Анна и Сергей Литвиновы - Девушка без Бонда
Спасение пришло назавтра около двух часов пополудни. И оно оказалось весьма кстати, потому что солнце палило нещадно, и Тане приходилось прятаться от него в тени вертолета, да и почти всю воду из НЗ она выпила (и выпоила так и не пришедшему в сознание арабу).
С утра она обошла остров – он оказался просто неровным куском земли, бурно поросшим травой, размером не больше футбольного поля. Площадка, куда она ухитрилась столь жестко посадить вертолет, была едва ли не единственной более-менее гладкой поверхностью. И никакого источника пресной воды: ни ключа, ни даже лужицы. Песок и сорняки. И соленая, мутноватая вода вокруг.
Вода в заливе была теплющей, Таня смочила запястья, лодыжки, затылок (лучший способ переносить жару!), однако купаться не стала, справедливо рассудив, что от соленой средиземноморской воды и палящего солнца только сильнее захочется пить.
Таня вернулась назад к вертолету. Араб в сознание по-прежнему не приходил – да ему, кажется, еще хуже стало: весь белый, дышит с трудом, черты лица заострились… Девушке потихоньку становилось все грустней, да и страшнее тоже…
Но вот на море показалась точка. Садовникова стала всматриваться в нее – что-то неслось вдоль косы к островку. Точка становилась все больше, и вскоре не было уже сомнений: лодка идет по направлению к ней. И через пару минут белоснежный катер бросил якорь на расстоянии метров пятидесяти от островка. Татьяна прекрасно видела фигуры людей на палубе.
Она поднялась с земли, вышла из тени вертолета и помахала им – ей ответили, заулыбались.
С катера спустили две резиновые лодки, и обе, чуть не наперегонки, устремились к месту вынужденной посадки вертолета.
На тихом ходу лодки уткнулись носами в песок, четверо мужчин выпрыгнули из них, вытащили надувные суденышки на берег. Татьяна побежала к ним, но быстро увязла в песке и перешла на шаг.
– Гуд афтенун, – вежливо приветствовала она спасителей на интернациональном английском. Мужчины улыбнулись и чуть смущенно пробормотали: «Хелло». Выглядели они словно рыбаки или другие труженики Средиземного моря: резиновые сапоги, комбинезоны, старые свитера, чернявые, загорелые, с грубыми, неухоженными руками, с заусенцами и траурными полосками под ногтями. Может, они и были рыбаками? Таня еще подумала в тот момент: «Забавных помощников навербовал себе Ходасевич».
– Как дела, ребята? – бодро спросила девушка по-английски.
– Ка-ра-шо, – по слогам выдавил один и разулыбался.
– Далеко ли тут до дороги, до жилья? – продолжила Татьяна на языке Шекспира, но гости только руками развели: мол, не понимаем.
Мужчина, который вроде был за главного, показал жестами: где находится раненый? Другие спасатели достали из одной из лодчонок складные носилки. Таня кивнула в сторону вертолета.
– Раненый пилот – там.
Мужчины молча отправились туда. Девушка последовала за ними.
Один внимательно осмотрел стойку шасси, сокрушенно поцокал языком. Второй зачем-то внимательно изучил приборную доску.
– Может, вы говорите по-французски? – предположила Татьяна. Языком Мольера она тоже владела – правда, хуже, чем английским. «Рыбаки» помотали головами.
– А по-русски, случайно, не понимаете? – предприняла она еще одну попытку.
– Ка-ра-шо, – снова откликнулся первый, но дальше этого слова не продвинулся.
– Так откуда же вы, ребята? Кто вы? – снова спросила девушка, но ее вопрос опять повис в воздухе.
Предателя-араба со всеми предосторожностями погрузили на разложенные носилки (тот в сознание по-прежнему не приходил и только бредил) и отнесли в одну из приставших к берегу резиновых лодок.
В другую помогли сесть Тане. Даже вещи ее прихватили. А у нее мысль мелькнула: успеет ли она в аэропорт, чтобы сегодня же улететь в Москву?
Взревели подвесные моторы лодчонок, и меньше чем через минуту они оказались на борту стоявшего на рейде катера. Таню встретил улыбающийся смуглый человек. Он помог ее залезть на палубу. Этот и одет был чуть побогаче, чем рыбаки, и хоть немного, да говорил по-английски. Наверное, капитан катерка.
– Добро пожаловать, – поприветствовал он гостью. – Хотите пить? Кушать?
– Ужасно, – призналась Таня.
– Очень хорошо, – промолвил «капитан», и тут же из трюма принесли стакан ледяной воды, кружку горячего кофе и истекающую паром пиццу с золотистой корочкой.
Последний раз Таня по-настоящему ела два дня назад в первом классе самолета Каир – Москва, ужин с Ансаром не в счет – они его проговорили, да и во время последнего завтрака на борту погибшей «Пилар» ничего Татьяне в горло не лезло. Поэтому она немедленно набросилась на воду и на пиццу – и все показалось ей необыкновенно вкусным.
Но едва она сделала несколько глотков кофе – очень крепкого, очень сладкого – как в голове у нее стало мутиться, все закружилось, чашка выскользнула из рук, и девушка потеряла сознание.
