Екатерина Лесина - Вечная молодость графини
– Машину подать? Куда изволите ехать? – шофер подскочил, подхватывая Галину под локоток. Пальцы его нежно скользнули по руке, и Егор совсем иным тоном поинтересовался: – Тебе плохо?
– Поехали отсюда.
– Куда?
– Куда-нибудь. Лишь бы отсюда.
Он понял. Егор всегда ее понимал лучше, чем кто бы то ни было. И порой понимание такое пугало, иногда же казалось притворным, но Галина гнала подобные мысли прочь.
В машине пахло ванилью, и Егор, не дожидаясь просьбы, открыл окна. Холодный осенний ветер тотчас слизал чужой запах. Хорошо. Зажмурившись, Галина подставляла лицо ветру. Она так и сидела с закрытыми глазами, пока машина не остановилась. Открылась дверца, и Егор протянул руку, помогая выбраться.
Городской пруд. Желтые фонтаны очистных сооружений, тяжелая пена у берегов, три консервные банки и два удилища, торчащие сухими ветками. Замшевые ботиночки тотчас пропитались влагой.
– Зачем ты меня сюда привез?
Галина крепко вцепилась в Егорову руку, но тот вдруг стряхнул пальцы.
– Видишь там? – он указал куда-то в сизую дымку горизонта. – Дома?
Темные горбы в сизом мареве. Они жмутся к земле, стыдясь своей бедноты.
– Я там родился. И вырос тоже там. И выбрался не для того, чтобы туда вернуться.
– Не понимаю.
– Не понимаешь? – Егор схватил за плечи и тряхнул Галину.
– Отпусти!
– Слушай сюда, дура злобная! Ты вернешься и прекратишь копать под сестру. Ты станешь тихой и ласковой. И тогда я тоже буду ласковым.
– А если нет? – злость очнулась, разлилась внутри горячим, безумным.
– Если нет, тогда я расскажу твоей сестричке и о романе нашем, и о копаниях твоих… о документиках, которые ты собираешь. Сына-то не жалко? Каково ему будет?
– Он давно уже не мой сын! И не был никогда! И…
Егор толкнул к машине и буркнул:
– Я сказал. Думай сама. Алина тебе все прощала, но детей тронуть не даст.
Назад ехали молча. Галина думала о том, что в этом мире никому нельзя доверять, особенно людям, которые притворяются понимающими.
В салоне воняло ванилью.
Тело доставили ближе к вечеру. Адам уже устал ждать. Он дважды или трижды дозревал до того, чтобы звонить Ольге или Дарье, но всякий раз, набрав номер, сбрасывал. В конце концов, он выбрался на крышу, тщательно вытер лавку, запорошенную водяной сыпью, поправил сбившийся навес и сел.
Поступок был алогичен.
Сумерки наползали с востока, растягиваясь зябкой пеленой. Они накрыли белые стволы труб теплоцентрали, завязли в лесу многоэтажек, но перебравшись, ринулись на выжженное морозами поле. Темный фургон вынырнул перед воротами, просигналил требовательно. Открыли. По территории машина ползла медленно, и борта ее бликовали светом редких фонарей.
Когда фургон скрылся в норе подземного гаража, Адам встал. Предвкушение работы наполнило его тело звенящей легкостью, голова была пуста и ясна, а кулаки привычно сжимались и разжимались.
Пальцам нужна гибкость.
Спускался Адам по лестнице. Он изо всех сил старался не бежать, но последний пролет преодолел быстрым шагом. Остановился, переводя дыхание, и открыл дверь.
– А это Адам Тынин, – пропела Ольга. – Наш лучший специалист. И хозяин.
Две женщины в черном, похожие друг на друга, как горошины одного стручка, разом воззарились на Адама.
– Это вы будете Машеньку готовить? – всхлипнула правая, прикладывая к глазам черный платочек. Левая осталась неподвижна. Кажется, она плохо понимала, где находится и что вообще происходит.
– Вы уж постарайтесь, постарайтесь, а мы заплатим…
– Все уже уплачено, – поспешила заверить Ольга, потирая руки. Адам машинально отметил новый брючный костюм и темно-синюю блузу. Переоделась? Что ж, он сам велел.
– Мы вот вещи принесли, – спохватилась женщина, засовывая платок в узкий рукав платья. – Машенькины вещи. Тут платье и обувочка, а вот гроб…
– Ольга, будь добра, покажи ассортимент.
И уведи их отсюда. Присутствие дестабилизирует. Особенно этой, молчащей. Она вдруг вздрогнула и, подавшись всем телом, зашипела:
– Убийцы! Негодяи!
– Леночка! – вторая неловко обняла подругу. – Леночка, да что ты такое говоришь!
– Сначала Машеньку убили, а теперь откупиться хотят! Это он! И она! Ведьма! Тварь!
Ольга выразительно пожала плечами и взглядом указала на шкаф, в котором хранилась аптечка. Адам покачал головой.
Ему было интересно.
