Эд Макбейн - Маленький плут и няня
Кофейник вскипел. Бенни достал из шкафа чашку и сахарницу и снова уселся за стол. Пухлый белый конверт будто притягивал его. Бенни то и дело бросал на него взгляд, будто опасаясь, что тот вдруг волшебным образом растворится в воздухе.
Но тот памятный случай, что произошел с ним в Чикаго, был не более чем обычной ошибкой, столь свойственной людям. Почему бы раз и навсегда не забыть об этом, будто бы ничего и не было? Налив кофе в чашку, Бенни снова обреченно уставился на конверт. Откуда, черт возьми, ему было знать, что человек, открывший итальянский ресторан «Домицио» был не кем иным, как родным братом самого Кармине Гануччи?!
Бедняга Бенни просто сделал то же, что делал всегда, как только в Чикаго открывался новый ресторан. Появившись на церемонии торжественного открытия, как бы случайно, мимоходом бросал пару слов о том, что кое-кто был бы крайне заинтересован, чтобы забирать из ресторана неизбежные отходы, а заодно и поставлять столовое белье. Но Домицио только буркнул:
«Пшел вон, идиот!» – и в следующую же ночь кое-кто из приятелей Бенни позаботился о том, чтобы мусорный бак со всякой гадостью, вдребезги расколотив великолепное зеркальное окно нового ресторана, оказался внутри, заляпав всякой дрянью роскошное убранство зала. И все было бы чудесно – это маленькое, хоть и досадное происшествие сослужило бы только добрую службу самому Домицио, поскольку коль скоро человека зовут Домицио Гануччи, то какого дьявола, в самом деле, называть себя Домицио Голсуорси?! Что за имя, черт возьми, да еще для хозяина итальянского ресторана?! Да еще такого шикарного! Он же ведь был членом семьи Гануччи – не больше, ни меньше! Нет, иногда Бенни просто отказывался понимать, о чем думают некоторые люди! «Что такое имя? – печально процитировал он про себя, – ведь роза, как ее ни назови, все ж сохранит свой дивный аромат!»[9] Бенни недоумевающе пожал плечами. Он попытался было представить себе, что было бы, если бы это незначительное происшествие обернулось для него по-иному, если бы на следующее утро его бездыханное тело вдруг выловили из Большого Чикагского канала, но так и не смог.
А в действительности Кармине Гануччи лично прилетел из Нью-Йорка только для того, чтобы сообщить: он, дескать, отлично все понимает, каждый может хоть раз в жизни ошибиться, но зеркальное окно обошлось его дорогому брату Домицио ни много ни мало в тысячу двести пятьдесят зеленых, каковую сумму Бенни и надлежит возместить ему из своего кармана. И посоветовал Бенни в будущем заняться чем-нибудь другим. Впрочем, он был так любезен, что предложил Бенни, когда тот окончательно поправится, перебраться из Чикаго в Нью-Йорк, где ему скоро понадобится свой человек для работы в Гарлеме. Если, конечно, Бенни это заинтересует, добавил Кармине. Конечно, много предложить он не может и, скорее всего, на новом месте Бенни будет зарабатывать меньше, чем здесь, но Бенни должен его понять – зеркальные витрины ведь не растут на деревьях, верно?
И хотя лично он всегда ценил хороший юмор, но такому неглупому человеку, как Бенни, не стоит объяснять, насколько глупо было дразнить родного брата самого Кармине Гануччи!
Бенни пришлось признать, что тут он прав.
Вежливо поблагодарив мистера Гануччи за столь щедрое и великодушное предложение, он заверил его, что будет счастлив перебраться в такой замечательный город, как Нью-Йорк, и принять предложенное ему место в столь милом районе, как Восточный Гарлем, – о такой удаче он, дескать, не смел и мечтать! – а потом вышел из дома, прошелся по Тридцать первой улице и долго стоял на берегу канала, глядя вниз. Затем громко, чтобы те, кому надо, могли его услышать, прочел вслух «Богородица, Дева, радуйся!» и ушел.
Да, все мы когда-то делаем ошибки, думал он, но, сколь это ни печально, приходится признать, что в последнее время он явно превысил допустимый предел. Почему, спрашивается, он не нашел в себе сил отказать Нэнни? Надо было прямо сказать – пусть подыщет кого-то другого, еще более незаметного, чем он, чтобы вернуть домой этого маленького негодника, мальчишку Гануччи. Он должен был сразу отказаться, и это было бы самое правильное. Но он этого не сделал. Больше того, совершил еще большую глупость – ввязался в эту дурацкую интригу с карточной игрой и, что уж совсем глупо, доверил самую ответственную роль Придурку, пройдохе и мошеннику, столь же глупому, сколь и изворотливому.
