Елена Сазанович - Город призраков
— Надеюсь, ты не собираешься вновь утонуть у меня на глазах?
— Нет, Ник. Это уже ни к чему. Глупо было бы умереть не узнав всей правды.
— А какую правду ты хочешь узнать?
— Любую. Мне любая правда не страшна.
Я приблизился к девушке и слегка обнял ее за плечи. Она не вырывалась. Мы молча стояли вглядываясь в зеркальную воду. Свежесть морского воздуха кружила мою голову. Пахло водорослями и ночными фиалками. Мерцание звезд освещало наши лица. И, как всегда, перед бесконечностью моря казалось, что мы одни в этом мире. И я не мог представить уже другой мир, в которым совсем недавно жил. Считая это жизнью. Мне давно не было так хорошо. И этот кусочек земли, омываемый волнами моря, замыкался для меня в целую планету высшего блаженства. Высшей идеи. Высшей гармонии. И мне хотелось, чтобы так было всегда. Отражение звезд в зеркальной воде. Неправдоподобная тишина. И прекрасная рыжеволосая богиня. Совсем близко. И я чувствую ее тело. И я чувствую запах ее загорелой кожи. И я слышу ее горячее дыхание.
— Пойдем, Ник, — тихо попросила Белка. И мой идиллический мир рухнул. И я почувствовал холод. И съежился.
Мы шли к ее дому. И на морском оранжевом песке после нас оставались отчетливые следы. Маленькие, легкие следы босоногой Белки. И рядом — мои, тяжелые и большие. И мне показалось, что на этом песочном берегу моря мы оставляем следы наших, еще пробуждающихся чувств.
Мы остановились у дома. И Белка как-то смущенно, по-детски поцеловала меня в щеку. Короткий, еле слышимый поцелуй.
Она уходила. И я молча смотрел ей вслед. Она замедляла шаг. Ей так не хотелось уходить. А я так хотел чтобы она осталась. Но не окликнул ее. Я противился своим чувствам. И боялся их. Так же, как и она. Зная, наверное, что чувства будут сильнее нас.
Белка легко вбежала в дом. А я медленно пошел прочь. Но не сделав и пару шагов, я услышал протяжный крик. И мигом очутился на крыльце. И распахнул дверь дома. Она стояла в темноте, прислонившись спиной к стене у двери. И дрожала. Я резко включил свет. В ее глазах застыл испуг. И ее лицо побледнело.
— Здесь кто-то был, Ник. Честное слово, здесь кто-то был.
Я зашел в ее комнату. И тут же заметил распахнутое окно.
— Оно было открыто?
— Оно всегда открыто, — вздохнула Белка. — Я только на ночь его запираю. А так… У нас ведь нечего воровать.
Я выглянул в окно. Но кроме слабого шелеста деревьев и кустарников ничего не услышал. И никого не заметил.
Я плотно его закрыл. И посмотрел на Белку.
— Я боюсь Ник, — зашептала она. — Я так боюсь.
Я постарался поддержать девушку.
— А кто утверждал, что ничего не боится на свете? Или это была какая-то другая девчонка?
— Я правду ничего не боюсь, — упрямо повторила она. — Но теперь… Теперь все по другому. Здесь кто-то был, Ник.
М-да, я оказался совершенно в дурацком положении. Оставаться здесь с ней, вдвоем, меня особенно не прельщало. К чему лишний раз было компрометировать Белку, и без того не пользующуюся хорошей репутацией. Но с другой стороны, оставлять ее одну было еще менее правильно. Вдруг с ней что-нибудь случиться? Я выбрал менее опасный вариант из приемлемых. Я выбрал второе. К тому же мне это было не в тягость.
— Может быть, ты останешься, Ник? — окончательно разрешила мои сомнения Белка своей на первый взгляд невинной просьбой.
Я сделал вид, что думаю, и наморщил лоб.
— Остаться? М-да, пожалуй, это просто необходимо. Ты живешь в довольно заброшенном местечке. Пожалуй, не следует оставлять тебя одну в пустом доме.
Правда, я не забывал, что меня ждут в гостинице Вано и Заманский. Но я тут же себя утешил, что мой приятель умеет задавать вопросы.
Наконец я огляделся. В доме было все очень просто. Круглый столик, кресло-качалка, мягкий диван, букет фиалок на низком буфетике, фотографии на стене. Правда, меня несколько удивило пребывание рояля в этом бедном домишке. Он никак не вязался с образом бывшего уголовника и его взбалмошной доченьки с сомнительной репутацией, пишущей с массой ошибок и не богатой на словарный запас.
— А это чудовище откуда? — я кивнул на рояль. — Никогда не поверю, что ты по вечерам играешь Бетховена.
— И правильно не поверишь, — улыбнулась Белка. — Это мамин.
