Юлия Шилова - Сказки востока, или Курорт разбитых сердец
– Филиз, пожалуйста, скажи Серкану что я не хочу в бордель! Только не это! – Я смахнула рукавом слёзы и умоляюще посмотрела на Филиз.
– Поздно уже.
Охранники Серкана скрутили мне руки и потащили к джипу. Я кричала и пыталась вырваться, хотя прекрасно понимала, что у меня нет никаких шансов. Когда меня кинули в багажник, я закрыла глаза и стала кусать губы до крови. Последняя надежда на возвращение домой была потеряна.
Когда джип остановился и меня выкинули на улицу, как какую-то безродную дворнягу, я поднялась и посмотрела на стоящего рядом Серкана. Он держал в руках нож и, подойдя ко мне вплотную, что было силы полосонул меня им по лицу. Это был очень глубокий порез, и кровь моментально залила мне глаза. После чего охранники положили меня на землю, и Серкан срезал мне с ягодицы надпись «женщина Серкана», оставив только одну стрекозу.
Где-то через полчаса я уже валялась в грязной запертой комнате, прямо на полу, и прижимала к лицу мокрую тряпку, которую дала мне незнакомая турчанка.
– Мне нужен врач, – всхлипывала я, мешая плач с громкими стонами. – Пожалуйста, помогите мне. Отправьте в больницу.
Но вместо больницы мне дали обезболивающее, этим помощь и ограничилась. Я понимала, что моё лицо никогда не будет прежним. Теперь оно навсегда останется изуродованным. Из-за ран мне дали время на реабилитацию и пока не показывали клиентам. Я жила в маленькой комнате на втором этаже и имела возможность смотреть в крохотное окно с толстой решёткой. Правда, глядеть было не на что. Так, захламлённый двор и высокий забор.
– Привет новичкам.
Я подняла голову и посмотрела на вошедшую в комнату молоденькую девушку, которая была то ли пьяна, то ли накачана наркотиками.
– Ох, бедненькая, тебе лицо порезали. – Девушка села рядом на корточки и протянула мне полотенце.
– Ты откуда? – недоумённо спросила я.
– Я из Подмосковья. Меня Леной зовут.
– А меня Вероникой. Ты тут давно?
– Не знаю. У меня календаря нет. Думаю, где-то полгода.
– Тут ещё русские есть?
– Нас здесь шесть. Две из России, две из Украины и две из Молдовы. Была ещё одна девочка, но она умерла.
– Как умерла? – содрогнулась я.
– Клиент садист попался. Задушил.
– Ужас какой. Надо же сколько здесь наших. Послушай, меня надо бы показать врачу. Я боюсь, что начнётся заражение.
– Про это забудь, – махнула рукой моя новая знакомая. – Тут всем плевать на твоё здоровье. Девчонки дохнут, как мухи.
– Я так понимаю, что мы в каком-то турецком борделе?
– Правильно понимаешь. Самом дешёвом и ужасном. И помощи нам ждать неоткуда. Я слышала, что в Стамбуле одним девчонкам повезло. Там была проведена операция по освобождению из сексуального рабства. На свободе оказались около пятидесяти девушек. Представляешь, как им подфартило. Их насильно удерживали, заставляли заниматься проституцией и накачивали наркотиками. Прямо как нас. Всех отправили на родину. А нам помощи ждать неоткуда. Если только ждать смерти. Тут сутенёр просто жуткий. Заставляет обслуживать по пятнадцать клиентов в день.
– Ты как сюда попала?
– По дурости. Закончила школу, захотела красивой жизни, пошла по объявлению о работе. Обещали устроить официанткой в Анталии. Результат налицо. В первый же день отобрали паспорт, избили и изнасиловали. В Турции проституция официально разрешена. Тут есть бордели с лицензией. Там секс-рабынь нет. Всё вполне прилично. Девочки хотят заработать и отдают себе отчёт в том, зачем они едут. Если кого-то и обманули, то этот кто-то сразу ломается и мирится с тем, что произошло. Там у них деньги наличные и расценки хорошие. Ночная такса, дневная. Один выходной в неделю. Воскресенье в Турции семейный день. А таких, как мы, держат в подпольных борделях и отжимают по полной. Одну девочку пьяница-мать продала сюда за долги.
– Как продала? Разве людьми можно торговать?
– Ещё как. Живой товар всегда в цене.
– А как же та согласилась поехать?
– Мама сказала, что хочет отправить её на море к одной знакомой, а сама взяла и продала. Девочка вскрыться хотела, но ей не дали. Сейчас уже на наркоте. Всё кажется уже не таким страшным. Так, безразличие. От безысходности тут все сидят на наркоте либо глушат спиртное по-чёрному Одна радость, хоть с этим здесь проблем нет. Всегда дают. Так что мы здесь не за деньги трахаемся, а за водку и наркотики.
– И что, отсюда никак не выбраться?
– Нас обещают отпустить, когда мы отработаем какой-то мифический долг. Это они для успокоения говорят. Чтобы совсем духом не падали и хоть на что-то надеялись. Но мы-то хорошо знаем, что отсюда уходят только вперёд ногами. В первый день разрешили позвонить домой, чтобы успокоить родителей. Правда, говорить можно было только по громкой связи. Я сказала, что устроилась официанткой в бар. Мобильный пока подключить не могу. Как только заработаю первые деньги, сразу буду с телефоном.
