Марина Серова - Кругом одни соблазны
— Хватит с вас и одного убийства, — совершенно невозмутимо заявил Кирсанов.
Никитин сразу заглох и насторожился. Он даже трепыхаться перестал.
— А может, вовсе и не одно убийство вы совершили? А? Может, этих девочек вы убивали и насиловали? Вот сейчас вы и расскажете нам все про свои незабываемые подвиги.
Евгений Иванович побледнел.
— Что вы такое говорите? — прошелестел он одними губами. — Ведь я же врач.
Лена смотрела во все глаза на каждого поочередно. Кирины слова просто шокировали ее. На лице отразился ужас.
— Боже, — прошептала она, приложив ладони к горящим щекам, — этого не может быть.
— Придется вас огорчить, Елена Владимировна. Может. Таню Ковалеву убил ваш муж.
— О, господи! Какой ужас! Скажи, что это не правда, Женя! Скажи.
Глухое рыдание вырвалось из ее груди.
— Скажи, что они ошибаются. Тот нервно глотнул:
— Конечно, не правда. И скоро все выяснится. Я не убийца.
— Разберемся, — вмешался опер приятной наружности, смахивающий на Алена Делона, чем очень гордился.
— Евгений Иванович, мы вынуждены задержать вас по подозрению в убийстве Тани Ковалевой, — официально заявил Владимир Сергеевич Кирсанов.
Здание УВД вымерло. Кроме дежурного и нас, никого в нем не было. Мы шли по слабо освещенному коридору, и наши шаги гулко отдавались в полной, жуткой тишине.
Кирсанов открыл свой кабинет и включил свет.
— Присаживайтесь, Евгений Иванович. Разговор нам предстоит долгий и трудный. Киря пододвинул ему стул.
— Вот сюда.
Тот сел, съежился весь, сцепил пальцы так, что они побелели.
Мы разместились на стульях, стоящих вдоль стены.
Я достала из пачки сигарету и с наслаждением закурила. Целых сто лет никотинчиком не травилась.
Задержанного колотила предательская дрожь. К тому же, несмотря на теплую майскую погоду, в кабинете было довольно прохладно. Мне самой было зябко. А уж тому, кто очень нервничает, и тем более.
— Можете курить, — обратился Киря к Никитину.
Тот взял предложенную сигарету, пошарил в кармане в поисках спичек.
Киря дал ему прикурить от зажигалки и присел на краешек стола рядом с подозреваемым, возвышаясь теперь над ним. Тоже, надо заметить, производит определенное впечатление.
Евгению Ивановичу придется теперь смотреть на него снизу вверх, отвечая на вопросы.
Я решила начать разговор первой. Имею, однако, моральное право:
— Для начала, любезный Евгений Иванович, объясните нам происхождение царапин на вашем лице.
Он попытался, конечно же, выкрутиться, надеясь на русское «авось пронесет»:
— Это меня кошка соседская поцарапала. Замечательный ответ. Вполне достойный. Я тут же парировала:
— А вы знаете, что эта самая кошка, как вы изволили выразиться, взяла и сохранила частички вашей кожи для истории, для идентификации? Как вам это нравится?
— Объясните непонятливым, — язвительно добавил один из оперов.
Никитин помолчал, собираясь с мыслями, стряхнул пепел с сигареты. И все-таки сориентировался на «местности»:
— Простите меня, Татьяна Александровна, я не хотел вас обидеть. Я, конечно, виноват, но мне необходим тот научный труд, которым вы завладели. Ведь Харламову он теперь не пригодится. А я ему помогал в некотором смысле. Поэтому счел, что имею на него право. Я ошибался. Простите. Мне надо было его у вас попросить, но я боялся, что вы не отдадите.
Ребята насмешливо кивали головами.
— Сочинять умеет, — улыбнулся Ален Делон, — ему бы писателем быть. А он убийцей стал. Докатился.
Задержанный нервно затушил свою сигарету. Он ее попросту размочалил в пепельнице своими изящными пальцами хирурга.
— Все, Евгений Иванович, хватит изворачиваться. Послушайте вот это, вам будет интересно, я думаю.
И Киря включил магнитофон. Евгений Иванович безучастно слушал запись, которую сделала я, отправив Вадима к Вере Ивановне в качестве опера. Слушал и не поднимал глаз от пола.
Я полагаю, что уважаемому читателю будет интересно узнать, как нам все удалось провернуть. Шоковая терапия — мое излюбленное средство. Приведу эту самую запись почти дословно. Никитину этого не удалось, поскольку мы смонтировали пленку таким образом, чтобы не была брошена тень на методы работы правоохранительных органов. Ведь Вадиму пришлось прибегнуть к шантажу.
— Добрый вечер. Вера Ивановна. Я оперуполномоченный Петров Вадим Михайлович. (У моего нового знакомого оказалась такая же пролетарская фамилия, как и у меня.) Вам звонил Кирсанов Владимир Сергеевич и предупредил о моем визите. Вот мое удостоверение.
