Георгий Лосьев - Вексельное право
– Фронт… – пролепетал шляхтич. – Я воевал…
– Ну да, понятно: рубили пальцы с кольцами, вырывали серьги из ушей. Впрочем, это не мое дело. Так вот что: сколько вам за весь этот фронтовой грабеж? Без веса? Буду откровенен: тут, примерно, тысяч на семьдесят. Но я человек деловой, а номинал в торговых сделках касается только валюты. Итак, предлагаю вам… тридцать тысяч червонцами. Устраивает?
И я вас не знаю, и вы меня не знаете. Если согласны, прячьте камешки в свою тряпицу и ждите меня здесь: я пойду за деньгами.
– А вы скоро, Досифей Ерофеевич? – встревожился вдруг Макаров.
– А вам-то что? Ауфвидерзейн! – И Демидов строго бросил поляку: – Ждите, никуда не уходите. Понимаете?..
Макар Иванович чувствовал себя не в своей тарелке. Он переживал, он беспокоился о судьбе бриллиантов и уже был не в состоянии уйти, не дождавшись окончания чужой сделки. Блеск диамантов, лежавших сейчас в кармане этого незадачливого интервента, тревожил воображение…
Нет, Макар Иванович никак не мог уйти! Сверкание камней отодвинуло на задний план все, встающее на пути к богатству: честь, чувство долга, страх перед возмездием… Возмездие? Какой же дурак, имея в руках целый фунт бриллиантов, думает о возмездии! Два-три камешка – и милиция, прокурор, ГПУ – все в кулаке. Только бы добраться до Москвы!.. Фунт богатства, и никакой возни с громоздкими кипами денежных знаков! Огромное состояние в серебряной табакерке!…
Размышляя так, Макар Иванович сидел на табуретке, зажав свой чемоданчик между ногами, и думал, думал, думал… Он чувствовал себя Наполеоном перед Ватерлоо, Цезарем у Рубикона.
А время шло…
Большие часы в мастерской пробили три. У Макара Ивановича мелькнула приватная мыслишка: «Ну, и кутерьма сейчас в тресте: исчез кассир с крупной суммой. А я – вот он! И сумма цела. Сегодняшние выплаты я обеспечу, а завтра… Завтра – дело другое. Да, завтра – дело другое. С утра взять билет на поезд, сойти где-нибудь между Новониколаевском и Омском, пересесть на дальневосточный, курьерский, в Чите за крупную взятку устроиться в служебном вагоне – мол, тороплюсь, ждать пассажирского нет времени…» И так, путая следы, делая «сдвойки», заячьи «сметки», меняя поезда и условия поездки, добраться до обетованных московских землиц…
Все это хитроумие показалось Макару Ивановичу столь реальным и столь близким, что…
А часы с медными гирями пробили между тем половину четвертого, и продавец бриллиантов начал вопросительно поглядывать на Макарова. Наконец, спросил тревожно:
– Он – человек честни?
– Черт его знает!.. Я недавно познакомился.
– Я пойду. Я бардзо боюсь… Я приду завтра.
Шляхтич поднялся. У Макара Ивановича захолонуло сердце: богатство, богатство уходит! Опять злодейка-судьба, опять девятнадцатый год!..
– Постойте! – резко окликнул поляка Макаров, и, набравшись решимости, предложил: – Хотите пятнадцать тысяч?
– Как?.. Вы тоже будет покупать этот ценность?
– Да! И я могу купить. Расплачусь здесь же, не сходя с места.
– Не сходя с места?
– Решайте: пятнадцать. Вы мне вручаете бриллианты, я вам – деньги, и все – шито-крыто.
– Шито-крыто… шито-крыто… – вслух раздумывал шляхтич; потом резонно заметил: – Тридцать больше пятнадцать.
– Но никакого ж риска, – продолжал искуситель. – Никакого страха, ни ГПУ, ни тюрьмы. Решайте скорее, и выйдем с черного хода.
– Двадцать! – истерично выкрикнул бывший интервент.
– Пятнадцать! – твердо заявил Макар Иванович.
Продавец бриллиантов изобразил на лице страдание и махнул рукой.
Макаров открыл табакерку, развернул бархотку, убедился в наличии алмазного сокровища, сунул коробочку во внутренний карман и, сняв со стены базарную сумку Досифея Ерофеевича, стал складывать в нее сточервонные пачки…
Потом, пожав друг другу руки, Макар Иванович и бриллиантовый король потонули в уличной толчее: занятия в учреждениях уже кончились и служилый люд спешил по домам.
Из аптеки Макаров позвонил на квартиру главбуху:
– Это я, Пал Палыч! Звоню, чтобы вы не беспокоились.
– Чего ж беспокоиться? – Главбух зевнул в трубку. – Мне уже звонили из банка, что сегодня нам денег не дадут… Ну, до завтра, дорогой, отдыхайте!
Спустя пять дней в кабинете начальника Омского губернского уголовного розыска зазвонил телефон.
– Говорит Иоселевич. Ювелир Абрам Львович Иоселевич, которого вы же знаете, товарищ начальник!..
