Хиггинс Кларк - Снега
«Как же, интересно, мне удалось дожить до своих лет без этой важнейшей информации?» — удивилась про себя Риган. При этом она сохранила серьезное выражение лица и даже сокрушенно покачала головой. Луис слушал хозяйку не отрываясь, так, как слушает почти прощенный за некий проступок студент, который все еще находится под угрозой быть вышвырнутым из колледжа.
— Дерево аспен является представителем одного весьма распространенного семейства деревьев. Они все такие красивые! Ничто так не возмущает меня, как эти негодяи, недоноски, которые вдруг начинают вырезать что-нибудь, например, свои имена, на коре этих замечательных деревьев. В эти прорезы пробираются насекомые, и тогда деревья начинают гнить. Единственным разом, когда я по-настоящему разозлилась на Первиса, был тот, когда он вздумал вдруг выкорябывать наши с ним инициалы на одном из деревьев. Конечно, он просто не понимал, что делает, до тех пор пока я ему все правильно не объяснила. Ну ладно, хватит об этом!
Риган теперь уже точно уверилась, что Джеральдин обожала говорить перед аудиторией. После смерти Первиса, вероятно, Джеральдин в основном проводила время в одиночестве, и поэтому их присутствие, их компания сейчас ей явно нравились. «Хотелось бы и в самом деле посмотреть, как она общалась с этим Первисом», — подумалось Риган. Трудно было представить Джеральдин с каким-либо мужчиной, особенно учитывая то обстоятельство, что дух Дедули, как представлялось, так никогда и не покидал этого дома и даже этой комнаты.
— Вы, наверное, рассказывали Первису очень много всего про вашего Дедулю.
— Да уж! Дедуля был еще тем персонажем, крупным человеком, личностью! — согласилась Джеральдин. — У него было в жизни столько приключений, что его никогда не скучно было слушать. Я пыталась запомнить все его рассказы, сохранить их для будущих поколений. — Она отпила своего, специально сваренного кофе и взяла с тарелки одну из черничных булочек, которые щедро выложила на старомодное блюдо.
Последнее напоминало Риган сервиз, который когда-то был у ее бабушки. Дедушкины часы громко тикали где-то в гостиной. А может быть, это вовсе не «дедушкины часы», а «часы Дедули»? «Так их надо, вероятно, называть», — подумала Риган.
— Ваш кофе просто замечательный! — сказал Луис. — Он по вкусу гораздо приятнее, чем травяной чай.
Джеральдин едва не стукнула кулаком по столу.
— Да он просто заставляет вас правильно, энергично начинать день! И если я еще раз услышу от кого-то, что ему требуется как следует расслабиться с помощью какой-нибудь мягонькой травки, мне, наверное, тут же станет плохо. — Джеральдин облизнула губы и поставила свою кружку на старый дубовый стол. — Ну ладно, Луис, — сказала она решительно. — Я больше не буду шуметь по поводу того, что, мол, надо перенести торжества в другой ресторан. Богу известно, что если я буду продолжать шуметь, то просто с ума сведу членов этого идиотского комитета. Особенно если они будут вынуждены менять свои планы сейчас — так поздно. Вот что я вам скажу: мне кажется, мою персону никто так не любил, как эти представители комитета. Это мне совсем не нравится, эти люди начинают действовать мне на нервы. Они думают, что я не вижу, чего они хотят на самом деле. Но…
Риган и Луис терпеливо ждали, что последует за этим самым «но…». «Что ж, всегда во всем бывает свое “но”», — подумала Риган.
— Надеюсь, что теперь у нас больше не возникнет проблем с этим негодяем Ибеном. Мы ведь все хотим, чтобы Аспен был городом, которым мы можем гордиться.
— Насколько можно судить, он, вероятно, сейчас находится в сотнях километров отсюда, — сказал Луис. Было видно, что он страшно хочет поскорее убраться, до того, как вдруг сделает что-то не так и все испортит.
— Джеральдин, — сказала Риган. — Я — частный детектив. Я действительно хочу узнать, что же произошло. Вы — тот человек, который знает этот город досконально. Могу я как-нибудь еще к вам зайти и задать вам вопросы, которые могут у меня возникнуть и ответить на которые, возможно, сможете только вы?
— Звоните в любое время. Если какие-то слухи ходят в городе, я их обязательно буду знать, они доходят до меня тем или иным путем. — Джеральдин оценивающе посмотрела на Риган через стол. — Вы мне кажетесь умной молодой девушкой. В свое время случай сводил меня с парочкой частных детективов, но они совершенно ничего не стоили. Если тот, что и сейчас занимается одним моим поручением, не справится с ним, я, может, обращусь к вам.
