Андрей Бондаренко - Дозор. Питерские тени...
– В чём дело, милый? – проворковала девушка, стараясь, чтобы её голос был в меру томным, безо всяких пошлых ноток. – Что-то не так?
– Тихий шорох на балконе, – тревожно поворачивая голову в сторону, сообщил Димка. – Может, это голуби?
– Не думаю. Кукусь давно бы среагировал. Он обожает изображать из себя опытного охотника на глупую пернатую дичь. Сейчас же – ноль реакции.
Кот, действительно, беззаботно, аппетитно посапывая, дремал в массивном кресле, подлокотники которого были знатно ободраны острыми когтями.
– Ерунда какая-то, – поднимаясь на ноги, пробормотал Поэт. – А, где моя сумка?
– Неужели наш отважный «дозорный» испугался? – смешливо прыснула Юлька. – Наложил в штанишки и собрался делать ноги?
– У меня там пистолет. Куда же я её пристроил? Вот же, непруха…
Договорить фразу он не успел. Через приоткрытую форточку, выходившую на балкон, в комнату влетел тёмный продолговатый предмет. Влетел, со стуком-бряком упал на паркет и бешено завертелся вокруг невидимой оси, распространяя вокруг себя клубы серо-желтоватого дыма и тревожный, чуть сладковатый запах.
«Граната, блин», – невозмутимо доложил хладнокровный внутренний голос. – «Но не советую, пожалуй, паниковать и преждевременно готовиться к вознесению на Небеса. Чувствуешь, дружок, лёгкий аромат ванили? Усыпляющий газ, понятное дело. Может, ещё и побарахтаемся…. Ага, ноги затекли, подкашиваются. Стандартная, мать его, штуковина – сперва хитрый израильский газ оказывает на объект лёгкое парализующее воздействие, а секунд через тридцать-сорок приходит и он, сладкий, цветной и беззаботный сон…».
Димка, прежде чем погрузиться в зыбкое и обманчивое небытиё, успел, неловко упав на паркетный пол, дотянуться до кармана рубашки, где находился старенький мобильник, и нажать указательным пальцем правой руки на нужные кнопки.
Проснувшийся Кукусь, выгнув спину, соскочил с кресла и замер в нерешительности. Непонятная чёрная штуковина, тихонько шипя, медленно вращалась вокруг собственной оси.
«Хрень навороченная», – мысленно фыркнул кот. – «Пахнет, правда, достаточно приятно. Какой-то травкой восточной…».
Ловкий удар лапой, и непонятная тёмная хрень, послушно отлетев под диван, неподвижно замерла.
«Там будет со всяким!» – надувшись гордым мыльным пузырём, подумал Кукусь и, плавно покачивая куцым хвостом, отправился на кухню – заправляться сухим кормом.
Коты – нация особая, гордо плюющая на всякие там усыпляющие газы. А на израильские – вдвойне. Почему – вдвойне? По кочану. Спросите у кошек, взращённых в еврейских семьях. Мол: – «Почему, киски, вы такие худенькие?». Шутка, понятное дело. В меру весёлая шутка, в меру – печальная…
Спалось так – как не спалось уже много-много лет. Беззаботно, легко и светло – без всяческих дурацких и загадочных снов.
Так, только череда призрачных картинок, отображающих суть летнего скромного рассвета. Жёлто-розовые небесные полутона на востоке. Зелёная трава, летнее полевое разнотравье. Ненавязчивое и умиротворяющее бормотанье крохотного голубоватого ручейка, бойкое чириканье мелкой птичьей братии….
Жаворонки, соловьи, певчие дрозды? Нет, зяблики.
«Какие ещё, мать твою, зяблики?», – возмутился сонный внутренний голос. – «Братец, ты разбираешься в птичьих голосах? Не смеши, право! Ты и в нотах ни хрена не понимаешь. Типа – медведь на ухо наступил. Причём, ещё в материнской утробе. Да, ты даже не знаешь, как эти зяблики выглядят в натуре. Орнитолог хренов…».
– Зяблики, – упрямо сжимая губы, прошептал Гришка. – Я сказал…
– Хорошо, милый. Как скажешь, – согласился нежный, чуть-чуть хрипловатый голос. – Зяблики, так зяблики. Красивое имечко. Очень хотелось бы посмотреть – какие они из себя. Зяблики…
Стройная, гладкая и горячая женская нога попыталась перенестись через его тело.
Попыталась? Ага. Только, ясен палисандровый пенёк, ничего толком не получилось – по причине серьёзного препятствия, имевшего места быть. Ну, вы, конечно, понимаете…
Не понимаете? Тяжёлый случай. Клинический.
Ещё минут через восемь-десять Сова известила:
– Спи, Гриня. Не буду больше беспокоить по пустякам. Типа – в ближайшее время.
– А ты, Совёнок? – вяло поинтересовался Антонов. – Куда собралась?
– Уже начало восьмого. И себя надо привести в порядок. И о полноценном завтраке позаботиться. И, вообще…
– Приятно ощущать себя…э-э-э, полноценной хозяйкой дома? Пусть, и временного?
