Мэри Стюарт - Девять карет ожидают тебя
— Слушай, совсем не обязательно мной заниматься, я…
— Ну ты и кретинка.
Я забыла Элоизу, Леона, засмеялась, сказала:
— Я больше не буду, месье, — и полетела танцевать.
— Я сегодня выполнил все обязанности, танцевал со всеми вдовами… Хорошо, что не нашел тебя раньше, а то не был бы таким старательным.
В открытые окна заглядывала нежная ночь.
Мы танцевали около окна, вдруг мы оказались не в бальном зале, а на балконе. Музыка, пасхальная луна, танцующие тени в темном саду… Мы молча продолжали танцевать, остановились, обнялись… Когда я смогла говорить, я сказала:
— Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя.
И после этого очень долго беседовать не было никакой возможности.
А потом заговорил он:
— Ну а ты собираешься это спросить?
— Что?
— Что всегда спрашивают женщины. Люблю ли я тебя.
— Меня устроит все, что ты можешь дать.
— Не надо скромничать и унижаться.
— Ничего не могу поделать. Я так себя с тобой чувствую.
— Бог мой! Линда! Слушай!
— Слушаю.
— Эта любовь. Я не знаю. Это честно.
Что-то шевельнулось во мне, абсурдно похожее на жалость.
— Не надо, это не важно.
— Важно. Ты должна знать. Были другие женщины. Много. Но это другое. — Он засмеялся. — Я сказал бы это в любом случае, да? Но я не вру. Линда! Чертовски странное имя для француженки. Я хочу тебя. Ты мне нужна. Если это называется любовь…
— Все в порядке. Правда.
Тишина. Он отпустил меня и вдруг спросил обычным голосом:
— О чем вы говорили с Карло?
— Почти не помню. О платье. О моем платье.
— Давай, признавайся. Обо мне?
— Откуда ты знаешь?
— Ясновидение.
— Убийство! Не говори, что это у тебя тоже есть. Твой папа — колдун, знаешь?
— Тогда назовем это хорошим слухом. Карло предупреждал, что мои намерения наверняка бесчестны?
— Конечно.
— Правда?
— Более-менее. Он это делал намеками и из наилучших побуждений.
— Это уж наверняка. А что он говорил?
Я процитировала:
— Ты и Рауль — нет, нет и нет. Не сердись на него, я его обожаю.
— Не сержусь. Не про намерения… Я говорил, как я к тебе отношусь, а ты любишь меня?
— Да, да и да.
— Три раза? Ты великодушна.
— Чтобы уравновесить слова Карло. А потом в Англии есть примета: что сказано три раза — правда.
— Значит рискнешь выйти за меня замуж?
Я задрожала, сказала хрипло:
— Но твой отец…
Его руки так резко двинулись, что мне стало больно.
— Отец? Он-то тут при чем?
— Он рассердится. Выгонит тебя из Бельвинь. Или…
— Ну и что? Я ни к чему не прикован. Боишься повредить моему положению и перспективам? Господи, вот это неплохо!
— Но ты любишь то поместье, ты говорил, и миссис Седдон…
— Она тоже обо мне не молчала, да?
— Как все.
— Тогда они тебе говорили, что я там буду только до тех пор, пока Филипп не получит Валми?
— Да.
— Ну и как, на твою трижды правдивую любовь не влияет такое беспросветное будущее?
— Я же сказала, что на все согласна.
— Значит, выйдешь за меня замуж?
— Да.
— Несмотря на предупреждения и отсутствие перспектив?
— Да.
Он засмеялся.
— Можешь об этом не беспокоиться. Честными или нечестными способами, но перспективы у меня будут.
— Искатель приключений, вот ты кто.
— А ты?
— Наверное, тоже.
— Знаю. Встретились алмаз с бриллиантом. Поцелуемся и перестанем торговаться.
Когда он меня отпустил, я спросила:
— Мы должны им сказать?
— Конечно. Почему нет? Я бы с удовольствием прокричал об этом с крыши. Но если хочешь, подождем до завтра.
— Да, пожалуйста.
— Так боишься моего отца?
— Да.
— Не стоит. Я сам могу им сказать, а ты спрячешься, пока все не закончится.
— Они так разозлятся.
— Разозлятся? Ты себя недооцениваешь, дорогая.
— Ты не понимаешь. Меня должны были уволить, сказали бы про это завтра. Поэтому я и не шла танцевать.
— Но почему. В чем преступление?
— В тебе.
— В смысле потому, что Элоиза увидела, что я тебя целую? Тебя должны были уволить за это? Чушь!
— Правда. То есть я так думаю. Она так со мной разговаривала, и все на меня смотрели…
— Это не важно. Теперь не нужно беспокоиться. И ты наверняка не права. Она бы даже не разрешила тебе уйти.
— Я тоже так думала. Мне казалось, что это странно, из-за Филиппа.
— Филиппа?
