Александр Кулешов - Сыскное агентство
Проснулся так же медленно, постепенно от легких прикосновений, будто бабочки порхали по его лицу, рукам, обнаженной груди.
Он еще не понимал, что происходит, но все его существо охватило ощущение огромного счастья, такой радости, такого блаженства, что, если б он умел плакать, наверное, заплакал бы.
Серэна лежала рядом с ним, она нежно, неторопливо, неотступно целовала, ласкала его. На какое-то мгновение он приоткрыл глаза и увидел ее лицо, ее улыбку, ее взгляд, потом снова опустил веки, решительно обнял ее…
Они еще долго лежали, молча, неподвижно, вновь переживая то, что было, словно углублялись в свое счастье, не торопясь говорить о нем, стараясь продлить это первое великое ощущение. А быть может, где-то в глубине души понимая, что такое уже никогда не повторится.
Потом так же молча встали, оделись, снова вышли на пляж. И снова купались. И вновь лежали на песке.
И все время молчали. Казалось, они боялись, что, произнеси хоть слово, окажется, что это сон. Они не хотели просыпаться, возвращаться к реальной жизни со всеми ее сложностями, горестями и неприятными неожиданностями…
…Неприятная неожиданность подстерегала Кара, когда они вернулись в город.
– Останови на минутку, – попросила Серэна у журнального киоска. – Сегодня наши устроили демонстрацию у муниципалитета. Я не пошла. Интересно, есть ли в газетах?
Она сбегала к киоску, купила несколько газет и, вернувшись в машину, стала проглядывать их, пока Кар, не спеша, ехал к ее дому.
– Вот, пожалуйста, – возмущенно воскликнула она, – о демонстрации три строчки, а обо всяких драках, грабежах, убийствах целые страницы. Ох, до чего отвратительно! Люди как звери. Смотри, напали на какого-то беднягу и так изувечили, что теперь он инвалид на всю жизнь. Вон даже фото поместили. Перебили позвоночник, парализован навсегда. И неизвестно, за что и кто. Звери, негодяи! Таких я бы своими руками задушила! – негодовала Серэна, шелестя газетой.
– А кого избили? – еле слышно, уже зная ответ, спросил Кар.
– Кого? Погоди, сейчас найду. А вот – какого-то Нолана. Да какая разница! Их надо найти, его мучителей. И расстрелять! Какие же бывают на свете звери!
Она еще что-то говорила, но он уже не слышал. Светлый день померк. Счастливый миг умчался.
На город опускались сумерки.
Глава VI
НЕВЕРОЯТНО ТРУДНОЕ ЗАДАНИЕ
Теперь жизнь Кара приобрела новый, неизвестный ему раньше смысл. В свободное время, а было его, в общем-то, достаточно, он спешил на свидание к Серэне. Чувство, которое он при этом испытывал, было не только новым, но и удивительным.
Удивительным было и другое. После той загородной поездки их близость ни разу не повторилась, и он не страдал от этого. Главным была ее любовь, в которой он теперь не сомневался, их походы на пляж, в парк, в приморские ресторанчики, на дискотеки, их разговоры, улыбки, пожатия рук. Главным было то, что она была.
Странно все это… Странно и замечательно.
Но порой он ощущал противное нытье в сердце. Он вспоминал, с каким гневом говорила Серэна о «негодяях», изувечивших Нолана, каким презрением горели тогда ее глаза. А что, если она узнает правду? При одной мысли об этом у него портилось настроение. Да тут еще произошел случай, который при других обстоятельствах наполнил бы его гордостью.
Они поздно вечером гуляли по шедшей вдоль моря аллее. Аллею от моря отделял пустынный кусочек пляжа. Пахло солью, водорослями, легкий ветерок колыхал тяжелые листья пальм. Издалека доносились звуки музыки – наверное, из какого-нибудь прибрежного ресторана. Луна протянула по воде серебряную дорожку до самого горизонта. Словно золотое ожерелье, светились вдоль набережной фонари.
Вдалеке мигали огоньки вышедших на ночную прогулку яхт. Оттуда тоже доносилась музыка.
Они неторопливо шли по малолюдной в этот поздний час аллее, вдыхая аромат отошедших ко сну цветов, запах остывающих после жаркого дня камней, моря, ветра.
Внезапно за одним из поворотов показались три фигуры. Трое молодых парней в джинсах и майках, обнаживших мускулистые руки.
Парни шли не торопясь, молча, и было в их походке что-то хищное и зловещее. Кар мгновенно насторожился, хотя, несмотря на поздний час, они уже повстречали нескольких прохожих.
Казалось, парни не имели никаких дурных намерений. Они шли молча, увлеченные, видимо, своими мыслями или утомленные. Никаких хихиканий, громких шуток, двусмысленных жестов, присущих хулиганам. Они даже начали сторониться, чтобы не задеть в этой неширокой аллее Кара и Серэну.
