Татьяна Гармаш-Роффе - Золотые нити судьбы
– Ты?! – не поверил Лоран.
Она кивнула.
– Но, Лиза, ты ведь ничего не помнишь! Откуда такая мысль? Или к тебе память…
– Это не мысль, это факт. И не в прошлом, а в тот день, когда я очнулась в горах… Я должна была сказать тебе сразу. Прости.
Слезы наполнили ее глаза.
– Не надо плакать, – мягко произнес он. – Просто расскажи.
И она рассказала. Как очнулась в домишке, как мужичок копал для нее могилу, как он говорил по телефону, как она, защищаясь, выставила перед собой лопату и он – он на эту лопату… Прямо горлом… И кровь…
Она прижала пальцы к губам: тошнота мешалась с рыданиями.
– Ну успокойся, все хорошо, – Лоран взял ее за плечи, – успокойся…
Спазмы потихоньку отступили, и Лоран убрал руки с ее плеч.
Лиза поняла этот жест по-своему: он больше никогда, никогда не обнимет ее… Убийцу!
Она уставилась в пол, чтобы не встречаться с ним глазами. Лоран сидел в задумчивости.
– Ох, Лиза, Лиза… – проговорил наконец он. – Почему ты мне сразу не рассказала?
– Мне страшно было признаться, что я убила человека…
– Ты его не убила! Ты всего лишь не дала ему убить себя! И имела на то полное право, по совести и по закону! Тут даже обсуждать нечего, тебе не в чем себя винить! Другое дело, что его труп остался в домике… И его кто-то может найти! А это означает следствие, тебя будут искать… Нужно срочно тело спрятать! Дорогу к этому домику вспомнишь?
– Не уверена. Мне очень плохо было в тот день, я все время теряла сознание…
– Все же попробуем. Пошли в машину.
Лоран вернулся в Монвердон, объехав центр городка по периферии, – не дай бог кто узнает его за рулем, ведь доктор Бомон тут едва ли не каждому жителю известен! – и доехал до крайней улицы, за которой начиналась дикая местность, ведущая в гору.
Покрутившись, он приткнул машину в тени какого-то дома.
– Идем, Лиза. Нужно найти эту хибарку.
Они шли долго. Когда Лиза спускалась, она не замечала развилок: ее манил маячивший внизу город! Но сейчас, когда они поднимались в гору, оказалось, что тропинки ветвятся…
Она несколько раз ошиблась, и прошло немало времени прежде, чем они завидели домик.
– Где именно ты его оставила?
«Его» – это труп мужичка, поняла Лиза.
– Внутри… Я туда не пойду.
– Конечно, – согласился Лоран, потянув на себя дверь.
Эти пастушьи хибарки никогда не запирались. Они встречались в горах то там, то сям и служили пастухам убежищем от прохладных – даже жарким летом – альпийских ночей. По неписаному уставу, каждый туда приносил что мог: еду, спички, керосин для ламп (электричества в них не имелось) и прочие нехитрые вещи, необходимые для короткого отдыха. Стада овец быстро выщипывали траву на одном месте, поэтому пастухи перебирались со склона на склон, с одного холма на другой и от сторожки к сторожке.
Однако случалось, что пастбища в том или ином месте приходили в негодность: то ли скот их сильно вытоптал, то ли солнце выжгло – Лоран не особо разбирался в скотоводческих тонкостях, – и тогда маршруты выпаса менялись кардинально. Отчего некоторые сторожки пребывали в запустении и забвении год-другой-третий.
Судя по всему, перед ним была именно такая хибарка, «отдыхающая» вместе с пастбищами. Иначе бы Лиза не только увидела овец, но и собаки почуяли бы ее: каждую отару обычно сопровождало несколько псин.
Дверь легко поддалась, скрипнув. Лиза сжалась в ожидании слов Лорана.
Но он почему-то молчал.
– Что… что там? – не выдержала она.
– Его тут нет…
– А… а где он? – перешла почему-то на шепот Лиза.
– Погоди.
Лоран шагнул внутрь. Нет, он не ошибся: в домике пусто и чисто. Ни трупа, ни следов крови, ни лопаты.
Лоран, с сосредоточенным видом выйдя из сторожки, пошел влево, в сторону скалы, где, по словам Лизы, мужичок копал могилу.
– Лиза… Яма засыпана!
Ноги ее подкосились, и она опустилась на землю.
– Значит, – продолжал Лоран, возвращаясь, – кто-то в ней мужичка и закопал. Ведь яма была пуста, когда ты ее увидела?
– Пуста…
– А теперь забросана.
– И… Кто это сделал, Лоран?
Он обернулся к ней.
– Прошло четыре… нет, уже пять дней с того момента, как ты оказалась тут. Нам повезло, Лиза, что твой убийца не сразу среагировал…
– Повезло?
Она ничего не понимала.
Лоран протянул ей руку.
– Ты можешь идти?
– Конечно, – откликнулась она в полной прострации. – Это так, минутная слабость… Я в форме, – соврала она.