— Буду очень рада помочь вам, — искренне сказала Риган.
Джеральдин повернулась к Луису и нахмурилась:
— А теперь послушайте! На торжественном мероприятии портрет Дедули должен висеть на почетном месте. Члены комитета мне поклялись в этом, но вы мне за это должны ответить лично.
Луис как раз в этот момент прижимал салфетку к своим губам. При этом казалось, что с помощью этой салфетки он пытается защититься от Джеральдин, которая может вдруг взять и броситься на него.
— Он будет на лучшем месте! — выпалил Луис. — На самом лучшем!
— О, я знаю, что там будет еще эта картина Бизли, которую я дарю и которая, говорят, является такой ценной, что привлечет главное внимание на торжествах. Совсем забыла про эту старую картину. Я вспоминаю, что видела ее, когда была маленькой, но помню также, что Дедуля никогда ее особо не любил. Тот парень, что вместе с Дедулей на картине, был его другом какое-то время, но потом здорово его подставил. — Лицо Джеральдин потемнело. — Между нашими семьями много чего плохого произошло. Возможно, именно поэтому Дедуля засунул картину в сарай. Да и я совершенно забыла про эту картину, пока тот молодой репортер не стал соваться ко мне со всякими вопросами.
Когда они поднялись уходить, Луис на секунду забежал в туалет, а Риган тем временем попыталась купить у Джеральдин картину с изображением Людовика Восемнадцатого.
— Да забирайте ее так, — ответила Джеральдин, — передайте ее тоже в дар музею от имени Дедули.
Через несколько минут Риган и Луис уже привязывали картину к багажнику для лыж на крыше автомобиля Луиса.
С плеч Луиса явно свалилась огромная тяжесть, судьба вновь улыбалась ему и от этого он буквально летал. Казалось, что он вот-вот запоет. Риган же полагала, что вряд ли это окажется достойным внимания и не очень жаждала услышать выступление Луиса.
— Риган, ты совсем не обязана была мне помогать, и тем не менее сделала это, — сказал Луис.
— Не за что меня благодарить, малыш Луис, — ответила Риган. — Мне теперь надо поскорее найти подходящую раму для своего приобретения. А уж затем мы подыщем хорошее место, где бы эту картину можно было повесить.
— Я и сам себя чувствую так, как если бы меня едва только что не повесили.
— Это уж точно. Ты прав, Луис. Что же касается этого другого Луиса, то есть Людовика, уж его-то мы точно повесим в таком месте, где бы все его могли лицезреть при входе в твой ресторан. Таким образом, они смогут отдать этой картине все положенные ей почести.
— Да, сделаем все так, как если бы это были его собственные похороны. Вот сейчас ты говорила, как и должна говорить дочь владельца похоронной конторы.
— О, ты меня перехваливаешь, Луис. Однако лучше будет, если на наших торжествах центром внимания станет все-таки Дедуля. Картина Бизли с изображенным на ней Дедулей будет торжественно открыта взорам в полночь, а до тех пор, значит, все будут смотреть на другого Дедулю и на французского короля Людовика. Вот уж получится достойная парочка.
— Да, в некотором смысле это будут две легенды. Каждая из них — своего собственного рода, — сказал Луис, потом начал что-то напевать себе под нос. — Господи, когда все эти торжества завершатся, я буду себя чувствовать самым счастливым человеком на земле.
Риган не могла понять, почему, но ей казалось, что все это так просто не закончится. Она также поняла, что ей страшно интересно было бы узнать, зачем, для какой цели семидесятипятилетней Джеральдин Спунфеллоу понадобилось нанимать себе частных детективов.
К трем часам Ибен практически уже не мог терпеть. Ему страшно хотелось в туалет. Просто ужасно хотелось! Уиллин и Джадд ушли в девять часов, покормив его завтраком и привязав обратно к кровати. Он все еще испытывал некоторое удовлетворение оттого, что ему удалось немного сбить с них спесь, когда они упражнялись в своем выговоре высшего аристократического общества. Им вообще следовало бы держать свои замыслы в тайне, делишки свои проворачивать под покровом темноты и помалкивать, когда они этими делишками занимаются. Так думал Ибен. Несмотря на то, что это продолжало доставлять Ибену удовлетворение, настроение у него было плохое, просто даже отвратительное.
«Просто удивительно, — думал он, смотря телевизор, который они принесли и установили для него в спальне. — Просто очень даже удивительно, как это необходимость сходить в туалет может напрочь вытеснить из головы все остальные твои мысли, весь остальной мир».
