Марина Серова - Хорошее время, чтобы умереть
Не сомневаюсь, усмехнулась я про себя, выключила мобильник и убрала его в сумку, потом открыла свою машину.
– Татьяна, что это сейчас было? – спросил удивленный Никита, смотря на меня, как на инопланетянку, широко открытыми глазами.
– Что? – не поняла я.
– Ну, вот все то, о чем вы только что рассказывали этому Дарию.
– А-а… Да так… Проверка наших доморощенных писателей на умственные способности, – усмехнулась я. – Вот думаю, неужели схавает?.. Садись в машину, Никита.
Молодой человек радостно шмякнулся на пассажирское место.
– А мы уже на «ты»? – поинтересовался он, осматривая салон моей красавицы.
– А ты что, против?
– Я?! Нет, никогда! Я только «за»!
Глава 6
– …Да я вам уже битый час говорю: нет у меня на участке бомжа в сомбреро! Не-ту! Может, вам по-японски повторить?
Он смотрел на меня почти тоскливо.
– Не надо, – разрешила я, – мы и так поняли…
– Ну, а раз поняли… – почти радостно начал участковый, мечтающий, наверное, выдворить нас побыстрее из своего кабинета.
– …Нет, подождите, – заартачилась я. – Если у вас и нет бомжа в широкополой шляпе, то, может, есть бомж, лицом похожий вот на эту даму?
Я достала из сумки фото Ахолии Ивановны. Участковый взял его у меня из рук.
– На эту? Нет, такого нет.
– Не может быть! – решил поучаствовать в разговоре молчавший до того Никита. – Вы внимательнее, внимательнее посмотрите.
– Почему же это «не может»? – удивился участковый, молодой парень, по виду не старше нашего Никиты. – Я всех своих в морды… пардон, в физиономии знаю. Именно вот такого, да еще в сомбреро – нет, но, может, вам какой другой сгодится? Вообще-то у нас выбор большой. Есть, к примеру, в кепках, как у Лужкова, есть в спортивных шапочках «Адидас», есть даже лысые в панамах…
– Нет, товарищ лейтенант, спасибо, других нам не надо, тем более в панамах. А впрочем, подождите… – я подумала всего пару секунд. – Скажите: где мы могли бы посмотреть на этих ваших в кепках, в спортивных шапочках и лысых в панамах?
– Есть такое местечко, есть, – усмехнулся участковый и махнул рукой. – Эх, ладно, пойдемте!
Четверть часа спустя мы втроем пробирались по подвалу какого-то старого пятиэтажного дома. Здесь был полумрак – тусклые лампочки лишь кое-где боролись с непроглядной тьмой. Пахло сыростью, затхлостью и еще чем-то не особенно приятным.
– Фу, черт! – выругался Никита, зажимая пальцами нос. – Чем это здесь воняет?
– Бомжами, – хмыкнул участковый, – чем же еще!
Я незаметно для моих спутников достала из сумочки флакончик французских духов, смочила указательный палец и мазнула им у себя под носом. Участковый толкнул какую-то дверь, которая заскрипела ржавыми петлями, и нашему взору предстало большое помещение, освещенное так же тускло, как и коридор. Здесь стояло несколько кроватей – в основном железных, покрытых ржавчиной, пара старых диванов с ободранной обивкой и несколько матрацев, лежащих прямо на полу. В середине комнаты находился большой обшарпанный стол, возле которого были разбросаны ящики и покосившиеся табуреты. На всем этом великолепии сидели человек десять весьма экзотической наружности. Они ели что-то – каждый из своей миски или консервной банки. При нашем появлении все дружно повернули головы в нашу сторону.
– Действие второе. Те же и участковый со товарищи, – насмешливо сказал кто-то из обитателей подвала.
– Артист! – рявкнул наш гид. – Поговори мне еще!
Участковый, не обращая внимания на тяжелый запах, подошел к обедавшим.
– Так, граждане асоциальные элементы, – сказал он, доставая из кармана фото Ахолии Ивановны, – ну-ка, быстро посмотрели все сюда. Кто из вас знает или хотя бы видел человека, предположительно из вашего сословия, похожего ликом на эту даму и предпочитающего носить шляпу с большими полями?
Все бомжи, вытянув шеи, уставились на фото. Они рассматривали нашу бабушку Ягудину, но глубокомысленно молчали. Кто-то добросовестно морщил лоб, кто-то тяжело сопел. Я поняла, что этот процесс надо как-то ускорить и, главное, подогреть заинтересованность наших респондентов.
– А тому, кто расскажет об этом человеке хоть что-нибудь, я лично поставлю литр водки, – сказала я и тут же добавила: – С закуской, разумеется.
