Штефан Мурр - Гиблое место
Затем он сунул руки в карманы и пересек вместе с Хорншу холл.
Нижняя часть сада была залита ярким светом, повсюду суетились люди, тащили всевозможные приборы, жестикулировали, разматывали серебристые ленты рулеток. Чуть ниже красного бука стояла группа, в которой Кеттерле приметил потрепанную тирольскую шляпу, могущую принадлежать только Зибеку: тот всегда надевал ее, когда лично отправлялся на место преступления.
— Много новостей, Кеттерле, — приветствовал он подходящего комиссара. — Ну, что вы на это скажете?
— Ужасно, — сказал Кеттерле. — Настоящая трагедия. Где Штёкель?
Зибек кивнул в сторону лодочного сарая.
— Внизу. Там есть что-то вроде комнатки для моторов. Ее туда отнесли.
Кеттерле, сопровождаемый Хорншу, быстро сбежал вниз по усыпанной галькой дорожке.
В комнатушке для моторов они ввернули в патрон стоваттную лампу. Справа доносился стук дизельного мотора оперативной машины.
Две деревянные скамейки были сдвинуты вместе, на них постелен брезент, и на нем лежала утопленница. Она как-то неловко скрючилась на правом боку, колени согнуты, правая рука между ними, вытянутая левая на бедре. Лицо повернуто влево, казалось, она беспомощно и удивленно всматривается через плечо в пустоту.
Только что начали фотографировать тело со всех сторон. Доктор Штёкель, неуклюжий и неповоротливый судебный врач с лицом монаха-бернардинца и крупными мясистыми ушами, мыл руки над железной раковиной. Он повернулся к Кеттерле.
— Утонула, — сказал он, протягивая руку за полотенцем, которое держал полицейский. — Более точно покажет, конечно, вскрытие. Внешних признаков травм или отравления не обнаружено.
— И когда? — спросил комиссар.
Штёкель задумчиво взглянул на утопленницу, продолжая вытирать руки.
— Перчатки, — сказал он затем и рывком натянул уродливые красные резиновые перчатки.
Потом он осмотрел ногти на пальцах женщины, попытался приподнять веки и посветил карманным фонариком в ноздри, потрогал губы.
— От сорока до сорока восьми часов назад. Ближе к сорока восьми, чем к сорока. Но абсолютно точно сказать невозможно.
Комиссар посчитал прошедшее время. Потом уставился на Хорншу. С Хорншу перевел взгляд на Рёпке.
— Сорок восемь часов было бы в субботу после трех ночи. Сорок часов — в воскресенье в одиннадцать утра. Когда она исчезла, Рёпке?
— В субботу ночью между одиннадцатью и часом.
— С какого времени она находится в воде, доктор?
— Примерно столько же, — сказал доктор Штёкель. — Вы что, думаете, до этого ее держали в холодильнике?
Комиссар не выносил грубоватого юмора судебных врачей.
— Вы полагаете, она утонула здесь? — Он показал на соседнее помещение для лодок.
Врач пожал плечами.
— Разве я господь бог? — буркнул он. — Завтра смогу дать более подробное объяснение.
— Где Новотни? — внезапно спросил Кеттерле. — Новотни никто не известил? Хорншу, позаботьтесь об этом. Еще известите доктора Брабендера и остальных молодых людей тоже. Вы знаете.
— Доктора Брабендера? — переспросил Рёпке. — Он в полицейском участке. Его задержал патруль, когда он пытался откатить свою машину подальше от этого дома. Он заявил, что в доме вообще не был, но, когда открыли дверь, напоролись прямо на носовой платок, которым он, должно быть, вытирал дверные ручки.
Комиссар снял шляпу и ладонью пригладил волосы.
— Смогли бы вы меня понять, — сказал он после некоторой паузы, — если б я отказался от этого дела?
Рёпке покачал головой.
— Что с Робертсом? — спросил Кеттерле врача.
— Инфаркт миокарда, — лаконично ответил доктор. — Более точно покажет, конечно, вскрытие…
— Да, да, знаю. Внешних признаков травм или отравления… — проворчал Кеттерле. — Как бы то ни было, я рад, что наваждение кончилось. На небо она в любом случае не вознеслась. А сейчас начинается работа. Вы можете установить, в какой воде она утонула, соленой или пресной?
— Завтра — да, сейчас — нет. К тому же я хотел бы еще несколько часиков поспать.
— Приступайте, Хорншу. Ведите сюда Хайде и полковника. Я не могу им не… Да что с вами?
Комиссар Хорншу, не двигаясь, уставился на утопленницу.
— Так нельзя утонуть, — сказал он затем. — Вы только взгляните на эту немыслимую судорогу. Разве так тонут? Ее связали и напоили как скотину. Взгляните же!
Кеттерле прикусил верхнюю губу.