И все же, когда они сблизились, Кар весь напрягся. Шестое чувство, чувство опасности, не раз спасавшее ему жизнь, подало сигнал. Поэтому, когда парни поравнялись с ними и шедший с краю неожиданно протянул руку и ущипнул Серэну, рука Кара с невероятной быстротой рассекла воздух, удар ребром ладони пришелся хулигану точно в горло, и он упал как подкошенный. Лишь на мгновение двое других застыли в изумлении, но этого оказалось достаточно. Одного Кар ударил ногой в висок, второго, перевернувшись в воздухе, другой ногой – в пах. Только этот, последний, не потерял сознание и с нечеловеческим воем начал кататься по земле. Улучив момент, Кар подпрыгнул, поджав ноги и резко выпрямив их, опустил на лицо лежащего. Тогда и тот застыл неподвижно.
Еще минуту Кар постоял, внимательно наблюдая за поверженными противниками и размышляя, не добить ли их. Он весь дрожал от ярости. Такого с ним никогда не бывало. В самых жестоких переделках он всегда сохранял самообладание и ясную голову.
Наконец Кар пришел в себя. Огляделся. Где же Серэна?
Лишь вдали раздавался затухающий звук ее шагов. Что с ней? Кар устремился в погоню и догнал свою подругу у выхода из аллеи. Прислонившись к дереву, она громко рыдала.
В эту минуту Кар готов был вернуться и задушить этих мерзавцев, посмевших обидеть его Серэну. Он обнял ее за плечи, поцеловал в щеку, зашептал слова утешения.
– Почему ты убежала? – спросил он наконец.
– Я испугалась, – прошептала сквозь слезы Серэна. – Я так испугалась.
Она не ответила на его поцелуй, слегка отстранилась и, вынув из кармана платочек, стала вытирать глаза.
– Не надо бояться, – улыбнулся Кар. – Ты же видела, как я их, – самодовольно сказал он. – Когда ты со мной, можешь ничего не бояться!
Серэна еще несколько раз всхлипнула и, вдруг посмотрев ему прямо в глаза, сказала:
– Я не их испугалась. – В голосе ее звучала непонятная горечь.
– Не их? – не понял Кар. – А кого? Там же больше никого не было.
– Тебя, – еще печальней ответила Серэна.
– Как меня? Почему? – Кар был окончательно сбит с толку.
– Ты знаешь, Ал, – тихо заговорила Серэна, – когда он схватил меня, я не успела испугаться, все произошло так быстро – раз-раз, и они все лежат. Ты такой быстрый, я ничего не успела разглядеть. А потом ты прыгнул тому на лицо… ногами… я видела, как брызнула кровь… нос… губы… Ты все раздавил ему. – Она закрыла лицо руками. – И я увидела твои глаза. Ох, Ал, какие у тебя были глаза! Какие страшные глаза. Я никогда не смогу их забыть. Нет, Ал, это не были глаза человека… Даже не зверя! Еще страшней. О господи, Ал…
Она снова зарыдала, а он, объятый страхом, бессвязно шептал ей на ухо:
– Но они же оскорбили тебя. Я никому этого не позволю. Серэна, я любого готов убить за тебя. Я никому не прощу. Кто обидит тебя, тот умрет. За тебя я…
– Да, да, Ал, – бормотала она в ответ, – да, я понимаю, прости меня, я глупая, прости… Но эти глаза!.. Как можно так человека, живое существо…
– Он не человек, Серэна, – отчаянно оправдывался Кар, – человек, который обидит тебя, не человек, он не имеет права жить. Я пожалел его, надо было раздавить, как змею, уничтожить…
– Я все понимаю, Ал, родной, все понимаю, прости меня. Но если ты убиваешь змею, ну, как тебе объяснить, ну, нельзя самому становиться змеей. Ох, какие у тебя были страшные глаза…
Она дрожала, еще что-то бормотала. Он с трудом успокоил ее, проводил домой и лишь после того, как она поклялась с утра позвонить ему, отправился к себе.
Когда в ночной сводке радионовостей он услышал, что успевшая скрыться банда хулиганов напала в одной из аллей приморского парка на трех возвращавшихся из гостей молодых людей, одного убила, а двоих зверски избила, ему стало страшно. Нет, его пугало не то, что нападут на его след, черта с два. Он боялся, что сводку услышит Серэна.
Кар впервые тогда задумался о том, о чем думают миллионы людей на земле: о том, что существуют разные понятия о добре и зле, о справедливости, о преступлении и наказании, о мере ответственности за свои, да и за чужие деяния. О том, что у людей могут быть иные, чем твои, взгляды, мерила ценностей. Что миром правит не только сила и что самый сильный в чьих-то глазах не обязательно самый лучший, самый правый.
Он никогда не задумывался о таких вещах, как, впрочем, и о многом другом. Он жил в особом мире, где сила всегда оказывалась правой, где не то что к врагам, а порой и к знакомым или незнакомым людям не следовало быть милосердным. Особенно если они оказывались на твоем пути.