Вадим продемонстрировал мои просроченные корочки, не открывая их. Звонок Кирсанова способствовал тому, что дама поверила ему безоговорочно.
К тому же он бросился с места в карьер, не давая ей никакой возможности в чем-то усомниться.
— Ваш брат, Никитин Евгений Иванович, арестован за акт насилия и убийство девочки, Ковалевой Тани. Он уже сознался. (Вот этого Никитин не услышал.) Осталось уточнить некоторые детали.
— Господи, что вы такое говорите? Этого не может быть. Женя не мог убить. Это не правда! Не правда!
Вадим продолжил наступление, несмотря на ее возмущение:
— Вы совершили должностное преступление, подтасовав факты. Ведь спермограмму делали вы, не так ли?
— .. (Жестов по телефону не увидишь.) — Вам лучше рассказать всю правду. Не осложняйте себе жизнь. Вы и так уже дров наломали. Помогли избежать наказания настоящему преступнику и подставили ни в чем не повинного человека. Вы облегчите свою участь, если расскажете все как было. К тому же посмотрите на все это хотя бы с точки зрения матери. Представьте себе, что вашего собственного сына вот так ни за что ни про что упекут в каталажку, где над ним будут измываться настоящие преступники, матерые. Не надо вам объяснять, как они ненавидят насильников несовершеннолетних девочек. Советую вам не молчать.
И Вера Ивановна изложила-таки историю своего грехопадения:
— Понимаете, Женя позвонил мне и сказал, что надо подменить результат спермограммы, иначе все подумают, что убил именно он. Ведь он был в тот день в квартире Ковалевых. Пил кофе с Танечкой и ее другом. А потом ушел. И хоть подозреваемый пока не вспомнил об этом, но в любой момент может вспомнить.
— И вы, конечно, поверили и даже не поинтересовались, почему именно его должны заподозрить, и, разумеется, не знали, что в кофе был подмешан наркотик? Так?
— Я… Я… — и рыдания.
— Вы знали, что убил ваш брат. Вы просто решили его выгородить. И даже не задумались о том, что завтра он может убить снова.
Вот такой приблизительно диалог я записала на свой портативный магнитофон и дала прослушать Кире. Он вник в ситуацию. Это же не Бендер, которому, чем больше задержанных, тем лучше.
Часам к десяти Евгений Иванович сдался и рассказал, как он вынашивал это преступление, как лелеял в себе мечту отомстить сопернику, а заодно и своей жене.
Все это было настолько ужасно и отвратительно, что просто не укладывалось в голове. За все проступки взрослых ответила ни в чем не повинная девочка, которая только начинала жить, радовалась жизни, весне и вообще этому прекрасному миру.
— Но других я не убивал. Тот нож испачкан кровью уже мертвой девочки. Ее привозили к нам на вскрытие. Это может показать анализ крови. Ведь уже произошел процесс коагуляции. Понимаете? Кровь умершего несколько часов назад человека отличается от крови живого…
Потрясающе! Он был просто уверен в том, что сестра не откажет ему в такой «мелочи» и пойдет навстречу. Получается так. А еще он совершенно точно знал, что и милиция изобилует такими бендерами, которым жизнь человеческая так же дорога, как и жизнь самого мерзкого создания на Земле — таракана.
Ваше слово, гражданин-товарищ Бендер. Что вы теперь скажете, уважаемый? Где ваш серийный убийца? Ваш серийный убийца продолжает гулять по мирным улицам Тарасова и присматривать новую жертву. И все это время, пока вы изгалялись над невиновным человеком, тоже гулял. И, возможно, уже успел совершить еще что-нибудь ужасное…
Глава 11
Алексей сел на заднее сиденье. Он был молчалив и печален. Я представляю, что ему пришлось пережить за это время. И старалась не докучать разговорами.
Я смотрела на него в зеркало заднего обзора, делая вид, что слежу за дорогой. Мне кажется, он постарел. Хотя я ведь не знаю, как он выглядел до того, как был арестован по подозрению в убийстве Танечки, земля ей пухом.
И все же досталось ему здорово. Как еще мне удалось сегодня вырвать его из цепких холеных пальчиков товарища Бендера! Слава богу, прокурор — человек: вник в ситуацию и пошел навстречу.
— Куда? — коротко спросила я.
— Домой, — ответил Алексей.
— К Наталье?
— Нет, домой. Я сейчас никого не хочу видеть. Я понимала его. Очень понимала. Мне хотелось остановить машину, сесть с ним рядом, прижать его голову к себе и погладить по голове, как маленького. Только ему этого не надо. Ему сейчас не нужна утешительница в моем лице. Он сам справится со своими проблемами. Он сильный. И умный. И у него есть хорошая подруга. Может, когда-нибудь мне и доведется напиться на его с Натальей свадьбе. Если они вспомнят обо мне. Ведь не вспоминали же до сих пор. Я остановила машину около его дома.