– Маша, Машенька… говорила ей, что добра не будет… и эта еще заявилась, фифа разряженная. Мол, угомоните вашу девочку, она моему племяннику прохода не дает.
Очень интересно.
– И как угомонишь-то? Я так ей и сказала. А она в ответ: смотрите сами, хуже будет!
– Ой горе, горе! – завыла вторая женщина и, обняв Елену за плечи, подтолкнула к выходу. Ольга двинулась следом.
– Вы ей скажите! Скажите, что этим греха не искупишь! Господь, он все видит!
– Все видит, Леночка, все. И всех накажет.
Эта вторая, так и оставшаяся безымянной, врала. Или знала что-то, что могло пригодиться Дарье, и Адам решился. Дождавшись, когда остальные уйдут, он набрал номер:
– Да? – Дашкин голос был сонным. – Чего надо, придурок?
– Сапоги.
– Чего? – Дарья мигом проснулась. – Какие сапоги? Ты бредишь?
– От «Паоло Биондини». Тридцать девятый размер. Верх – черная кожа. Подкладка – натуральный мех. Каблук – металлическая шпилька. Цена – от семи тысяч рублей.
– Точно бредишь.
– Куплены недавно. Судя по внешнему виду – день или два.
– Кем? – наконец Дарья задала правильный вопрос.
– Близкая родственница Марии Капуценко. Или подруга матери, но тоже близкая.
– И что?
Почему с людьми так сложно? Адам ведь рассказал все, что следовало знать, но Дарья упорно отказывается понимать.
– Юбка и блузка на ней неидентифицируемы. Сумка – кожзам.
– А сапоги от этого… Паоло. Интересненько. То есть денег у нее нет.
– Не было, – поправил Адам. – Но предполагаю, что недавно она получила очень крупную сумму, если часть ее решила потратить на обувь.
– Сапоги, – в трубке что-то звякнуло и зашипело, а Дарья выругалась. – Может, мне приехать? Поговорить с тетенькой, пока она тут…
– Мать погибшей утверждает, что имела беседу с Алиной Красникиной, которая просила оказать влияние на дочь, чтобы последняя прекратила преследование племянника Красникиной.
– Под твою диктовку протоколы писать можно.
– В то же время кто-то выплачивает близкому семье человеку значительную сумму денег.
– А на выходе имеем труп! – с энтузиазмом подвела итог Дарья. – Я приеду.
– Я сомневаюсь, чтобы женщина предполагала смертельный исход. В противном случае она приобрела бы менее вызывающую модель. Металлический каблук весьма бросается в глаза. Если так, то в настоящий момент она должна испытывать страх и угрызения совести, а эмоциональная нестабильность…
– …лучший аргумент для немедленного разговора. Я вздрючу эту стерву, – пообещала Дарья и отключилась.
Адам же, убрав телефон в чехол, сделал заметку в памяти: попросить Ольгу заказать еды. Ночь предстояла долгая.
На свидание Анечка собиралась тщательно. Примерив с десяток нарядов, она остановилась на демократичных джинсиках от «Collins» и ярко-зеленом пуловере, поверх которого надела серый кардиган сетчатого плетения. Волосы завила, взбила и сбрызнула лаком. Губы подкрасила, глаза подвела и, задержавшись у зеркала, вздохнула: все-таки жаль этакую красоту на Кузьку изводить.
Последним штрихом стали духи. Тяжелые, слегка отталкивающие в первое мгновенье, во второе они совершенно завораживали чудесным ароматом.
Белое пальтишко, клетчатый шарф и легкое кепи.
Анечка готова.
Шофер довез ее до центра, высадив у памятника. Кузька уже ждал. В своей нелепой дутой куртке с разноцветными нашлепками он гляделся убого. И шапка эта, что сидит на голове мятым презервативом. И джинсы, уже начавшие оплывать на коленях пузырями. И цветы…
– Как мило, – выдохнула Анечка, касаясь губами щеки.
Мог бы и лучше выбриться. И купить нормальный букет, а не эти перемороженные розы в глянцевой фольге.
– Ты красавица, – выдохнул Кузька.
Еще бы. Конечно, Анечка – красавица. И умница. И точно знает, чего хочет от жизни. И непременно получит, потому что если не получит, то это будет в высшей степени несправедливо. Анечка решительно взяла кавалера под руку. Пацаны на соседней лавке, до того делавшие вид, будто заняты игрою в карты, засвистели.
– Не обращай внимания, – охрипшим вдруг голосом сказал Кузька. – Это так… знакомые… случайно встретил.
Так Анечка ему и поверила. Случайно. Привел, желая похвастать Анечкой. И от этого на сердце тепло. Даже запахи дешевенькой Кузькиной воды и псины не раздражают.
А дальше что? В кинотеатр тащиться и втыкать полтора часа на экран? Или в забегаловке какой-нибудь дешевой торчать, делая вид, что ей это безумно нравится?
– Давай просто погуляем, – предложила Анечка. – Посмотри какой день. Скоро морозы. Снег. Любишь снег?