— Вы можете вообразить жестокость, необходимую, чтоб совершить подобное? Присуща ли подобная жестокость кому-нибудь из наших подозреваемых? Мы еще поговорим об этом, Хорншу. А теперь приведите полковника и Хайде.
— В его суждении есть доля истины, — сказал доктор Штёкель, закуривая сигарету. — У утопленников трупное окоченение наступает в воде. Вода, как правило, расслабляет мышцы. В большинстве случаев у утопленников естественное положение тела. Связать?.. — пробормотал он затем. — Хм, без микроскопа найти следы невозможно, да и где в таком случае остались веревки? Я не криминалист, но мне это кажется маловероятным.
Комиссар Кеттерле задумчиво уставился на раковину в углу. В тот момент он еще не знал, что этот его взгляд станет поворотным пунктом в ходе дела, самого странного дела, какое ему когда-нибудь приходилось распутывать. Сейчас он думал совсем о другом.
— Существует подозрение, что она была беременна, — сказал он врачу, и тот кивнул.
Вскоре вернулся Хорншу с Хайде. Полковник шел следом.
Девушка взглянула на утопленницу и закрыла лицо руками.
— Это она. Она, она! — воскликнул полковник.
Он чуть было не сказал «как живая». Но вовремя прикусил язык.
— В этом у меня нет сомнений, полковник Шлиске. Но та ли на ней одежда, что была после купания? Все ли цело? От вашего показания зависит очень многое.
Он дал полицейскому знак, и тот закрыл лицо утопленницы.
— Хайде, осмотрите всю одежду. Сейчас это самое главное.
До девушки кое-что дошло. Она принялась внимательно рассматривать одежду.
— Да, — сказала она, — даже носочки и янтарное ожерелье. Вы не могли бы на минутку убрать полотенце? На ней еще были янтарные клипсы. Да, все так, как и было.
Комиссар кивнул.
— Вы будете удовлетворены, Хайде, если мы найдем того, кто совершил это зверское убийство?
Девушка взглянула на него и кивнула.
— А кто бы не был удовлетворен?
— Врач утверждает, что она умерла от сорока до сорока восьми часов назад, Хайде. Если бы она в воскресенье утром в семь часов девять минут разговаривала по телефону, мы сейчас должны были бы действовать совершенно иначе, чем если бы мы знали наверняка, что этого не было. Вы меня понимаете?
Она снова кивнула.
— Сначала вам было интересно, а потом вы испугались. Так ведь?
Хайде опять кивнула.
— Ну вот, видите, — сказал Кеттерле.
— Наш пансион не должен быть ей в радость, — пробормотала девушка.
— Кому, Сандре Робертс?
— Нет, фрау ван Хенгелер. Я просто хотела напугать ее.
Комиссар устало потер веки.
— История сама по себе достаточно страшна, — сказал он. — А вам бросилось что-нибудь в глаза, полковник?
Но полковнику ничего не бросилось в глаза, хотя внимание его, как и всех присутствующих, непременно должно было привлечь одно обстоятельство. И это обстоятельство впоследствии призвано было сыграть весьма важную роль.
— Подождите, пожалуйста, нас наверху в доме, — сказал комиссар, выходя вслед за Хайде и полковником из комнатушки. Засунув руки в карманы пальто, он остановился, осматриваясь, посреди сарая.
— Где она лежала, Рёпке?
Рёпке указал на пространство между лодкой с подвесным мотором и весельной шлюпкой.
— Дверь была заперта?
— Дверь была закрыта, но не заперта. Ключ торчал снаружи.
— А решетка спереди?
— Решетка была заперта. Висячий замок и цепь в неприкосновенности.
Комиссар кивнул.
— Возник еще один вопрос, — пробормотал он, — как Сандра Робертс с того места, где исчез ее след, попала в этот сарай? Попала она сюда живой или мертвой?
А еще он подумал, что если врач прав, то она, очевидно, уже находилась здесь, когда он вчера утром был в доме сенатора.
— Если бы мы тогда обыскали все помещения, — тихо сказал он. Потом, словно чего-то испугавшись, быстро прошел в комнатушку, где хранились моторы, и снял полотенце с лица Сандры Робертс.
Потому что услышал, как в саду Хорншу разговаривает с Новотни.
Шофер остановился в дверях, нервно покусывая нижнюю губу и переводя взгляд с утопленницы на Кёттерле.
— Мы все-таки нашли ее, господин Новотни. Неприятная новость, а? Что я еще собирался у вас спросить…
— Но она ведь была там, на побережье… — запинаясь, выдавил из себя шофер. — Как же она попала в сарай?
— Имеется один-единственный человек, который это знает, господин Новотни. И если мы его не найдем, он так и останется единственным. Но вот что я собирался у вас спросить. Лодочный сарай, как правило, запирается?