Я невольно посмотрел на фотографии на стене. И мой взгляд остановился на цветном портрете рыжеволосой смуглой женщины с огромными черными глазами. Она улыбалась обаятельнейшей улыбкой. И в ее глазах прыгали чертики. Без сомнений, Белка была копией своей матери. Она настолько не походила на своего отца, что я невольно подумал, что Угрюмый среди этих двух огненно рыжих красавиц выглядел Квазимодо.
Белка заявила, что нам следует подкрепиться. И выскочила на кухню. А я тем временем продолжал рассматривать снимки. Выпускной вечер. Ага! Я и не подозревал, что Угрюмый учился с женой в одном классе. А вот и Модест Демьянович, умиленно скрестивший руки на груди. Судя по всему — их классный руководитель. А вот и их свадьба. Интересно! Вот Угрюмый чуть-чуть повернулся назад. Его взгляд жесток, он, наверное, хочет что-то нелицеприятное сказать человеку, стоящему за спиной. Лицо его не в кадре. Однако отчетливо видны руки. Сцеплены изо всей силы. Стоп. Я внимательно вглядываюсь в снимок. И что-то в этих сцепленных руках, в этом жесте мне кажется до боли знакомым. То ли слегка скривленный мизинец. То ли сам жест. И я невольно вспоминаю лекцию адвоката. Эти же сцепленный пальцы, этот же скривленный мизинец… Неужели?
На моем лбу даже выступила испарина. А почему бы и нет? Возможно, они все учились в одном классе. Черт, так и есть — я мгновенно нашел на фото выпускников и адвоката. Он мог быть и на свадьбе. В последнее время они сблизились, жена Угрюмого умерла и ревновать уже не было смысла. Вполне возможно, у них были общие воспоминания. Вполне возможно, их связывала прошлая любовь. И вполне возможно, что-то не поделили они в этом прошлом. Что-то, касающееся жены Угрюмого. И он решил его…
Черт! Я вытер платком лоб. И тяжело вздохнул. Тогда какого черта я взялся помогать Белке. Чтобы окончательно утопить ее отца? Нет, эта версия меня не устраивала. Хотя, возможно, она и могла быть правдой. Но Белке я решил пока ничего не говорить. Если только очень осторожно.
Из кухни раздавался звон посуды, потрескивание сковороды и запах жаркого. А Белка пела во весь голос. И надо сказать, пела она прекрасно. Песня, правда, была какой-то вульгарной и вызывающей. Но великолепный голос вполне компенсировал эту безвкусицу.
Наконец она вышла с полной сковородой жареной картошки с мясом и миской салата из помидор. Ее глаза сияли от удовольствия. И ее пухлые губы расплылись в милой нагловатой улыбке.
— Пальчики оближешь! — заявила она. — Я вообще классно готовлю. Не сравнить с этой общипанной курицей Ли-Ли.
— Она может и общипанная курица, но в остальном ты несправедлива. Я во всяком случае еще не разу не отравился. А если бы это и случилось, то спокойно принял бы смерть, блаженно вспоминая о божественной пище.
— Ну, и ешь у нее, — надулась Белка, — а к моему не прикасайся.
Белка, придвинув к себе сковороду, стала уплетать за обе щеки, причмокивая и сладко вздыхая.
— А не много ли будет для такой хрупкой девушки.
— Ха! Для меня? Да это совсем ничего. Я обожаю поесть. У меня даже бывают мучительные приступы голода. Когда я будто бы заболеваю… Знаешь, есть такая болезнь обжорства? Но я рада, что у меня такая болезнь. Она очень приятная.
— Булемия называется, — просветил я девушку. — И все же, не хватало, чтобы ты у меня на глазах умерла от обжорства. Пожалуй, я этого не допущу.
И я силой передвинул сковороду на середину стола. И с такой же жадностью принялся за еду.
— А что, твои родители учились в одном классе? — спросил я, пытаясь в то же время не подавиться куском мяса.
— Угу, — с не менее набитым ртом промычала Белка. — Отец учился за двоих. Он за маму все контрошки решал. И сам за это расплачивался двойками.
Вот это была новость! Оказывается, Угрюмый еще и вундеркинд.
— Я вижу на фотке еще и рожу адвоката, прости господи, земля ему пухом.
— Ага! Они учились все вместе. Он был круглым отличником. И круглым дураком. К тому же безответно влюблен в мою маму. Но она даже не смотрела в его сторону. Он не умел драться и у него потели руки.
— Приятные воспоминания о покойном, — ухмыльнулся я. — Но насколько я знаю, он потом влюбился в библиотекаршу. И у них был прочный союз.
— Ну да! Если посмотреть, то у них у всех тут образцовые семьи.
— А что, это не так?
— А кто его знает? Я сплетен не собираю. Но сам посуди, как можно влюбиться в эту библиотекаршу? Когда она без умолку болтает о философии какими-то заумными фразами. И при этом корчит такую рожу — обхохочешься.
— Ну, Белка. Хорошие манеры, прекрасный язык и знания философии — это не так уж и дурно.
