Наталья Солнцева - Загадка последнего Сфинкса
По ее лицу текли слезы запоздалого раскаяния, безвозвратной потери.
— Вы же были счастливы?
— Да… впрочем, это мог быть самообман. Люди очень искусны в таких вещах, — Инга горько усмехнулась. — Я боюсь, что Мишу убьют, а он и так уходит от меня. Или уже… ушел. Он неосознанно мстит мне.
«Мстит! — подумала Астра. — Будет отмщен… Может быть, в загадке Сфинкса говорится о нем самом? Он хочет поквитаться за нанесенную ему обиду или причиненный вред? Кому Теплинский насолил? А Никонов?»
— По-моему, вы преувеличиваете, — мягко сказала Астра. — Давайте вернемся к Сфинксу. Вы пробовали ответить на его вопрос?
— Думала. Я совсем не знаю, какую жизнь вел Миша до встречи со мной: с кем он сталкивался, кто его враги, кто друзья. Он не посвящал меня в свои дела ради моего же спокойствия. Приходил домой… и говорил только о том, что касалось нас, о детях, иногда о бывшей жене Вере — хотел отключиться от бизнеса, от суеты, от проблем.
— У вас нет друзей?
Инга прижала ладони к щекам и отрицательно качнула головой.
— Получается, нет. Партнеры, сотрудники, приятели, «нужные люди» — кто угодно, кроме друзей. У меня, кстати, тоже с подругами не густо. Одна Лида Отрогина.
Круг замкнулся на Отрогиной. «Все, — решила Астра. — Это показатель. Больше я ничего сегодня не узнаю у госпожи Теплинской. Пора прощаться! Если появятся новые идеи, я приду, и мы побеседуем».
Перед уходом она долго рассматривала портрет, написанный Домниным. Что-то пророческое ощущалось в этой работе. Творчество — совершенно неизученная сфера человеческой деятельности, терра инкогнита.
По дороге домой Астру не покидало ощущение, что она упустила какую-то важную подробность. То ли в словах Инги прозвучал смутный намек, то ли у нее самой мелькнула правильная мысль, вильнула хвостом и уплыла, как рыба в зеркале.
Глава 14
Матвей и Лариса повздорили. Они пообедали вместе в пиццерии, и Лариса ждала, что за этим последует любовное свидание. Но Карелин вел себя как старый приятель: шутил, посмеивался, хвалил ее новую прическу, явно избегая интимных моментов.
— У тебя кто-то есть? — пристала она. — В твоих окнах допоздна горит свет. Я звоню, а ты отвечаешь, что в спортзале, с ребятами.
— Это допрос? С каких пор ты ходишь под моими окнами?
— Не хожу, а случайно проезжала мимо — вижу, свет. Захотелось услышать твой голос, а ты, оказывается, в «Вымпеле»: тренируешь мальчишек. Врать некрасиво, Карелин.
Он не собирался оправдываться.
— Так кто у тебя?
— Мы договорились, что оба совершенно свободны в поступках и симпатиях, — ровно произнес Матвей. — Ты живешь с мужем, я могу позволить себе пригласить в гости красивую девушку. Будь любезна, оставь претензии.
Она проглотила готовое вырваться ругательство и достала из сумочки сигарету, щелкнула зажигалкой.
— Извините, у нас не курят! — предупредила официантка.
— Черт!
— Не нервничай, — усмехнулся Карелин. — Это тебя старит. Стресс провоцирует появление морщин.
— Прекрати! Малолетку завел, что ли, раз я уже стала старухой? На девочек-целочек потянуло? Так за совращение малолетних — статья!
Он скривился.
— Будешь носить мне передачи.
— Ты белены объелся? — разошлась Лариса. — Нарочно меня дразнишь? Что за мужики пошли? Извращенец на извращенце!
Он решил быстро и надежно переключить ее с темы секса на что-нибудь другое. Перегнулся через столик и прошептал:
— У меня к тебе серьезное дело. Только никому! Если бы ты решила отравить своего мужа, какой бы яд выбрала?
Лариса так и застыла с открытым ртом. По профессии она была химиком и даже работала в какой-то научной лаборатории, пока не вышла замуж за Калмыкова.
— Ты в своем уме? Зачем мне кормильца травить? Курочку Рябу, которая золотые яички несет?
— Я же говорю: если бы, — оглянулся по сторонам Матвей. — Помнишь, мы на концерт Никонова ходили? Болтают, скрипача жена на тот свет спровадила. Из ревности.
— Ну да! — уверенно подтвердила Лариса. — Она его отравленной булавкой уколола. Это не секрет! Я на днях в парикмахерской сидела, там две кумушки целый час трещали про Никонова и его жену. У того любовниц было не счесть, а супруга беременная страдала, терпела, сколько могла, потом не выдержала и… решила: лучше один раз поплакать, чем всю жизнь мучиться. Только доказательств против нее нет. Молодец баба! Так все обставила, не подкопаешься. Яд подействовал мгновенно, Никонов и пикнуть не успел.