Лоран мельком глянул на нее. Он знал, что она говорит неправду. Но не каждая неправда, вопреки расхожему мнению, есть зло. Иная ложь означает уважение к партнеру, Лоран это отлично знал. Так, муж лжет жене, покрывая свои измены, пока он дорожит ею. В тот день, когда он скажет жене правду: да, изменяю! – в тот день он распишется в пренебрежении к ней… и в готовности к разводу. Так друзья лгут, оправдываясь и объясняя, почему не поздравили вас с днем рождения: пока лгут, значит, чувствуют себя виноватыми… Значит, еще уважают вас. Когда друзья перестанут оправдываться – то все, вы им больше не нужны.
В общем, о лжи Лоран мог бы написать целый трактат. А может, еще и напишет.
В данном же случае неправда Лизы означала, что она себя преодолевала. Панику свою преодолевала, физическую слабость, отчаяние, страх… Далеко не всем представителям сильного пола, равно как и слабого, присуще подобное мужество!
– Вот и хорошо, – произнес он мягко. – Пойдем обратно, я тебе по дороге объясню…
…Мужичок этот, без сомнения, маргинал, говорил Лоран на спуске, из бывших пастухов (поскольку отлично знает местность!). Спившийся – такое с ними нередко случается, от одиночества в горах, когда лучшим собеседником становится вино… В силу чего отошел от дел. Тот человек, который хотел убить Лизу, с ним условился о том, что мужичок закопает ее… «Извини, Лиз, твой труп…»
Пастушьих домиков в горах много, но маршруты выпаса стад меняются время от времени: какие-то пастбища приходят в негодность, и пастухи гонят овец в других направлениях, продолжал он. Отсюда Лоран делает вывод, что мужичок сей пастух, хоть и бывший: он отлично знает, где располагаются сторожки, равно как и то, куда в данном году гонят – и не гонят – отары…
Человек, желавший избавиться от Лизы, нанес ей удар по голове, полагая, что смертельный. И поручил маргиналу труп закопать, за что деньги ему заплатил, – это следует из услышанного Лизой телефонного разговора. Лиза, однако, оказалась жива, хоть и в весьма плачевном состоянии… А ее предполагаемый похоронщик и, по совместительству, нежданный убийца… лучше было бы сказать «добийца» – он ведь решил Лизу добить… Но такого слова нет во французском языке…
– В русском тоже, – печальным эхом откликнулась Лиза.
…Этот добийца, продолжал Лоран, попал на острие лопаты, которую Лиза выставила перед собой, защищаясь. И погиб. Хотя, по сценарию, погибнуть должна была она. Теперь посмотрим на ситуацию глазами заказчика. Он ждал звонка с подтверждением, что заказ выполнен. Сотовый наверняка был мужичку подарком от заказчика: откуда маргиналу разжиться таким аппаратом? Небось заказчик и пользоваться научил… Но это уже детали. Итак, ждал-ждал заказчик звонка с подтверждением, что миссия выполнена, – и не дождался. Он не дергался еще пару дней: мужичок-маргинал сильно попивает, и заказчик знает об этом. На что и сделал скидку.
Но подтверждение так и не поступило. И мобильник мужичка не отвечал. И тогда заказчик решил самолично наведаться в горы, к пустующей сторожке…
– И увидел там труп… – проговорила Лиза.
– И кровь повсюду, – уточнил Лоран. – И он испугался.
– Отчего мужика этого закопал…
– Не вижу других вариантов. Иначе зачем было засыпать яму? Уверен, в ней заказчик и схоронил своего незадачливого исполнителя. С глаз долой. Но…
– Но он понял, что убить его могла только я… И, значит, я жива!
– То-то и оно. Как долго он вычислял траекторию, по которой ты испарилась, я не знаю…
– Да недолго! На моем месте любой бы рассудил, как я: идти вниз! А внизу – твой городок… Несложно догадаться, что с травмой головы я отправилась к врачам…
– Несложно, – кивнул Лоран. – Только теперь он знает, что ты жива. И ты представляешь для него опасность. Поэтому, Лиза, я увез тебя со своей виллы. И, если ты помнишь что-то еще, то сейчас самый подходящий момент это рассказать!
– Лоран, перестань меня подозревать!!!
– Прости.
– Я на тебя не обижаюсь, не думай… Я ставлю себя на твое место и понимаю, что я бы тоже сомневалась…
– Ты ставишь себя на мое место?
– Ну да. А что такого?
– Ничего… И много! Я ведь поначалу собирался стать психотерапевтом, Лиз. И капитально изучил психологию.
– А почему не стал?
– Год проработал с людьми, еще в Лионе, где учился… И понял, что профессия эта почти бесполезна: в большинстве случаев люди не ищут выхода и решения: им нравится быть обиженными на весь мир, и свое состояние обиженности они рьяно охраняют! Оно им куда милее, чем те решения, которые может предложить психотерапевт… Потому что эти решения предполагают искать причину в себе, а не в мире. Меня подкосила безнадежность этой профессии, ее безрезультатность. А лгать пациентам, кивать им согласно на жалобы на несовершенство мира мне было неприятно… Отчего я переквалифицировался во врача общего профиля. Лечить простуду или боли в кишечнике куда результативнее, действеннее. Такие пациенты слушают врача и исполняют предписания. Принять таблетки легче, чем искать причину своих несчастий в себе.
