Андрей Костин - Канатные плясуны
Им открыла сторожившая театр женщина с седыми тщательно уложенными волосами.
- Мне срочно нужен главный режиссер, - строго сказал Дима.
- Мы с ним встречались в Москве на фестивале, и он приглашал приехать...
- И ехали бы сразу к нему, зачем такой шум поднимать? - удивилась сторожиха.
- Да вот незадача, адреса я его не запомнил, - Дима развел руками. - Не могли бы мы отсюда ему позвонить? Он обрадуется, не сомневайтесь.
- Проповедники, что ли? - поинтересовалась сторожиха. - А какой ориентации?
- Почему - проповедники?
- А у нас последние годы только проповедники разные театр арендуют. Из Америки приезжали, Кореи, а один - с кометы Галлея...
- Про комету он загнул, - не поверил Ренат. - Не так уж она близко от нас и пролетела.
- Вот и я думаю, загнул, - согласилась пожилая женщина. - Правда, он не утверждал, что лично прилетел, а что-то про своего астрального двойника талдычил.
- Вот чушь! - хмыкнула Джессика.
- А мы не против, - женщина покачала головой. - Вот после концертов, когда "металлисты" всякие приезжают, молодежь и насорит, и кресла попортит... А у проповедников тихо так, чинно, книжки раздают. Разве что стошнит кого во время медитации.
- А спектакли какие сейчас идут? - жадно спросил Семен.
- Спектакли? - она удивленно посмотрела на него. - Какие спектакли?
- Как какие? С актерами...
- С какими актерами, где теперь им взяться у нас? Хорошо еще, денег за аренду хватает здание содержать...
- Так вы позволите позвонить?! - вмешался Дима. - Вашему главному...
- Ох, и не знаю... Вот если бы вы были проповедниками или на худой конец "металлистами"... А так... стоит ли беспокоить начальство в такой час? Подождите завтра.
- Гастролеры мы, - вдруг ни с того ни с сего вмешался "Робин Гуд". Обширнейший репертуар. Греческая трагедия, сатирические куплеты, фокусы с полным разоблачением.
- Я лично разоблачаться, то есть раздеваться, не стану! - возмутилась Джессика.
- Ладно, заходите внутрь, - смилостивилась сторожиха.
В комнате, где она дежурила, стояла клетка с волнистым попугайчиком.
- Сю-сю, - сказал Дима, теребя пальцем прутья клетки и надеясь подлизаться к сторожихе.
- Козел, - картавя ответил попугайчик. - Попа хо-о-роший...
- Никогда не думал, что у птиц такой обширный словарный запас! изумился Семен.
- И такие вкусы, - заметил "Робин Гуд".
- Звоните, - сторожиха нервно протянула трубку. - Это вообще не мой попугайчик.
Через пару минут все было улажено.
- Мой знакомый главный режиссер... сдает нам весь театр на любой срок. В гостинице получилось бы дороже, если на каждого по номеру, - почему-то смущенно пояснил он.
- И пусть забирают отсюда попугайчика! - вдруг взъерепенилась Джессика. - Раз помещение наше, я не позволю всякому там обзываться! Неизвестно, что он про меня скажет!
* * *
Тихо, словно зал был полон и уже начался спектакль, они прошли по проходу и уселись в плюшевые кресла первого ряда. Тем временем Дима включил прожектор-пистолет, и его направленный луч высветил круг на темной сцене.
- Я боюсь, - тихо прошептала Джессика.
- Мне тоже стало страшно, - признался Семен.
- "ОСЕНЬ", - провозгласил Дима, появляясь в свете прожектора. Исполняется впервые.
И начал:
- Подожди, не исчезай, - протянул руку, словно дотронулся до плеча невидимой собеседницы, - Ты придешь снова? Ты придешь? - настойчиво повторил он.
Сел на расшатанный стул и сжал ладонями голову.
- Не надо, милый, не из-за чего, - ответил он сам себе изменившимся голосом.
- Я боюсь, когда ты уходишь.
- Почему?
- Это осень, - сказал он. - Последняя осень.
- Будут еще.
- Не знаю.
- Будут, будут, - успокоил он сам себя, как ребенка.
- Я устал.
- Не надо. Не из-за чего.
- Ты дрянь, - выругался он. - Все время норовишь улизнуть...
"Тут она погладила его по небритой щеке," - сообщил Дима зрителям.
- Желтые листья уже упали, - с обидой отметил он. - Скоро они сгниют, добавил мстительно.
Она отдернула занавеси.
- Скоро рассвет. Ты мне не нравишься такой.
- На улице пожар? - спросил он.
- Нет, просто туман.
- Ты счастлива?
- Нет, просто туман.
- Пахнет дымом.
- Это листья жгут.
- Ждут? - не расслышал он. - Чего ждут?
- Огня.
- Все его ждут.
- Нет, все его боятся.
- И ты?
- Мне все равно.
- Ты дрянь, - снова завелся он.
- Прекрати. Скоро рассвет.
- Нет, это кончается осень.