Взгляды бомжей несколько оживились. Они начали еще усерднее морщить лбы и еще тяжелее сопеть. Но никаких результатов их мыслительная деятельность так и не дала. И тогда я сказала:
– Этот человек – высок ростом. Он носит длинное черное пальто и шляпу типа «сомбреро». Так как? Видел кто-нибудь высокого типа в длинном пальто? Возможно, совсем недавно…
Наконец один из бомжей неуверенно выдал:
– Кажись, я такого видал…
– Когда? Давно? – не утерпел Никита.
– Дак… с неделю тому назад, – почесал в затылке небритый, – а может, и поболе…
– Где видели? Что он делал? Как был одет? – засыпали мы вопросами небритого.
– Что делал? А что ему делать? Из подъезда он выходил…
– Из какого?
– А из того самого, где потом бабушку нашли убитую.
Никита едва не схватил бомжа за грудки:
– Как он был одет?
– Так и был – как говорите… В пальте… в таком… черном и грязном. И длинном, вот!
– А делал что? – продолжала я пытать свидетеля.
– Дак говорю же, выходил из подъезда…
– А потом что сделал, когда вышел? – рявкнули мы с Никитой хором.
– Потом? Потом… Действительно, а что же было потом?..
Небритый почесал в затылке. Я даже подалась вперед от нетерпения, мне тоже хотелось схватить бомжа за грудки, и только брезгливость остановила меня: его свитер был настолько грязен, что руки мои сами собой убрались за спину.
– Говори, Хнырь! – рявкнул участковый. – Или пойдешь у меня… сам знаешь, куда!
Я удивленно посмотрела на участкового: чем это он собирался напугать бомжа? Мне не довелось узнать это, потому что Хнырь вдруг все вспомнил.
– А! – обрадованно вскрикнул он. – Дак ведь он потом в машину сел.
– Что ты несешь? – накинулся на Хныря участковый. – В какую такую машину? Обкурился? Вот я тебя…
– Ниче и не обкурился, – обиженно возразил небритый. – Точняк говорю: вышел мужик в шляпе из подъезда, а шляпа-то прямо на глаза надвинута – вот так, – зашел за угол, прошел до дороги и сел там в машину. Большая такая, черная… Иномарка, вот! Сел себе и поехал…
– Поехал, – вздохнул обреченно участковый. – Бомж – на иномарке?! Так, с этим все ясно.
– Че ясно-то? – насторожился Хнырь.
– А то и ясно, – нашла нужным вмешаться я, – что пойдешь ты, мил человек, сейчас с нами.
Я постаралась придать голосу побольше трагичности и загадочности.
– Куда пойду? – еще больше насторожился Хнырь и даже отодвинулся от нас в сторону товарищей, как бы ища у них защиты.
– Туда! На место пойдешь, покажешь, как там все было. Из какого подъезда вышел «мексиканец», в какую сторону пошел и куда сел…
– Я насчет того, что он «мексиканец», не в курсе, он мне не представился…
Через десять минут мы все четверо стояли у дома Ягудиной.
– Ну, вот из этого подъезда он и вышел, – указал бомж на дверь подъезда, где жила погибшая.
– Когда это было, говоришь?
Хнырь недовольно покосился на меня, даже смерил с ног до головы своим тяжелым взглядом.
– Говорю же, с неделю тому назад, может, поболе, мы ведь календарей не имеем, они нам без надобности.
– Время какое было? – уточнила я.
– Утро было, а насчет времени не скажу, потому как не знаю.
– Часов не имеете? – догадался Никита.
– Ага.
– Ну, а так, навскидку? – спросила я. – Раннее утро или позднее?
– Да и не раннее, и не позднее, – пожал плечами Хнырь, – светло уже было, значит, позже семи. А до обеда тоже далеко… Ну, может, часов девять или десять… а может, и в начале одиннадцатого… Но не позднее, нет: в половине одиннадцатого в этот двор «мусорка» приезжает, так что нам до этого времени надо с баками закончить.
– Ты, значит, у баков в тот день был? – продолжала я пытать свидетеля.
– Ага. Там кто-то такие классные кроссовки выбросил! Глядите!
Хнырь опустил голову и посмотрел на свои ноги.
– Про кроссовки – это ты своим друзьям потом расскажешь, – перебила я его, – скажи лучше: человек этот, тот, что в шляпе, подходил к мусорным бакам?
– Ему-то зачем? – удивился бомж.
– Ну, может, он что-то выбросил? Вспомни, это важно.
Хнырь почесал в затылке, взъерошил свои грязные и без того лохматые волосы.
– Не-а, не было у него ничего, – сделал он наконец заключение.
– Это верняк? – немного разочарованно уточнила я. – Может, у него предмет какой был с собой? Ну, Хнырь, вспоминай!
– Чего пристали? Что у него могло быть-то?!
– Да что угодно! – не выдержал Никита. – Шпаги, к примеру, не было? Или чего-нибудь длинного и острого.
– Шпаги? – Хнырь удивленно вылупил на нас глаза и еще усерднее почесал в затылке. Он думал долго, добросовестно шевеля извилинами и морща свой грязный лоб, одной рукой при этом он теребил себя за черное ухо.