— Да. Не то, чтобы я для него сделала что-то необыкновенное, просто не потеряла головы, но все-таки я спасла его, когда он упал с балкона, а твой отец сказал…
— О чем ты говоришь?
— А ты не знал? — Я удивилась и рассказала ему про наши приключения. — И твой отец тогда понял, что ты меня поцеловал, а никаких разговоров про мое увольнение не было. А теперь есть.
Он опять засмеялся.
— Ну теперь мы им дали для этого еще более основательные причины, не находишь? Успокойся. Сейчас, скорее всего, все на балу знают, что ты ушла со мной, и бурно обсуждают, зачем и почему.
— Ничего они не обсуждают, им все ясно. А мне завтра смотреть им в глаза.
— Вместе со мной. А пока давай забудем о завтрашних проблемах и отметим это событие. Выпьем шампанского.
— И поедим, — сказала я.
— Бедное дитя! Ты не ела?
— Ни кусочка. Сидела в углу, а ты танцевал, пил и наслаждался собой.
— И очень глупо. Стоило тебе вылезти, тебя бы окружила масса партнеров, только и мечтающих потанцевать с тобой, напоить и понаслаждаться. Пошли к пище.
Огромный зал был заполнен питающимися и пьющими людьми. Мы не останавливаясь прошли через толпу, приблизились к огромному столу и тут я вспомнила и потрогала его за рукав.
— Рауль. Я обещала подняться к Филиппу в середине бала. Я должна идти.
— К Филиппу? Ради бога, зачем?
— Думаю, он чувствовал себя брошенным. В любом случае я обещала и не могу его разочаровать.
— Ты ухаживаешь за ним лучше, чем тебе по штату положено, да?
— Я так не думаю. Надо уходить, вдруг он не спит и думает, что я забыла.
— Мне показалось, что ты голодная.
— Это чистая правда. — Я посмотрела на стол. Розовые крабы выглядывают из-под зеленой петрушки… — В жизни не была на балу и не видела такого стола. Но слово есть слово.
— Всегда сдерживаешь обещания?
— Всегда.
— Я это запомню.
— Они имеют силу, только если я выполню свое обещание Филиппу. Оно было дано раньше.
— Но я тоже пойду и не собираюсь дать тебе упасть в голодный обморок там наверху. Давай нарушим еще несколько правил и возьмем с собой еду. Тогда Филипп получит удовольствие, а мы отметим, как хотели.
— Ой, Рауль, здорово! Давай!
— Прекрасно. Что тебе нравится?
— Все.
— Иди к Филиппу, а я все соберу и поднимусь за тобой.
— Договорились.
Я двигалась сквозь толпу и больше всего боялась встретить Леона де Валми. Я выскочила из зала и побежала по черной лестнице, которой мы обычно с Филиппом пользовались. Но беспокоиться не стоило. Лестница выходит в коридор почти напротив комнаты мадам де Валми. Когда я была на верхней ступеньке, у меня расстегнулась и соскочила туфля. Я остановилась, чтобы ее поднять, а когда выпрямилась, две женщины выходили из этой комнаты. Мое сердце чуть не остановилось, но ни одна из них не был Элоизой — две пожилые нетанцующие дамы, которые весь бал следили за Раулем и поднимали брови, сначала на блондинку, а потом на меня. Я представила, какие бы у них стали лица, узнай они, что у меня с Раулем свидание наверху, правда, под близким наблюдением Филиппа, и развеселилась. Туфля была моим алиби. Я вежливо их пропустила и проследовала в свои апартаменты переобуваться.
Где-то начали бить часы. Полночь. Я надеялась, что Филипп еще не спит и тихо шла по коридору. И тут я вдруг осознала, глядя на туфельку в своей руке. Полночь. Потерянный башмачок. Бал. Я даже нахмурилась. Чушь такая, даже можно разволноваться. Потом мне стало смешно.
— Где тут мои тыквы? — прошептала я жизнерадостно и положила руку на дверь Филиппа.
12
Филипп не спал. Когда я тихо вошла в комнату, он сидел в кровати в ночной рубашке и смотрел огромными глазами на дверь. Огонь, который давно должен был угаснуть, весело пылал. В незанавешенных окнах сиял лунный свет. Мальчик немедленно сказал:
— Как долго тебя не было.
— Как раз середина ночи. Полночь.
— Правда? Я не давал огню погаснуть, знал, что ты придешь.
— Конечно. И ты совсем не сонный.
— Чуть не заснул, не пил шоколад и присматривал за огнем. Может побудешь тут, раз правда пришла?
— Почему? Что-нибудь не так? — Он замотал головой, но выражение его глаз вовсе не отрицало моей догадки. — Ну говори!
— Кошмары.
— Бог мой, не знала. Ужас какой! Какие?
— Люди входят и трогают меня.
Как-то мне это очень не понравилось, меня даже прознобило.
— Ну это сны, не на самом деле. Правда я иногда прихожу.
— Нет, не ты. Я тебя не боюсь.
— Часто? — Он кивнул. — Ты просыпаешься? Тогда зови меня, я приду.