- Будут еще.
- Нет.
Они замолчали.
Солнце еще не взошло, но на улице стало совсем светло.
Была такая тишина, что казалось - метла первого дворника зазвенит, как виолончель. В воздухе пахло дымом и сырой землей.
Старик сидел в кресле. Казалось, он спал с открытыми глазами. Соседи считали его немного чокнутым - по ночам он любил разговаривать сам с собой.
Он был очень стар.
Он был очень одинок.
Он был..."
- Браво! - закричал Ренат, яростно хлопая в ладоши. - Бис!!!
А потом заметив, что никто не шелохнулся в креслах, опустил руки.
- Я думал, мы просто дурачимся, - оправдываясь, пояснил он свои действия.
* * *
- Дима - талант, - сказал Семен, стараясь не смотреть никому в глаза. Он скоро книжку издаст, и его признают. Верно, Дим? Твои рассказы даже переводили на иностранные языки...
- В Болгарии меня переводили, - хмуро пояснил Дима. - И в Японии. Только когда все иероглифами написано, становится не по себе.
- Дим, а, Дим, - подала голос Джессика. - Эта женщина, наверное, дура.
- Какая женщина?
- Про которую ты пишешь.
- Это - литературный образ, - отрезал Дима.
- Так я и поверила, - почему-то сварливым голосом произнесла она. Просто ты не можешь ей простить...
- Тс-с, - прошипел Семен. - От него жена ушла полгода назад...
- И правильно, что ушла, - громко сообщила Джессика. - Он, небось, все свои рассказы писал... Нет, я что хочу сказать: не знаю, может, какой-нибудь Толстой и лучше пишет...
- Толстой уже умер, - напомнил Ренат. - И один, и другой.
- Я что, дура по-твоему, сама не знаю? Вон афиша висит:
"Л. Толстой. "Живой труп". И год указан - прошедший.
- Ладно, спектакль окончен, - Ренат попытался выбраться из кресла, которое явно не подходило ему по размеру.
- Вот уж нет! - заупрямилась Джессика. - Никто не просил вашего приятеля лезть на сцену. Но раз он там, пусть "откатит" - за что его жена бросила?
- Дочка, - запричитал Семен, - тебе-то какая разница?
- Он, наверное, думает, что сам - по понятиям живет, а я - блядь. А жена-то, жена его все-таки бросила, - напомнила она мстительно.
- Она ушла к другому, - пояснил Дима и сел по-турецки прямо на пыльный пол сцены.
- У другого, что, - Джессика вела себя непонятно агрессивно, - денег больше было?
- Она ушла от меня к Трупину, - безразлично сообщил Дима.
* * *
В наступившей тишине было слышно, как поет невесть откуда взявшийся сверчок.
- К Трупину?
- Которого убили?
- Да, - Дима встал, на мгновение вышел из освещенного круга и как-будто исчез в темноте сцены. Звучал только его голос, а видно не было. - Не то, чтобы она ушла именно из-за него. Просто мы расстались. Лучше уходить вовремя. На границе ДА-НЕТ. И если не хватает духу уходить в конце "да", то надо успеть к началу "нет". Тогда у тебя хоть что-нибудь, да останется. Дождливый день на Чистых прудах, столик у самой воды, джин с апельсиновым соком... Или Рижский залив, и флигель близлежащего дома плывет в тумане напротив окон. А помнишь, как играли в кости всю ночь, переругиваясь от азарта? Или возвращались после спектакля, и ты взяла меня под руку, потому что было холодно и ветер задувал в рукава твоего плаща? Время стирает многое из моей памяти, что-то забывается, что-то тускнеет. Но это... Нет! Это всегда будет со мной, и умрет вместе со мной, потому что это и есть - жизнь.
А потом вдруг эта поездка за границу, и какой-то скользкий тип на фотографии, одной рукой обнимающий тебя, так что ладонь накрыла грудь. Ну, может, у него так рука оказалась в момент съемки... "Я не могу представить тебя как возлюбленного, - сказала ты. - Только как друга." А потом, словно в бреду, ночной звонок: "Никого у меня не было, и никого, кроме тебя, я не смогу представить как мужа, как мужчину..." Где кончается "ДА" и начинается "НЕТ"? Поэтому я ушел из этого периода своей жизни, чтобы женщина, с которой мы когда-то выпивали на скамейке у Чистых прудов и которая, уткнувшись мне в плечо на набережной, как будто сильно смутилась, сказала - я тебя люблю, - так вот, чтобы эта женщина тоже помнила лучшее, что было в нашей с ней жизни. Надо расставаться, когда ощущение утраты вызывает чувство горечи. И тогда ты всю оставшуюся жизнь будешь думать, что когда-то был счастлив.
- Это что, он новый рассказ нам продекламировал? - тихо поинтересовался Ренат.
- Так тот гнусный тип на фотографии - Трупин? - спросил Семен. - Который лапал твою бывшую жену?
- Ну и продолжай любить свою бывшую жену, сколько влезет, - себе под нос сказала Джессика.
