Ольга Тарасевич - Тайна перстня Венеры
– Пожалуйста, вся группа может полюбоваться моей находкой. Да, вот просто пустите ее по рукам, пусть каждый посмотрит. Только потом верните обязательно. Как-никак сто пятьдесят тысяч долларов стоит! А то я вас знаю, еще прикарманите, а потом продадите!
– Это имитация, – шепнула мне на ухо Ванесса, прихлопывая ладонями вдруг взметнувшееся вверх платье. Расклешенный подол вкупе с местными жаркими сильными ветрами – вечное эротическое шоу, мечта Мэрилин Монро. Следователь Зотова обладает стройными ножками! – В любой лавке здесь такие монеты продаются, стоят копейки. Но я лично сувениры для себя вообще не покупаю – лениво с них пыль стирать. Да и друзьям стараюсь что-то такое презентовать, вкусненькое, для хозяйства пригодное, и чтобы с уборкой люди не напрягались. Из Турции лукум обычно привозят, памшиновские шали, яблочный чай. Только не вздумайте делать покупки в лавках, куда во время экскурсий гид приводит группу. Он говорит, специальная цена будет, и, в принципе, не врет. Цена действительно специально высокая. Просто туристы этого не понимают. Им кажется – ах, сразу тридцать процентов от стоимости, указанной в ценнике, сбрасывают – «только для вашей группы». И потом еще можно торговаться, уменьшая полученную сумму вдвое. Но на самом-то деле в городе все товары – керамику, шали, сладости, кожаные куртки и сумки – можно купить намного дешевле. Есть ведь разница – коробочку лукума за доллар-два покупать или за десять! И так со всеми товарами! Разницы в качестве нет, в ценах – огромная.
– Спасибо, буду иметь в виду, – пробормотала я, не спуская глаз со все еще беседующей с гидом Танечки. Заплетенные в косу волосы, простая белая футболка и джинсовые шорты – она выглядит совсем девчонкой, студенткой, и не скажешь, что замужем, ребенка воспитывает. – Действительно, если разбежка цен такая существенная, то зачем за аналогичные товары переплачивать!
Дождавшись, когда мама Егора отпустит уже тяжело дышащего и взмокшего Бору, я, незаметно ускользнув от Дитриха и Ванессы, подошла к Тане и как бы между прочим, к слову, заметила:
– Как прекрасно, что вы так интересуетесь историей! Наверное, это ваше хобби? Вы им настолько увлечены, что буквально не можете держать себя в руках! Мне ведь Егор рассказывал: вы уже были в Эфесе! Он еще три порции мороженого слопал, причем одну самостоятельно купил. Нашел вроде бы пару долларов на земле, которые кто-то из туристов потерял… Кстати, у вашего сына явно актерские способности! Он так талантливо копирует людей, передает их интонации – а сам ведь еще совсем малыш…
Татьяна резко покачала головой, и лежащая на плече темная косичка сразу улетела на спину:
– Я люблю историю. Но не до такой степени, чтобы на одну и ту же экскурсию несколько раз ездить. Просто работа у меня специфическая. Я – журналистка. Журналистский отпуск – слишком условное понятие. Эх, и угораздило меня, как я и обещала коллегам, на телефонные звонки отвечать! Правду говорят: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Но мне же всегда больше всех надо. Волнуюсь: может, статей моих не нашли или по иллюстрациям возникли вопросы. Не сбросила вызов – и вот результат. Начальница срочно затребовала репортаж из Эфеса. Менеджеры по рекламе привлекли крупного рекламодателя, но он не хочет только модуль размещать, ему и статью подавай. Как я упрашивала свою шефиню, вы бы слышали! Говорила: в Турции уже описан каждый камень, ну что вам стоит сделать компиляцию на основании материалов из Интернета. Все без толку. Ей как вожжа под хвост попала: надо писать собственный материал, клиент привередливый, и прочь халтуру из нашей жизни. Короче, отвертеться не получилось, пришлось работать. Хорошо еще, что ноутбук у мужа с собой оказался. Он бизнесом занимается и не может себе позволить не держать руку на пульсе, пару часов в день стабильно переписывается то с замом своим, то с бухгалтером. Иначе пришлось бы мне рыскать по Кушадасам в поисках компа с русской клавиатурой!
Она все говорила правильно, худенькая девочка с незапоминающимся, невыразительным личиком и длинными ровными ножками.
Все – очень правильно.
Кто общался с журналистами, тот согласится: любые их планы летят в тартарары, если возникает срочная работа. И никогда нельзя отключить мобильник, и всегда надо таскать с собой ноутбук и диктофон, и постоянно вот так – то пожар, то наводнение, то кризис, то катастрофа. Приходится забывать обо всем, бежать, узнавать, писать, обгонять конкурентов, обижать своих родных, которые перманентно недополучают заботы и внимания. Такая специфика профессии – ее надо или принимать полностью, или держаться подальше. Моему сыну повезло, его жена – мудрая женщина, которая никогда не скажет ни слова упрека во время очередного аврала, но всегда поможет пережить очередную запарку с наибольшим комфортом.
