Павел Шестаков - Остановка
Вот таким оказался ответный ход. Вроде бы в мою пользу, но... Не к таким ответам и суждениям Полины Антоновны я привык. Всегда она всякой уклончивости избегала, а здесь я не мог не чувствовать, что не договорено в ответе нечто. Но что? Оставалось новые вопросы задавать, а мне почти стыдно уже стало, видел, что расстраиваю я старую женщину, которая и так измоталась.
- Вы ее признать не хотите?
- Лену?
- Ну да.
- Разве она государство иностранное, которое признают или не признают. Она или дочка, или...
Полина Антоновна не закончила.
- Вы сомневаетесь?
- Да не дают мне усомниться! Вот в чем беда. Все с доказательствами. И ты тоже.
- А Сергею вы не верите?
- Сергей мне ничего не говорил.
- Но есть дневник.
- Читала я и дневник.
- Там же ясно сказано, что он любил Наташу.
- И так же ясно, что она его не любила.
Я заставил себя улыбнуться.
- А характер ваш, тетя Поля, с годами не меняется.
- Не нравится? Упряма? - спросила она, но не с вызовом, а скорее устало.
Я поднялся, прошелся по комнате, посмотрел из окна во двор, вспомнил, как спешил когда-то, перебегая пространство от подворотни до подъезда с книжками, засунутыми под ремень. Той же тропкой, вытоптанной в асфальте, ходили Михаил, Сергей, Наташа. Наверно, еще многие и после нас ходить будут, дом-то на века заложен. Свои проблемы возникнут, отношения. А пока еще наши живы, но пора им итог подводить.
- О таких вещах не всегда прямо пишут, черным по белому, даже для себя, - сказал я, возвращаясь к дневнику, и для пущей убедительности добавил: - Тем более что там страницы вырваны.
Сказал, не убежденный в прочности аргумента, и сомнение это заставило меня вернуться мысленно к общей тетрадке, которую листал дважды. Первый раз, разбирая бумаги, случайно наткнувшись на дневник, и вторично специально просматривая его, чтобы узнать о неожиданной для меня любви Сергея. Именно во второй раз обратил я внимание на вырванные страницы. Воспринял как данное и не задумался особенно. А вот теперь вдруг вошло в голову раздражающее сомнение: ведь при первом чтении страницы, кажется, были.
- Что ж, если и вырваны?
"Когда вырваны? Если мне не мерещится, и страницы в тот первый вечер были, значит, их вырвали в течение следующего дня, не позже. Дневник целый день находился в комнате Полины Антоновны. Она?.. Чушь! А больше некому. Или..."
- Полина Антоновна! Вы помните, когда к вам Вадим приходил в первый раз о квартире говорить?
- Ты вышел, а он и пришел.
"Точно, я увидел его в скверике. Он дожидался, пока я уйду, проверял по телефону, кто дома... Точно".
- Вы здесь с ним разговаривали? У себя?
- А где ж еще? Здесь.
"Ерунда. Занесло меня. При ней он не мог взять дневник, читать его, а тем более вырвать страницы. Ерунда".
- Зачем тебе это?
- Так, сам не знаю.
Она не поверила мне.
- У меня ничего не пропало. Что у меня брать?
Если человека заносит, то остановиться трудно.
- А у него была такая возможность?
Я делал неловкие усилия придать своим словам оттенок шутки, а она смотрела серьезно, и глаза ее в этот момент не выглядели потухшими.
- Соседка наша болеет, я к ней выходила.
- А он один оставался? Надолго?
- Задержалась я. Минут на сорок.
Сказано было определенно, будто и время засекалось.
"Сорок минут вполне достаточно. Но зачем?"
- А когда вы дневник смотрели? После его ухода?
- После.
Вопросы мои были настолько прямолинейны, что догадаться об их сути труда не составляло, и я ждал встречных вопросов. Но ничего такого не последовало. Полина Антоновна не проявила никакого интереса к моей версии исчезновения нескольких страниц из дневника Сергея. Можно даже сказать, пропустила мимо ушей. А между тем она всегда относилась к Вадиму отрицательно, больше того, не приняла прямых доказательств Сергеева отцовства, в квартиру пустить согласилась, а жить с внучкой не хочет...
- Вы что-то не договариваете, Полина Антоновна, - вырвалось у меня, и тут же мелькнуло: "Ну, сейчас она мне покажет!"
- А что бы ты хотел услышать? - откликнулась она спокойно.
- Почему вы не верите, что Лена ваша внучка? Почему с ней жить не хотите?
Но нет, не с той Полиной Антоновной я говорил, что знал всегда.
- Как я могу не верить, если Наташа признала?
- А жить почему не хотите?
- Жить я не хочу с Вадимом. Это ведь он родство наше установил?
- Да какое значение это имеет, если родство подлинное?
- Имеет, Коля, имеет.