– Угадал, бродяга. Спи…. Кстати, теперь можешь называть меня по имени. Оттаяло – сердечко…
Засыпая, он успел подумать: – «Никогда у меня такого не было. В плане ярких впечатлений от секса. Незабываемых, практически…. Вру, конечно. Было. Только очень и очень давно. Лет в восемнадцать-девятнадцать. А потом как-то всё скомкалось. Приелось. Устоялось…. Значит, молодость возвращается? Получается, что так…».
Зазвонил мобильник, выключенный ещё с вечера. Для всех выключенный, кроме одного абонента.
– Жив, здоров, бодр и весел? – поинтересовался Шеф.
– Жив и адекватен. Но, пардон, не более того, – признался Гришка. – Впрочем, к труду и обороне готов. В меру оставшихся сил скудных, понятное дело…
– Завидую, – длинно вздохнув, признался руководитель питерского Дозора. – Молодец…. Ладно, хорош расслабляться. Подъём!
– Что? Куда? Цели и задачи?
– Слушай внимательно. Внимательно – значит без дурацкой юношеской горячки. Усёк?
– Не мальчик, чай, – отбрасывая одеяло в сторону, заверил Антонов.
– Ну-ну…. От Поэта поступил сигнал тревоги. На этом пока всё. Его мобильник не отвечает. Как и телефон Карлсона.
– Понял. Выезжаем.
– Подожди. Выслушай до конца.
– Да, весь во внимании.
– Не надо гнать по городу – словно сумасшедшие. Возле «Лесной» живёт несколько наших опытных боевиков. Я отзвонился. Они уже выдвинулись по нужному адресу. Так что, в любом случае, вы прибудете к шапочному разбору…. Понял?
– Так точно.
– Понятливый нашёлся, – недоверчиво хмыкнул Шеф. – Позови-ка напарницу.
– Оля! Сюда! – вскакивая с постели, завопил Григорий. – Скорее!
В комнату вошла Сова – улыбчивая, умиротворённая, светлая. Уже полностью одетая и готовая к выходу в люди: стильный брючный костюм цвета тропического морского прибоя, туфли на высоком каблуке, неброский утренний макияж, тёмно-каштановый короткий паричок, очки с дымчатыми стёклами.
– Звал, милый? – подставляя щёку для поцелуя, спросила напарница (любовница, будущая жена?). – Губы, извини, предлагать не буду. Ты же мне всю помаду сотрёшь…
– Поговори с Шефом, – осторожно и нежно прикоснувшись губами к упругой женской щеке, протянул мобильник Антонов. – Через пять минут выезжаем.
Он, справив естественные нужды и наспех помывшись, вернулся в комнату.
– А я завтрак приготовила, – торопливо бросая в сумку всякую мелочёвку, сообщила-пожаловалась Сова. – Старалась. Нашла в кухонном буфете пшеничную муку и напекла румяных блинчиков. С кусочками сосисок. Очень вкусно получилось. Правда. А ты, Гриня, так и не попробовал. Жалко…
– Ничего, на обед съедим. Или, к примеру, на ужин. Тут, уж, как получится…. Холодными будут? Ерунда. Разогреем в микроволновке…. Слушай, а где мои носки?
– В стирку отложила. На прикроватной тумбочке чистые лежат. И трусы там же новые…. Ничего, что я покопалась в твоём чемодане?
– Нормально. Копайся, сколько захочешь. Мне скрывать нечего. От тебя…. Спасибо, Совёнок, за заботу. Ну, готова?
– Готова. Гриня, не забудь, пожалуйста, прихватить…
– Всё, родная. Нет времени…. За мной!
«Шкода» остановилась рядом с тёмно-синим забором, за которым располагалась какая-то стройка, напротив дома, в котором жила Юлька. До нужного подъезда было-оставалось порядка ста двадцати метров.
– Здесь достаточно людно, – невозмутимо констатировала Сова. – И машин всяких понаехало – видимо-невидимо. Парочка ментовозок, одна Скорая помощь, три тёмно-зелёных фургончика с маленькими красными крестиками на боках. Это, надо думать, тоже машины медицинского назначения, только приписанные не к Минздраву, а к другому серьёзному ведомству. Или к полиции, или же к армейским структурам. Очередная странность, однако…. Про штатские машины и говорить нечего. В том плане, что их – как собак нерезаных…
– Чёрт побери, – негромко ругнулся Гришка. – А этих-то деятелей, блин горелый, каким ветром принесло?
– Знакомых углядел?
– Ага. Видишь, высоченная худенькая девица – в завлекательно-короткой юбочке – неторопливо шествует вдоль дома?
– Антонов, я тебя убью! Бабник записной…
– Подожди, не ругайся. Это совсем не то, о чём ты подумала. Данная барышня – следователь Огурцова. А рядом с ней, чуть приотстав, (чтобы сподручней было любоваться стройными ножками коллеги), вышагивает плотный парнишка. То бишь, опер Осадчий.
– Те самые, которые паслись рядом с твоим купчинским домом?
