Елена Михалкова - Манускрипт дьявола
– Наташа очень своеобразная девочка. Я близко наблюдал ее на протяжении многих лет – они с моим сыном дружили…
Бабкин отметил про себя «с моим сыном», и отчим Максима Арефьева сразу вырос в его глазах.
– Она умница, у нее редкий для женщины математический склад ума. И в то же время – художественный талант: она много рисовала и занимала призовые места на выставках, хотя нигде не училась. После лицея Наташа решила поступать в тот же институт, что и Максим, – и поступила, представьте себе, хотя отец отговаривал ее. Он был прав, как позже выяснилось, потому что ее решение было вызвано желанием доказать что-то себе и окружающим, в первую очередь Максиму.
– Они дружили с детства?
– Да. Наташа, Максим и Алеша Баренцев… Забавной они были троицей, скажу я вам. Сперва Максим с Тошей как-то незаметно сдружились, хотя были в разных классах, а потом к ним прибился и Лешка.
– Он тоже учился вместе с ними?
– Да, в одном классе с Максимом. Дворовая школа, по правде говоря, была ужасной. Максим ходил туда лишь потому, что его мама не имела возможности возить его в другой район. У Тоши особая ситуация – Аркадий воспитывал ее один, и ему нужна была школа рядом с домом. А вот Лешка Баренцев чувствовал себя там как рыба в воде. Он такой дворовый мальчик, совсем простой, из бедной семьи – типичная безотцовщина. Очень тянулся к Максиму и Наташе, потому что, вы понимаете, они ведь были совсем другие дети. И воспитание их было другое. Они много читали, их водили по музеям, театрам… Взрослые уделяли им время, вводили их в свой круг, а это почти всегда благотворно сказывается на развитии подростков. Честно говоря, Максим с Тошей выделялись на общешкольном фоне. У обоих ярко выраженные математические способности – не зря же после девятого класса они без труда поступили в физико-математический лицей. А, между прочим, знаете, какой туда был конкурс!
– А Баренцев?
– А он решил уйти в ПТУ. Это было правильное решение, – школа ему ничего дельного дать не могла. А так Леша закончил училище и сразу начал зарабатывать. Для него, мне кажется, это всегда было важно, как для многих, на кого нищее детство наложило отпечаток.
– Насколько я знаю, Наташа увлекалась шифрами, а Максим – кладоискательством, – начал Илюшин, и Борис Осипович закивал:
– Да-да, должен признаться, что это мое влияние. Когда Максиму исполнилось четырнадцать лет, я сочинил для него игру – всей компанией они искали клад. Я специально придумал задания, которые ребята могли бы решить вместе, используя эрудицию каждого из них. Мне хотелось направить их бессистемные увлечения в какое-то конкретное русло, показать, скажем так, возможность практического применения их знаний. Кто бы мог подумать, что из этого выйдет! Для клада я использовал настоящие золотые монеты, еще дореволюционные… Кажется, Николая Второго. Жена сначала возражала, убеждая меня, что монеты дорогие, но мне казалось несправедливым по отношению к Максиму использовать в качестве награды что-то современное. Деньги эти лежали у меня много лет, и я подумал, что вполне могу подарить их детям.
– Детям?
– Ну конечно. Максим отдал каждому из друзей по монете, как я и предполагал. Он сам и Наташа сохранили свои монетки, а Алешка тут же продал и купил что-то полезное… кажется, плеер. Откровенно говоря, мы с Таней и предположить тогда не могли, что с этого начнется увлечение сына настоящим кладоискательством. Но Максим ведь у нас такой… упорный. Он сейчас учится в аспирантуре института, его уже несколько раз посылали в Великобританию, на симпозиумы, как подающего надежды молодого ученого. – В голосе Бориса Осиповича звучала нескрываемая гордость. – А хобби у него осталось с детских лет – кладоискательство. Наташа же всерьез занялась кодами и шифрами, даже в Египет специально ездила – в местный археологический музей с какими-то невероятно древними табличками. А потом увлеклась манускриптом Войнича. Ну, в этом ей Максим тоже составлял достойную конкуренцию, потому что одно время они этим Войничем просто бредили!
– Алексей сказал нам, что Максим сейчас в Шаболино… – осторожно начал Илюшин.
– Да, и я второй день не могу до него дозвониться. – Борис Осипович нахмурился. – Хотя на этот раз он не стал забираться слишком далеко. Шаболино – маленькая деревушка, но Максим давно горел желанием отправиться туда.
– Вы не могли бы рассказать подробнее? Или это секрет?
