделан в тот же день, судя по курточке Колыванова. И дом тот же самый. Только на той фотографии он с другого конца снят, где проход во двор, а здесь – вид с улицы.
– Откуда вы этот дом знаете? – заинтересовался я.
– Там моя знакомая живет, раньше жила, я ее года два уже не видела, – призналась Надежда. – Вот ее балкон, на фотографии тоже виден.
– Только не говорите, что из ее окна наша длинноножка выглядывает! – вскричал я. – Не может быть такого совпадения!
– Я и не говорю, – удивилась Надежда, – то окно как раз над квартирой моей знакомой находится.
– И для чего они туда ходили?
– Как это – для чего? Нужно им было место, где встречаться? Вот оно это место и есть.
– Да ведь не пойдешь и не спросишь у незнакомого человека – ходили к вам такие-то или нет? Да и зачем? Ну, встречались там они, трахались в свое удовольствие, ох, простите, Надежда Николаевна, сорвалось, так что тут такого криминального?
– Так-то оно так, – согласилась Надежда, – но у тебя, Андриан, сейчас положение, прямо скажу, хуже губернаторского. Потому что Громова от тебя не отстанет, уж я-то ее знаю, а директора фирмы «Поллукс» Колыванова, на которого ты в крайнем случае мог сослаться как на любовника девицы, мы никогда больше не увидим. Так что никто не подтвердит твои показания.
– Сам знаю, что положение хреновое, не напоминайте!
– Тогда не опускай руки, – начала Надежда воспитательную беседу, – любой вариант нужно отрабатывать. Значит, я звоню своей знакомой и постараюсь напроситься к ней в гости. И разузнать, кто живет в квартире над ней.
Она снова начала рассеянно перебирать фотографии. На каждой был изображен Колыванов, один или с разными людьми.
– Гляди, вот снова наша девица! Да какая шикарная!
На снимке она выходила из машины Колыванова. Я уже повторял неоднократно, что девушка была очень красива. Но на этом снимке она была просто ослепительна. Шуба на сей раз была другая – длинная чернобурка. Волосы, которые Марианна носила распущенными, в этот раз были заколоты высоко в прическу. Напротив был освещенный подъезд, в этот раз я без труда определил, что здание старое и находится в центре.
– Что же у нее в руке? – Надежда поднесла фотографию к свету. – Сумка, что ли? Слушай, Андриан! – Она изумленно посмотрела на меня. – Да ведь это скрипичный футляр. Наша девица – скрипачка!
– Вы уверены? Как-то не вяжется такая творческая профессия с бандитами и всяческим криминалом.
– Все сходится, потому что подъезд – это служебный вход в Большой зал филармонии. И вид у нее концертный – прическа, платье длинное.
– Платья не видно…
– Предположим! – не сдавалась Надежда.
– Чтобы такая девушка… с этим козлом… – вздохнул я. – И что только она в нем нашла?
– А ты, я надеюсь, заметил, как дорого она была одета? – вкрадчиво спросила Надежда.
– Ну разумеется, заметил!
– А знаешь ли ты, Андриан, сколько получает рядовой музыкант в филармонии?
