Джеймс Чейз - Том 21. Поцелуй мой кулак. За все рассчитаюсь с тобой.
Он встал и повторил церемонию со снятием Пикассо и открыванием сейфа. Я знал, что он полностью доверяет мне, и все же, набирая комбинацию, он повернулся так, чтобы я не мог увидеть этого. Он потратил уйму денег на этот сейф и теперь хотел, чтобы только он, и никто другой, знал, как открыть этот стальной гроб.
Сидни положил колье на стол. Я передвинул лампу, так чтобы свет падал на стеклянную имитацию. Он сел и несколько минут всматривался в игру камней. Колье и в самом деле выглядело прекрасно. Сидни выбрал лучшие эскизы и начал рассматривать их.
— Ты прав, Ларри, золотко! У меня здесь неверный ход. Ах я глупышка! Мне кажется, здесь можно достигнуть большего.
Он принялся лихорадочно набрасывать эскиз, а я наблюдал за его руками, куря сигарету. Через полчаса, после трех неудачных попыток, он создал эскиз настолько удачный, что я почувствовал — надо пригасить его энтузиазм, иначе следующая встреча будет излишней, а она была необходима.
— Вот оно! Я чувствую! — возбужденно воскликнул он. — Посмотри!
Я и так видел, что это было как раз то, что нужно.
— Очень хорошо, — сказал я нарочито вялым тоном.
— Это именно то, что нужно. Ты видишь, как я расположил большой камень? Почему я сразу не догадался!
— Превосходно, — я нахмурился, потом покачал головой.
— Разве тебе не кажется, что здесь все на месте? — спросил он с тревогой.
— Почти. Я мог бы продать это за полтора миллиона, но ведь мы хотим два.
— Больше никаких камней я докупать не буду, если ты это имеешь в виду, — голос Сидни стал капризным.
— Нет, конечно нет! Композиция идеальная. Меня смущает оправа. Слишком классическая. Не надо спешить, Сидни. Дай мне подумать над ней. Я приду к тебе в пятницу вечером. Уверен, к тому времени мы найдем решение.
— В пятницу?.. — он открыл записную книжку-календарь и полистал ее. — В пятницу не получается. Я пообещал поужинать со скучнейшим субъектом, и никак не могу отменить встречу. Вот в четверг я свободен.
— Отлично, — я поднялся, прикидывая. До окончательной подготовки операции у меня оставалась вся среда и четверг до десяти вечера. Должно хватить. — Я приду в десять. А тогда следующий ход — Гонконг.
— Приходи пораньше, Ларри. Клод приготовит для тебя что-нибудь особенное.
— Извини, раньше не могу. Я ужинаю с Джонсонами. (Ложь! Боже, помоги мне!) Ее интересует бриллиантовая брошь. Когда я получу более или менее ясное представление о том, что конкретно ее интересует, придется попросить тебя сделать несколько эскизов.
— Эта противная старая карга? — Сидни передернулся. — Всегда только противные и старые.
— У них есть деньги. — Я убрал эскиз в бумажник.
— Как ты себя чувствуешь, Ларри? — Сидни проводил меня до двери. — У тебя какой-то болезненный вид.
— Нормально. Просто устал. Когда продам ожерелье, было бы неплохо совершить морское путешествие. Если ты не будешь возражать, разумеется?
— Продай ожерелье, золотко, и отправляйся хоть на Луну, если пожелаешь, а я оплачу все твои расходы.
Когда он закрыл дверь, я задержался на площадке и прислушался. Сидни не спустил предохранитель замка! Похоже, все шло по плану.
Я вернулся к себе в половине двенадцатого. Усевшись с бокалом виски с содовой в кресло, я начал анализировать ситуацию. При условии, что Рея и Фел заглотнули крючок и пойдут на операцию, дальнейшее не представляло трудностей. Они легко проникнут в дом и пентхаус Сидни. Я вспомнил, что Рея достаточно хорошо известна полиции. Что ж, ей придется надень перчатки. Если она оставит хоть один отпечаток, мне несдобровать. Я был уверен, что, попавшись, они тут же выдадут меня. Но неизбежно ли вмешательство полиции?
Сидни находился в щекотливом положении. Если он вызовет полицию, Плессингтон узнает, что его жена продала колье.
Положим, Сидни на это глубоко наплевать, но ему далеко не безразлично, если об этой сделке узнает его партнер Том Люс. Между ними может возникнуть разлад, потому что, и мы оба это отлично понимали, Сидни поступил неэтично. Люс жестокий человек и не простит ему предательства. А этого Сидни будет избегать любой ценой. Том для него важнее даже, чем я, при всех моих профессиональных качествах. Но готов ли Сидни безропотно распрощаться с тремя четвертями миллиона долларов? Как он ни богат, но потеря такой огромной суммы будет для него разорительной. После некоторого размышления я все же решил, что Сидни вполне может примириться с потерей денег, лишь бы не навлечь на себя гнев Тома Люса, а также опасаясь ущерба, который могла бы причинить фирме миссис Плессингтон, жалуясь всем его богатым клиентам, что на него нельзя положиться. Если он сам об этом не подумает, я ему подскажу. А уж потом камень за камнем я продам колье и припрячу деньги в Швейцарии. Поработаю у Сидни еще три-четыре месяца и уволюсь под предлогом плохого здоровья. Затем отправлюсь в Европу и осяду где-нибудь, скорее всего в Швейцарских Альпах. За миллион долларов я могу себе это позволить.