– Нет, ну что вы, какие секреты! Расскажу, конечно. Он поправил очки, словно готовясь прочесть лекцию, но начал совсем просто:
– Жил-был еще до революции купец первой гильдии Никита Шаболин. Состоятельный человек, сделал деньги на торговле сахаром. Когда ему было под пятьдесят, он завел себе молоденькую любовницу из актрис и построил для нее усадьбу неподалеку от собственного поместья. Актрису звали Ольгой, фамилию сейчас и не вспомню… Было ей, кажется, около восемнадцати. Соблазнилась ли она состоянием Шаболина, или же искренне любила его – почему бы и нет? – но только профессию свою она бросила, уехала из города и поселилась в этой усадьбе, которую для нее возвели. Все это я знаю от Максима, который раскопал историю о любовнице Шаболина в архивах нашей библиотеки. Ситуация была скандальная, все всё знали, купца особенно не осуждали, а вот девицу – весьма и весьма, и какой-то местный писака кропал в газетку статьи с призывами к защите нравственности. Ну, Шаболину принадлежало три деревни в округе, он там был царь и бог, так что никто возвышать против него голос не смел – кроме разве что этого самого писаки. И потом, любовница его жила тихо, всего лишь с четырьмя-пятью слугами, нигде не появлялась, вот только любила по окрестным лесам носиться на лошади.
Шаболин ее задаривал подарками – думаю, в благодарность за то, что она ради него поселилась в эдакой глуши, где центром был городок на пять тысяч жителей. В том числе подарил изумрудное ожерелье какой-то немыслимой стоимости, с двенадцатью очень чистыми камнями – говорят, под цвет глаз Ольги. Максим прочел об этом в переписке двух сестер, одна из которых исправно поставляла новости другой, жившей далеко и не имевшей возможности наблюдать все происходящее своими глазами. Об ожерелье же известно достоверно, потому что однажды Ольга изменила своему затворничеству и появилась на городском балу, одетая по последней моде, а на груди у нее блистали эти самые изумруды. Был скандал, конечно, и в конце концов ей пришлось уйти. Говорят, Шаболин возместил ей моральный ущерб, подарив еще какую-то драгоценность – кольцо с топазом, что ли… Не помню точно.
А потом случилась революция. Шаболин успел вывезти свою семью, а Ольга осталась. Озверевшие крестьяне, ненавидящие «девку», пошли громить поместье, но прежде чем они добрались до усадьбы, Ольга ускакала на своей лошади, прихватив горничную. Сбежать бы ей не удалось, потому что все вокруг было в огне, и сами деревни горели, а в городе вовсю шли погромы, но она и не успела добраться до города – возможно, к счастью. Потому что ее бы, конечно, зверски убили, в этом нет сомнений, – как растерзали всех ее слуг, кроме горничной. Но лошадь понесла, выбежала на обрыв и сбросила девушку – Ольга упала и сломала шею. А теперь самое интересное…
– Изумрудов при ней не оказалось, хотя она взяла их с собой? – спросил Илюшин.
– Именно так. Уцелевшая горничная после рассказала, что хозяйка при ней достала из сейфа шкатулку с драгоценностями – а их у нее было немало – и вывалила в сумку. А затем уже бросилась к конюшне, держа сумку в руках.
– Могла спрятать в конюшне, – предположил Сергей.
– Безусловно. И часть спрятала – многое потом нашли. Но все знали об изумрудах, поэтому усадьбу обыскали и разобрали буквально по кирпичику, в том числе и все подсобные помещения. Изумрудов не было. То же самое и с поместьем самого Шаболина – его перевернули кверху дном, разграбили, но ожерелья там не оказалось. После неоднократно предпринимались попытки разыскать украшение, но ни одна не увенчалась успехом. Как в воду канула драгоценность любовницы Шаболина.
– Значит, это на ее поиски уехал Максим?
– Да. Он перерыл архивы, нашел все, что имело отношение к купцу и его поместью. Узнал, что все деревни Шаболина в пятидесятых годах были распаханы, а название «Шаболино» теперь носит другая деревушка, в действительности никогда купцу не принадлежавшая. И решил, будто знает, что случилось с ожерельем. Мне он говорить ничего не стал, собрался и поехал. Вот, собственно, и все.
Борис Осипович вздохнул, снял очки и повертел их в руках:
– Если вам нужны еще какие-то сведения, возможно, их подскажет дядя Максима – Александр, родной брат моей жены. Макс что-то обсуждал с ним – у них в последнее время стали налаживаться отношения.
– Налаживаться? – переспросил Илюшин.
– Ну да, – как показалось Бабкину, с неохотой ответил отчим Арефьева. – К сожалению, мы не всегда могли найти общий язык. У Александра не самая легкая работа, он заведует интернатом для трудных подростков, и это наложило отпечаток на его характер. Хорошо, что хотя бы Максиму удалось преодолеть отчуждение.