– Слушаю вас…
– Ко мне приходил человек с бриллиантами. Фунт бриллиантов!
– Ну?..
– Ну, и что же вы нукаете? – озлился Иоселевич. – Мы сторговались за семьдесят тысяч. Он ждет меня в «Бристоле», номер четвертый. Можете его взять с потрохами!
– Не выйдет, Абрам Львович: драгоценными камнями торговать разрешено.
– Чтоб я так жил, как тот жулик! – снова взорвался ювелир. – Они же фальшивые, бриллианты!
Четвертый номер в гостинице «Бристоль» был закрыт изнутри. Взломали дверь.
Макаров сидел, уткнувшись головой в ломберный столик. На полу, у столика, валялся изящный бескурковый револьвер «Велодог».
– Ясно! – качнул головой старший сотрудник опергруппы. – Позвоните кто-нибудь нарследователю, пусть выезжает с врачом.
В этот момент Макар Иванович густо всхрапнул. Старший агент разглядывал револьвер.
– Все патроны целы… А ну-ка, трите герою уши как следует, пока не очухается!
От этого протрезвительного приема Макаров быстро пришел в себя и, увидав людей с зелеными петлицами, вяло показал рукой:
– В чемодане под койкой…
И захрапел снова.
В чемодане обнаружили четыре тысячных пачки, массивный портсигар с множеством монограмм и старинную табакерку, наполненную камешками. Поверх всего этого имущества лежали гринсбоновые кальсоны и клеенчатая тетрадь.
«…И в Чите, и в Иркутске, и в Красноярске – ничего, – писал в тетради Макаров. – За всю кучу дают – кто сто, а кто сто двадцать рублей. Опять не вышло! И тут, в Омске, пошел, да без толку. Договорился с одним за семьдесят тысяч, а по глазам вижу: врет. Если он из гепеу и за мной придут – живым не дамся, напьюсь – и пулю в лоб. Растрата нескольких тысяч – это пошло, а Ротшильда из меня не получилось. Сволочь ты мелкотравчатая, Макаров!..»
Вскоре этот несостоявшийся Ротшильд давал показания.
От суммы, найденной у растратчика, отсчитали положенные пятнадцать процентов в пользу Омского угрозыска, после чего Ротшильд отправился этапным порядком по месту совершения преступления – в Новониколаевск.
Была доставлена (уже из Барнаула) и вся шайка Демидова, который оказался еще и Досифеевым и Ерофеевым. За ним значились две дюжины дактилоскопических карт в различных угрозысках страны. Это был вполне интеллигентный аферист.
Я дежурил по управлению, когда доставили жуликов.
Ночь как будто не сулила никаких неприятностей, и я решил произвести некоторые психологические изыскания, к чему давно не имел возможности.
И я вызвал Демидова из камеры предварительного заключения.
Передо мной стоял сорокалетний человек высокого роста и с высоким лбом, с зачесом назад.
Я предложил ему рассказать в подробностях историю с Макаровым.
– С чего позволите начать? – учтиво осведомился Демидов.
– Сперва представьте мне свой «ансамбль».
– Пожалуйста! – Демидов слегка поклонился. – Мой старший помощник – блондинка «Бетси», она же «Китти», смотря по обстоятельствам. Второй помощник – брюнетка «Сусанна», она же «француженка Жанна» – тоже смотря по обстоятельствам. Этот триумвират – я и девочки – «управленческий» в моем ансамбле, как вы изволили удачно выразиться. Солист – «поляк» Цибульский. Кстати, он действительно интервент двадцатого года, только не поляк, а моравский жулик. Впрочем, небольшого масштаба и совершенно лишен инициативы. Вот и все исполнители. Остальное – психология…
– То есть?
– То есть пятый участник ансамбля, – мне нравится это ваше определение «ансамбль», – пятый участник – невидим. Это и есть психология. Способность нащупать в человеке такие, знаете, мозговые загогулины и умение их использовать… Ясно?
– Вполне. Продолжайте!
Демидов облизнул губы.
– Разрешите водички?
Не торопясь, он отпил из стакана, сказал: «Благодарствую!» и продолжил рассказ:
– Этапы нашей работы такие. Первый этап: воспитание у клиента уважения к моей личности. Тут широкий простор для всякой фантазии и никаких преград. Второй этап – развитие у клиента жадности, стяжательства. Труднее всего, знаете, бывает с молодежью: это ведь идеалисты, они полагают, что червонцы всю жизнь будут им сыпаться за пазуху, и насчет обеспеченной старости и не помышляют… Третий этап – самый сложный: создание благоприятственной обстановки. Знаете, как ловят «на живца»? На него хватает самая хищная рыба, когда у нее «жор» начинается, и самая крупная… Так вот цель: создать такой омуточек, тихую заводь, и пустить туда «живца» с крючочком… Замечу, что «живцы» разные бывают, не только портсигары серебряные: тут и старые, давно утраченные родственные и просто дружеские связи, тут и политические взгляды, если позволите. Иными словами, даже эмоции могут стать «живцом»…