– Господи, неужели в наш цивилизованный век могут происходить подобные вещи?
– Как видишь, могут. Слушай, а тебя с какого притона сюда привезли? Тебе садист попался? Что ж он, сволочь, тебе лицо так изуродовал?
– И лицо, и кусок кожи на ягодице вырезал. Только я не из притона. Я сюда из гарема попала. Была наложницей. Это меня так за побег наказали.
– Жестоко. А зачем ты оттуда сбежала?
– Я туда случайно попала. Меня в Москве муж ждёт. В общем, это долгая история. Но проституткой я не буду. Пусть лучше сразу убьют.
– Я тоже так говорила, – печально произнесла Лена. – Сначала тебе несколько дней дадут отдышаться, чтобы раны хоть немного зажили. Кто на тебя сейчас с таким окровавленным лицом залезет? Никто. А как только немного подживёт, сразу накачают наркотой и пустят в расход. Ты не обижайся, я тебе правду говорю. Мы здесь тоже не по доброй воле находимся. Я даже не знаю, сколько турков через меня прошло. Первое время считала, потом сбилась со счёту и бросила. Были и старые, и вонючие, и потные, и грязные, и страшные. Отказываться от клиентов нельзя. Иногда чувствуешь, что уже нет сил и, кажется, потеряешь сознание. Когда я пожаловалась сутенёру на плохое самочувствие, он меня просто избил. Да так, что еле осталась жива. Обещал вспороть живот. Иногда попадаются жуткие сволочи. Они так измываются, что сама себе удивляешься, что до сих пор жива. Однажды меня заставили обслуживать одновременно трёх человек. Даже страшно вспоминать, как я тогда это выдержала.
– И что, отсюда нельзя сбежать?
– Ну, если бы было можно, нас бы уже здесь не было. Я же тебе говорю, что отсюда отпускают только мёртвыми.
Я закрыла глаза и, убрав окровавленное полотенце от лица, заревела. Ненавистный гарем оказался такой мелочью по сравнению с теми испытаниями, которые мне предстояло выдержать дальше.
Глава 15
– Не реви. Слезами горю не поможешь, – равнодушно сказала Лена. – Хочешь водки принесу?
– Очень хочу.
– Сейчас будет.
Мы пили водку прямо из горлышка и разговаривали «за жизнь».
– Говорят, сейчас в Турции повсеместно идёт кампания по спасению женщин из сексуального рабства, – обнадёживающе произнесла Лена.
– И что? Ты хочешь сказать, что нас найдут?
– В Стамбуле же девчонок отыскали. Ведь у них тоже, наверное, не было никакой надежды. Тебе-то легче.
– Чем это мне легче?
– У тебя вон как лицо перепахано. Это значит, что тебя в ближайшие дни на работу не отправят, подождут, пока заживёт. Я была бы рада, если бы мне тоже что-нибудь порезали. Лучше заплатить своей красотой, чем терять сознание под потными клиентами.
– Но ведь моё лицо теперь на всю жизнь изуродовано. Радости тут мало.
– А на кой оно тебе здесь нужно? Здесь лучше без него, чем с ним. И чего тебе в гареме не жилось? Там же всё есть. Живи себе не тужи, на полном обеспечении. Вот если бы мне предложили вернуться или домой, или в гарем, я бы выбрала гарем.
– Это ты сейчас так говоришь. Просто ты там не была. Там есть всё, но нет свободы. Послушай, а ведь я журналист. Приехала на курорт написать статью о том, как турецкая братва разводит наших девушек на любовь и на деньги. Только вот увидела больше, чем ожидала. Конечно, с точки зрения сбора информации, это отлично, только вот чует моё сердце, я дальше этого борделя никуда свой материал не вынесу.
– А я не была на турецких курортах. Говорят, там красиво. Это же деньги нужно иметь, а я из малоимущей семьи.
Я пила водку, как воду, закусывала сухим хлебом и даже не чувствовала, как она обжигает всё внутри.
– Сидим здесь, как крысы в норе, – грустно сказала опьяневшая Лена и, взяв у меня бутылку из рук, сделала глоток. – А где-то там, на курортах, бурлит жизнь. Там что, на самом деле так много любви?
– Много, – задумчиво ответила я. – Только любовь там какая-то лживая. Фальшивая, понимаешь. Все ждут чистоты отношений и верности, а их там нет и не может быть.
– Почему?
– Потому что это всего лишь курорт. На нём голову солнцем печёт, и в неё всякая дурь лезет. Турки знаешь, как говорят: одна смена уехала, другая приехала. Как в пионерском лагере. Только в лагерь родители детям сумки с провизией везли, а теперь наши русские тётки провизию курортным туркам тащат. Наши дамочки оказались в ловушке любвеобильных, весёлых и предприимчивых жителей Средиземноморья. Кто-то отделывается одеколоном и бритвенными принадлежностями. Кто-то мобильным телефоном или коммуникатором. А некоторые продают квартиры и совершенно необдуманно рушат свои семьи. Идут даже на откровенные глупости, обман с риском для жизни, только чтобы привезти какому-нибудь голожопому турку хорошую денежку. Правда, сейчас кризис и кредиты не дают, так что пляжные альфонсы поубавили свои аппетиты.