«Хотелось бы мне знать, где этот идиот сейчас», – мрачно подумал Бенни, и вновь бросил затравленный взгляд на лежащий перед ним пухлый белый конверт. Наверное, все-таки лучше открыть его, вздохнул он, и хотя бы посмотреть, что там.
По крайней мере, на банковском счете у него целых двести шестнадцать долларов, а этого хватит, чтобы исчезнуть на время.
Пусть не в Индию и не на Гавайи, а на худой случай в Скенектеди, но и это не так плохо, решил он. У Бенни в Скенектеди жила родная тетка.
Он отпил кофе, отставил в сторону чашку, со вздохом взял в руку конверт и стащил с него тугую резинку.
В конверте лежала целая пачка сотенных купюр – пятьдесят тысяч долларов.
И билет на самолет до Неаполя и обратно.
Кроме этого, была еще записка.
«Бенни Нэпкинсу.
Садитесь на самолет. Вылет в пятницу вечером в десять часов.
Отправляйтесь в Неаполь (не забудьте, что в Риме пересадка), в субботу вы должны передать содержимое этого конверта поверенному мистера Гануччи, который будет встречать вас в аэропорту.
Не провалите все дело!
Марио Аззекка».Бенни еще раз медленно перечитал записку. Потом во второй раз пересчитал деньги. Снова посмотрел на билет. И тут ошеломляющая мысль молнией вспыхнула у него в мозгу – вот тут, перед ним, как раз те самые пятьдесят тысяч, которые хочет получить сумасшедший маньяк, похитивший мальчишку Гануччи! Они у него в руках! Одна беда – сам Гануччи тоже рассчитывает получить эти деньги, только в Неаполе.
Во второй раз за последние несколько часов Бенни захотелось поднять голову и истошно завыть от злобы и отчаяния.
* * *Самым известным скупщиком краденого в этом благословенном городе был человек по имени Блумингдейлс (его имя звучало точь-в-точь как название знаменитого магазина, только что апострофа к нему не полагалось). Блумингдейлс (не магазин, конечно, а человек) снимал квартиру на 116-й улице в самом конце Лексингтон-авеню, и любой в этом городе сказал бы вам, что это самое оживленное место во всем районе. Народ стекался отовсюду, порой издалека, только чтобы полюбоваться бесчисленным множеством самых разных товаров, которыми были буквально завалены витрины магазина Блумингдейлса, размещавшегося прямо в его четырехкомнатной квартирке. Ходили упорные слухи, что однажды ему пришло в голову выставить на кухне украденный концертный рояль. Но Доминику по прозвищу Гуру ни разу в жизни не доводилось видеть настоящего, подлинного «Стейнвея», поэтому пришлось принять всю эту байку на веру.
Однако заваленные буквально до самого потолка крадеными товарами комнаты магазина Блумингдейлса произвели на Доминика неизгладимое впечатление, и он вознамерился сделать все, чтобы то, что он принес с собой, также заняло подобающее место на витрине.
Чего здесь только не было! Радиоприемники, телевизоры, тостеры, золотые часы, ручки с золотыми перьями и крохотные золотые карандашики, стереосистемы, зонтики, пальто всех цветов и размеров, шубы, светильники, золотые цепочки и кольца, музыкальные инструменты, шахматные доски, полное собрание сочинений Чарльза Диккенса в переплете из натуральной кожи искусной ручной работы, хрусталь, китайский фарфор, велосипеды и даже мотоцикл «Хонда» – все это и еще многое, многое другое можно было найти в тесном магазинчике Блумингдейлса в любой день недели, поскольку магазин работал без выходных.
Но тщетно стали бы вы искать там серебряные часы, кольца или цепочки – Блумингдейлс не имел обыкновения держать у себя в магазине подобные безделушки, а вместо этого отдавал их в «Сильвер Фоке», хозяин которого, зная толк в серебре, мгновенно определял стоимость каждой вещицы. Для своих многочисленных клиентов он всегда старался раздобыть нечто оригинальное: серебряные соусники, ковши или столовые приборы. В общем, любые предметы роскоши, всех видов и фасонов, лишь бы они были из серебра. Все же остальное, от крохотного транзистора до гигантских размеров посудомоечной машины, от грошовой безделушки, за которую и пятерки жалко, до великолепного раритета, стоимость которого приближалась ко многим тысячам (вроде подлинного «Стейнвея», увидеть который Доминику так и не довелось), размещалось в четырех крохотных комнатушках этого охотника до выгодных сделок. Судя по всему, его не слишком пугало нарушение статьи 1306 Свода законов города Нью-Йорка, звучавшей примерно так: «Скупка, получение, укрывательство или хранение похищенных или добытых иным нечестным путем предметов собственности».