— А что за яд?
Лариса пожала плечами, обтянутыми кашемировым свитером фисташкового цвета.
— Похоже, какое-то курареподобное вещество. При попадании в кровь микроскопической дозы вызывает паралич вначале лицевых мышц, затем шеи, рук, ног и диафрагмы. Все, конец. Без конвульсий, стонов и криков о помощи.
— Где она достала кураре?
— За деньги что угодно можно купить. Вообще толковый химик и сам в состоянии приготовить такую отраву. Курареподобные вещества применяются в медицине… — Она замолчала и уставилась на Карелина. — Тебе-то зачем?
— Так просто. Любопытно!
— Странный интерес. — Лариса подозрительно прищурилась. — Уж не собираешься ли ты…
— Я не женат, — рассмеялся он. — Травить мне, слава богу, некого. Разве что совращенных малолеток, чтобы в милицию не донесли.
— Чего выдумал? Язык без костей!
Он чмокнул Ларису в напудренную щеку и поморщился. Духов она, при всей своей светскости, лила на себя не жалея. За ней тянулся густой шлейф аромата марокканской розы и китайской магнолии.
— Мне нравится зеленое яблоко, — сказал он. — Или красный кедр.
Лариса возмущенно фыркнула. Духи стоили уйму денег и не подлежали критике.
— Тебя подвезти?
Она отказалась. Следовало соблюдать приличия. Калмыков закрывал глаза на поведение жены, но требовал уважать его репутацию.
Дома Матвей поделился с Астрой информацией о «курареподобных веществах». Оказывается, они не являются экзотической редкостью и используются не одними южноамериканскими индейцами.
Она поблагодарила. Все же Матвей принимает участие в расследовании, неохотно, вяло, но кое-что делает.
— Как Теплинский? — вскользь спросил он. — Судя по всему, жив и благополучно совершает свое политическое турне?
* * *Шли дни. Каждое утро Астра звонила Инге и справлялась о здоровье ее супруга. Пока ничего страшного не происходило.
Сфинкс стал навязчивой идеей, преследующей Астру круглые сутки, наяву и во сне. Она еще раз побеседовала с Людмилой Никоновой, убедившись, что чем больше узнает о покойном, тем дальше отодвигается разгадка.
Несчастная мать поведала ей о своей неудавшейся судьбе. Она рано вышла замуж, по большой любви, как ей казалось, и уже через год, будучи на сносях, осталась одна, без работы, без средств к существованию, без надежды на будущее.
— Я не успела получить образования, — вспоминала она. — Мой супруг был военным. Мужественное лицо, широкие плечи, офицерская форма, погоны… В общем, я потеряла голову. Прямо со школьной скамьи побежала в загс, боялась, опоздаю. Муж увез меня в глухой гарнизон, жили в ужасных условиях, в каком-то недостроенном бараке. Крыша протекала, изо всех щелей дуло, удобств никаких. Младшие офицеры неделями не появлялись дома, а их жены мыкались, кто как мог. Человек ко всему привыкает, кое-как и я приспособилась к тамошнему житью-бытью. Вдруг, как гром среди ясного неба, мужа переводят в новую часть. А я, как назло, подхватила воспаление легких. Уехал он один, написал, что живет в палатке, топит «буржуйку», воду носит из лесного ручья и ждет меня, не дождется.
— Весело.
— Очень, — горько усмехнулась Людмила Романовна. — Хоть бы подумал, как я после болезни, слабая, худая, как щепка, буду жить в лесу, где нет даже барака. В санчасти не понимали, почему я вроде бы выздоровела, а чувствую себя плохо. Оказалось, всему виной — беременность. Антибиотики, которые мне кололи, с одной стороны, помогли, с другой — навредили. «Вам нужно в специализированное отделение, — сказал капитан медицинской службы. — У вас есть родители? Поезжайте домой, а то потеряете ребенка».
— И вы уехали?
— Что мне оставалось? Наш род по женской линии несчастливый. Дед с войны не вернулся, отец ушел от мамы, когда я делала свои первые шаги: я его совсем не помню. И мой красавец-муж фактически отказался от меня. До сих пор храню его гневное письмо, полное обвинений и упреков. Ты, дескать, никогда меня не любила, раз испугалась трудностей и сбежала. Жена офицера знает, на что она идет, и должна быть готова к любым жизненным поворотам. Если не приедешь, пеняй на себя, я буду считать наш брак ошибкой.
Никонова тяжело вздохнула, та давняя драма потеряла былое значение перед лицом постигшего ее горя.