И тут я вспомнил о Рее с Фелом. Как они поведут себя, узнав, что украли стекляшки, а не бриллианты? Эта парочка может оказаться такой же опасной, как и Призрак. Будучи замешанными б ограблении, они не посмеют донести, зато могут приняться за меня сами. Размышляя над этим, я нашел выход. Мы условились, что во избежание подозрений Фел изобьет меня пистолетом. Воспользовавшись этим, я разыграю нервный кризис и заявив, что больше не могу работать, уйду немедленно. Ведь пройдет не меньше десяти дней, прежде чем Рея и Фел обнаружат, что украли стекляшки, а не бриллианты. Тем временем я уже буду в Европе, недосягаемый для их мести. Оттуда я напишу Сидни, сообщая ему о моем решении не возвращаться.
Занятый своими мыслями, я сидел, забыв о виски, когда в три минуты после полуночи зазвонил телефон. Дрогнувшей рукой я поднял трубку.
— Карр слушает.
— Кабина тридцать пять.
Я медленно перевел дыхание.
— Она с тобой?
— А ты как думал… — Фел издал довольный смешок.
— Завтра вечером в десять, — сказал я и положил трубку.
Следующий день тянулся бесконечно. К счастью, дела в магазине шли вяло, и у меня было время поразмышлять. Терри следил за мной. Наконец, подстрекаемый любопытством, он фланирующей походкой приблизился к моему столу.
— Ты чем-то озабочен, Ларри? — спросил он, сверля меня своими маленькими злыми глазками. — У тебя ужасно задумчивый вид.
— Голова болит, — я был доволен представившимся случаем показать, что мое здоровье оставляет желать лучшего.
— Я очень огорчен.
Он выглядел огорченным не более, чем человек, нашедший на улице десять долларов.
— Ты слишком рано вернулся. Не могу понять, зачем ты так срочно понадобился Сидни. Иногда он так невнимателен к людям. Я вполне мог бы справиться с твоей работой.
Почему бы тебе не пойти домой и не подлечить свою бедную голову? Мы с мисс Барлоу справимся и без тебя.
Я уже готов был послать его ко всем чертям, как вдруг сообразил, что для моей игры полезнее прикинуться больным.
— Пожалуй, я так и сделаю, — я встал, — конечно, раз ты считаешь, что вы обойдетесь без меня.
По его удивленному виду я догадался, что он не ожидал такого ответа. Без Сидни, а теперь и без меня, ему придется побегать. Но он принял вызов с радостью.
Направляясь к машине, я гадал, как продвигается у Сидни работа над оправой. Решив предупредить его о своем намерении побыть дома, я позвонил из телефона-автомата.
— Сидни, у меня адски болит голова. Терри сказал, что управится без меня, так что я лучше посижу дома.
— Бедненький! Конечно, иди. — Он разволновался. — Я сейчас же еду туда. Нельзя оставлять магазин на Терри. Я сделал четыре прелестных эскиза. Они тебе понравятся. Не хотел бы ты зайти ко мне сегодня вечером?
— Да нет, лучше я отдохну сегодня, если ты не возражаешь.
— Отдохни обязательно.
Я не сразу поехал домой. Зайдя в банк, я взял три тысячи долларов дорожными чеками. Потом направился в туристическое агентство и навел справки о самолетах, отлетающих в Сан-Франциско. Рейс в пятницу в пять утра подходил мне, и я поинтересовался, можно ли заказать место. Агент заверил меня, что в такой ранний час можно без труда купить билеты перед самым отлетом, так как половина мест всегда пустует.
Я вернулся домой и засел за тщательную отработку мельчайших деталей ограбления. Когда пришло время ленча, я послал за сандвичами и к трем часам пришел к выводу, что предусмотрел все до мельчайших подробностей.
В четыре часа позвонил Сидни и осведомился о моем самочувствии. Я сказал, что головная боль прошла, но чувствую я себя пока не очень хорошо. Он с беспокойством спросил, поправлюсь ли я до пятницы. Я уверил его, что уже завтра буду на работе. В восемь часов я зашел в ресторанчик на углу и легко поужинал, потом вернулся домой и некоторое время нехотя смотрел телевизор. В девять вечера, захватив с собой сумку с париком, пиджаком с накладными карманами и зеркальными очками, но оставив дома игрушечный пистолет, я спустился в гараж и поехал в отель «Пирамида». Я выбрал для Морганов этот отель потому, что его жилые номера располагались в отдельных кабинках-домиках, и там обычно останавливалась молодежь, направляющаяся в Майами. Если Рея и Фел оделись соответствующим образом, они будут неразличимы в толпе. Я поставил машину на стоянке и дальше пошел пешком. Найти кабину номер 35 не представляло никакого труда. На каждой кабине светился ее номер. Ночной воздух содрогался от рева радиоприемников и пронзительных голосов из телевизоров. Никто не обратил внимания, как я прошел к кабине номер 35 и постучал в дверь, которая немедленно открылась, словно меня с нетерпением ожидали. Я вошел, и Фел захлопнул дверь у меня за спиной.