* * *Она не знала, сколько времени прошло, но пробуждение было ужасным. Голова гудела, казалась огромной и словно набитой ватой. В ней нехотя ворочались равнодушные мысли: «Где я?.. Что происходит?.. Что со мной приключилось?..» Яхта «Пилар», Ансар, вертолет, араб-«дворецкий» – все казалось далеким-далеким и невзаправдашним. Вспоминалось, словно давний, тягостный сон…
По сути – это Татьяна поймет только потом, гораздо позже, когда будет ожидать смерти в доме Костенко-Чехова под дулом его пистолета – ее первое пробуждение явилось некой репетицией. Оно оказалось облегченным вариантом другого момента: когда она вернулась к жизни на ночном пляже острова Серифос…
Девушка огляделась.
Она находилась в крошечной комнате, более всего напоминающей каюту корабля. Узкая постель. Лампочка, забранная сеткой, тускло светила под низким потолком. На мысли о судне наводил и круглый иллюминатор – правда, снаружи наглухо задраенный железной заслонкой, и равномерный глухой шум и вибрация.
Таня обследовала каюту более тщательно. От предыдущего хозяина здесь остались приклеенные к стене скотчем две полуобнаженные красотки из «Плейбоя». Ее собственной сумки с вещами нигде не оказалось – а Садовникова ведь хорошо помнила, что пожитки были с ней на катере, когда они отчалили от необитаемого острова и она стала пить тот злосчастный кофе. На пододеяльнике – постель была застелена, Таня спала прямо в одежде поверх нее – имелся полустершийся штамп: «Т/х „Заполярье“. В углу был отделенный пластиковой перегородкой крохотный туалет: унитаз и раковина. Душа не было – впрочем, как и зеркала. Мелькнула мысль: „Скорее это не каюта – а плавучая тюрьма“.
Чтобы в этом удостовериться, Садовникова подошла к двери, дернула ручку. Каюта, разумеется, была заперта. Снаружи. Однако чего-то подобного она и ожидала.
Таня постучала в дверь и крикнула по-русски: «Эй, кто-нибудь! Открывайте!» Штамп на пододеяльнике и то, что она звонила не кому-нибудь, а отчиму, позволяли ей надеяться, что она находится на российском судне.
«Но зачем тогда, спрашивается, спасатели меня усыпили?»
На зов никто не откликнулся. Татьяна застучала в переборку кулаком. Крикнула – на сей раз по-английски: «Эй, отворите! Есть здесь кто-нибудь живой?!»
И только когда она принялась дубасить в переборку ногами – щелкнул замок. Дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина в элегантном летнем костюме песочного цвета, при галстуке. Мужчина, выглядевший довольно полным, невзрачным, лысоватым и добродушным.
– Здравствуйте, Татьяна! – сказал он, улыбаясь, на чистом русском языке. – Позвольте войти?
– Может, лучше вы позволите мне выйти наконец отсюда? – буркнула она.
– К сожалению, пока это совершенно невозможно.
– Почему? – моментально откликнулась Таня.
– Я вам все объясню. Чуть позже. Давайте сядем и поговорим.
Мужчина весь излучал успокоенность и позитив – даже, пожалуй, на вкус Садовниковой, слегка перебарщивал со своим оптимизмом.
– Что ж, пожалуйста, – ухмыльнулась Таня. – Я здесь явно не хозяйка, попала сюда не по собственной воле, поэтому распоряжаться не могу. Делайте все, что считаете нужным. Садитесь, ложитесь, можете попрыгать или в воздухе повисеть. Велкам!
Гость ласково, словно несмышленышу, улыбнулся ей и проговорил:
– Меня зовут Николаев, Петр Иванович, и я отвечаю за вашу благополучную доставку на Родину.
Товарищ уселся на койку и кивнул девушке:
– Вы тоже присядьте. Раз вы считаете хозяином меня, что ж, я возражать не буду и постараюсь быть максимально, насколько позволяют обстоятельства, радушным. Садитесь, садитесь, в ногах, как говорится, правды нет.
Делать нечего, и Татьяна уселась рядом с мужиком – все равно, кроме койки, другой меблировки в каюте не имелось.
– Вы напрасно нервничаете, дорогая Таня, все идет по плану. Вы находитесь на судне «Заполярье», порт приписки Мурманск, мы идем курсом на Новороссийск и через двое суток рассчитываем прибыть в родной порт. Пока мы в пути, корабль является российской территорией, поэтому никто вас здесь преследовать не будет и не сможет. Вы в полной безопасности, единственное с моей стороны требование – нет, не требование, а нижайшая просьба, – чтобы вы не выходили на палубу и не контактировали с командой. О том, что вы находитесь здесь, на судне, знает только капитан и еще пара человек, ну, а о том, кто вы такая, – знаю один лишь я. Поэтому совершенно нежелательно, чтобы вас, Таня, здесь видели. Неважно, кто конкретно вас увидит: член ли экипажа, который кому-нибудь о вас потом сможет проболтаться, или же оптика самолета или спутника-разведчика вероятного противника. В любом случае выходить вам отсюда не следует. Поэтому, по возможности, отдыхайте, набирайтесь сил, а чтобы вам не было скучно, я принес карандаш и бумагу – и вы сможете описать все ваши действия. Начиная с того момента, как вы приземлились в каирском аэропорту.