Так что в словах Тани меня ничего не насторожило.
Но ее глаза…
Я видела отчаянный страх, который в них взметнулся.
Он никуда не исчез, он разрушал и грыз девочку, хотя я изо всех сил старалась перевести разговор на другую тему…
Эфес, I век н. э.
– Слушайте, ну куда же вы направляетесь? Теренция, милая, холод-то какой! Давайте воротимся… Мы идем вперед уже так долго. У меня ноги болят, я озябла. И я знаю, что вы задумали, и я не позволю, вы слышите?! Не позволю, и можете делать со мной что хотите!
Наконец, Петра, запыхавшись, умолкла. Но сразу же вцепилась в локоть хозяйки, демонстрируя тем самым серьезность своих намерений: ни за что не допустить совершения самоубийства.
Сил сбрасывать цепкие пальцы Петры у Теренции уже не было. Прошагав по горам несколько часов, она вообще стала опасаться, что с минуты на минуту потеряет сознание. Какой уж тут прыжок в смерть, в бездонную пропасть. Не та ситуация, не те условия. Тело налилось свинцовой сковывающей усталостью. Да еще и эта семенит рядом, сумасшедшая рабыня-спасительница, еле ковыляет, но все время бормочет: «Бог жизнь дал – он ее и заберет. Все в его власти, и за все испытания, которые он посылает, благодарить надобно…»
Но все равно, упрямо стиснув зубы, еле передвигаясь, почему-то все равно хочется идти вперед – к серому пасмурному небу, гладким скалам, заросшим невысокими деревьями горам.
Может, когда идешь – меньше думаешь? И не так больно от случившейся страшной трагедии?
Но как же не больно, когда…
Теренция сделала глубокий вдох, готовясь к очередному приступу мучительных страданий.
Они были очень похожи – приступы.
Сначала вскипало возмущение. Какая же Лепида коварная циничная дрянь! Она все рассчитала правильно. Если муж уходит к другой, то глупо устраивать ему сцены ревности, взывать к совести, кричать о своей любви – вымышленной ли, реальной, не суть важно. Такое поведение изначально выглядит жалко. Битва проиграна, супругу хорошо в объятиях другой женщины. Открыть Марку Луцию глаза на неверность любовницы? А если он не поверит, решит, что это – просто зловредные козни, попытки бросить тень на его прекрасную любимую девочку? Или поверит, но сможет ли он после этого быть с женой, которая стала причиной сильной боли, мучительного разочарования? Однако вот если соперницу уничтожить, отнять у нее самое дорогое, вынудить самой отказаться от сенатора… То куда придет блудный супруг в поисках утешения? Коварная, гнусная Лепида! Марк Луций ошибается, считая свою жену недалекой глупышкой. О, нет, дура такой план разработать бы не смогла никогда! Она превратила своих рабов в зорких, внимательных наблюдателей, выяснила все про Феликса и отточила каждую деталь кровавого дьявольского замысла. Нанесла удар, больнее которого ничего нет, раздавила, уничтожила… Внешне, конечно, никто ничего не заподозрил. Ночной пир, изысканные яства, сражение гладиаторов перед гостями в роскошном атрии – обычное дело, традиция в богатых знатных домах. Конечно, Марк Луций согласился. У него ведь легкое чувство вины, и он, несомненно, захотел доставить жене радость – довольная женщина не так внимательна и ревнива. А то, что супруга просит привести для сражения в том числе какого-то там Феликса, – ему было абсолютно все равно. Потом, конечно же, был тугой кожаный кошелек, переданный жадному ланисте, потом страх бедного Феликса, потом…
Теренция остановилась и со стоном прижала ладонь к животу. Почему-то всегда вот здесь, на этом витке выматывающих болезненных размышлений, начинает ужасно резать живот. Неужели милого мальчика ударили ножом туда, в смуглую незащищенную мягкость, созданную для легких прикосновений и нежных поцелуев?.. Бедный, сладкий! До конца не оправившийся после болезни, измученный долгой любовной игрой, должно быть, Феликс едва держался на ногах. И умер, наверное, быстро. Любимый, слабый! Почему никто не увидел, что он – сущий котенок против гладиатора?! Почему не вспомнили, какой странный чудесный случай произошел с ним недавно? Но нет – заставили драться, вынудили погибнуть. Должно быть, вдоволь натешившись видом агонии, Лепида распорядилась оттащить еще теплое тело Феликса в сторону, а гости, попивая вино, стали наблюдать со своих лож за следующей схваткой.