"Да, берут свое годы. Убежденность, принципиальность в упрямство переросли. Но в чем корень ее отношения к Вадиму? В упрямстве? Или чутье на плохого человека? Или знает то, о чем говорить не хочет?"
- Что я тебе сказать могу? - Полина Антоновна развела руками. Но я видел, она решилась что-то пояснить. - Началось-то не с родства, а с ревности.
- Как так?
- А просто. Приревновал Вадим Лену к Сергею. Ведь так бывает нестарый еще преподаватель и молодая аспирантка. Бывает.
"Вот она, старая наша версия, как отозвалась!"
- И всерьез приревновал. Даже мне скандал устроить пытался. Ну, я его осадила.
- Откуда взялось такое?
- Сергей, конечно, к ней особенно относился.
- Вот видите.
- Видеть по-разному можно.
- А она, Лена?
- Лена сначала тоже. Полувлюбленно.
- Видите, - повторил я, на этот раз вкладывая в слово другой смысл. Вадим-то имел основания дурить. Раз не знал.
- Никто не знал.
"Кроме Сергея", - отметил я про себя.
- А потом, как я понимаю, именно он узнал. Уж откуда, ума не приложу. Я тогда ничего понять не могла. Лена вдруг с Сергеем совсем иначе себя повела. Ну, я ее, конечно, не осуждаю. Легко ли такое осмыслить? Не то отец, не то подлец. И Сергей сам не свой стал.
Она замолчала.
- Дальше-то что?
- Дальше умер он. Вот что я точно знаю. И понимаю теперь, почему.
"Так вот в чем дело! Полина Антоновна считает Вадима с Леной виновниками смерти Сергея. Довели. Не выдержал потрясения. Страдал этой бедой всю жизнь, и вдруг вскрылось все... Но это же драма без виноватых!"
Потом я уже понял, что в понимании моем было одно слабое место: Полина Антоновна говорила о неожиданности происшедшего, а вела себя, будто неожиданности и не было.
Но это потом, а сейчас мне вроде бы все открылось. Я искал подходящие слова, чтобы выразить сочувствие, но она резко сменила тему:
- А приятель, что задержал тебя, Игорь Николаевич?
Куда мне было деваться!
- Да.
- И он в курсе всех наших... сплетен?
- Частично.
- Зря. Это не ты его настраиваешь?
Я сразу вспомнил, как Мазин обратил внимание на нежелание Полины Антоновны к нему обращаться.
- Ну, что вы!
Получилось не очень искренне, но она, кажется, приняла мое восклицание за достаточное оправдание.
- И еще скажи, что это фото вас так заинтересовало?
- Ну, событие трагическое, и все мы там, а кто снимал, неизвестно.
- Женька Перепахин снимал.
- И вы... вы уверены?
- Считай, да, если это важно.
Вторую половину дня я провел в занятиях, укрепляющих душевный покой. Сходил на рынок, с удовольствием приобрел хотя и поздние, но еще достаточно привлекательные осенние овощи - помидоры, сладкий и горький красный перец, чеснок и кинзу, крупный красивый лук в золотистой кожуре и, наконец, главное, упитанного цыпленка - все, что было необходимо для блюда, которое я люблю и умею готовить. Я решил попотчевать Игоря такой заманчивой штукой, как чахохбили.
Приготовление пищи - прекрасное средство отвлечься хоть на время от обременяющих мозг житейских забот, но мне не удалось использовать его полностью. Едва по кухне распространился ароматный запах и я, любуясь делом рук своих, оставил на время мысли о Сергее, Лене, Полине Антоновне и почти позабыл о спасенном медициной Перепахине, как телефонный звонок требовательно отозвал меня от плиты.
- Я вас слушаю.
- Простите, с кем я говорю? - спросил немного взволнованный мужской голос.
- Боюсь, моя фамилия вам ничего не скажет. Кто вам нужен?
"Конечно, звонят Игорю".
Но я ошибся.
- Мне нужен Николай Сергеевич.
"Вот так!.."
- Это я.
- Говорит муж Наташи, Олег Филиппович. Она дала мне этот номер. Я могу повидаться с вами?
Так вечером за столом вместо одного ценителя моего кулинарного искусства оказались двое. Впрочем, Олег Филиппович, если говорить честно, не был поглощен вкусным блюдом. Приехал он не за тем, чтобы похвалить мое чахохбили, хотя одобрительные слова и были сказаны. Я их выслушал с удовольствием, потому что Олег Филиппович нам с Игорем сразу понравился. Есть люди, которые самим своим обликом заставляют вспомнить поговорку военных лет о человеке, с кем можно идти в разведку. Такое впечатление производил и Олег Филиппович, в котором, кстати, сразу чувствовалась военная косточка. И еще собранность, присущая человеку технических занятий. Обычный костюм плотно лежал на его широких плечах, смуглое выбритое лицо красиво сочеталось с ранней сединой, глаза привычно смотрели в лицо собеседнику, большие руки свободно лежали на скатерти. На такую сильную, уверенную руку хотелось опереться.
