Дик Фрэнсис - Высокие ставки
Оуэн, как и Чарли, выразил готовность мне помогать. Он сказал, что тут дело даже не в личных отношениях. Мерзавец, который помял «Ламборджини», заслуживает смертной казни через повешение. И, когда я вернусь, он поможет мне соорудить эшафот.
Путешествие от снега к солнцу заняло восемь часов. В аэропорту Майами было семьдесят пять по Фаренгейту[1], а у отеля на Майами-Бич лишь чуть-чуть прохладнее. И это было чудесно. Внутри отеля благодаря кондиционерам было почти так же холодно, как зимой в Англии, но моя комната на седьмом этаже выходила прямо на послеполуденное солнце. Я отдернул занавески, отворил окно и впустил в комнату свет и тепло.
Внизу, вокруг блестящего на солнце бассейна, раскачивались на ветру высокие пальмы. Дальше бетонный пандус вел прямо к узкой полоске песка и белопенным волнам Атлантики. Миля за милей темно-синей воды уходили вдаль, к голубому горизонту.
Я ожидал, что Майами-Бич окажется чересчур ярким и кричащим, и не был готов к тому, что он так красив. Даже множество огромных белых многоэтажных отелей с однообразными рядами прямоугольных окон таило в себе некое величие, подчеркнутое и смягченное растущими между ними пальмами.
Вокруг бассейна лежали на лежаках загорающие, впитывавшие ультрафиолетовые лучи с таким тщанием и благоговением, словно исполняли некий религиозный обряд. Я стянул с себя липкую дорожную одежду и вышел поплавать в море. Я лениво шлепал по теплой январской водичке и сбрасывал с себя заботы, точно старую кожу. Джоди Лидс в пяти тысячах миль отсюда, в другом мире. Как легко — и как полезно — забыть о нем!
Вернувшись наверх, я принял душ, переоделся в хлопчатобумажную рубашку и свободные брюки, посмотрел на часы и позвонил Элли. После писем мы обменялись еще телеграммами — но уже незашифрованными: телеграфистам это не понравилось.
Я спрашивал:
«Где в Майами».
Она ответила:
«Позвони четыре два шесть восемь два после шести любой вечер».
Когда я позвонил ей, было пятое января, пять минут седьмого по местному времени. Голос в трубке был незнакомый. Я испугался, что на телеграфе что-то напутали и теперь я ее не найду.
— Мисс Уорд? Это, в смысле, мисс Александра?
— Погодите минутку, пожалуйста. И после паузы я услышал знакомый голос. Я помнил его, но внезапно заново ощутил всю его прелесть.
— Алло?
— Элли... Это Стивен.
— Привет! — в ее голосе звучал смех. — Ты знаешь, я побилась об заклад на пятьдесят долларов, что ты приедешь.
— Ты выиграла.
— Просто не верится!
— Мы же договаривались, — рассудительно сказал я.
— Да, конечно.
— Так где мне тебя искать?
— Садовый остров, двенадцать — двадцать четыре. Любой таксист довезет. Приезжай прямо сейчас, у нас будет коктейль.
Садовый остров оказался тенистым мысом, отделенным от земли каналами, достаточно широкими, чтобы его можно было называть островом. Такси медленно проехало по мостику длиной ярдов в двадцать, с затейливой кованой решеткой, и остановилось у дома 1224. Я расплатился с водителем и позвонил в дверь.
Снаружи дом казался небольшим. Беленые стены прятались в тени тропических растений, окна были затянуты сеткой от насекомых. Дверь была прочная, словно в банке.
Открыла Элли. Широко улыбнулась, чмокнула меня в щеку.
— Это дом моей двоюродной сестры, — объяснила она. — Заходи.
Внутри дом оказался светлым и просторным, отделанным в ярких, незамысловатых цветах. Синий, цвет морской волны, ярко-розовый, белый, оранжевый. Все яркое и блестящее.
— Моя сестра Минти, — представила Элли. — И ее муж, Уоррен Барбо.
Я пожал руки ее родственникам. Минти была аккуратная, темноволосая и очень уверенная в себе женщина, одетая в лимонно-желтый купальный халат. Уоррен был крупный мужчина с песочного цвета волосами, шумный и добродушный. Мне протянули высокий бокал с каким-то ледяным напитком и провели в просторную комнату с окном во всю стену, откуда открывался вид на закат.
Снаружи, в саду, желтеющие закатные лучи освещали пышный газон, ровную гладь бассейна и белые шезлонги. Покой и благополучие. Миллион миль от крови, пота и слез.
— Александра говорила, вы интересуетесь лошадьми, — сказал Уоррен, поддерживая светскую беседу. — Не знаю, надолго ли вы собирались остаться, но сейчас в Хайалиа идут скачки, каждый день в течение целой недели. А по вечерам, разумеется, аукционы. Я иногда сам туда езжу и буду очень рад захватить с собой вас.
Мысль мне понравилась. Но я решил спросил Элли:
— А у тебя какие планы?
— Мы с Милли разъехались, — сказала она с заметным сожалением. — После Рождества и Нового года она сказала, что хочет отдохнуть в Японии. Ну, и я решила пожить недельку у Минти с Уорреном.
— Так ты поедешь на скачки и на аукцион?
— Конечно!
— У меня четыре дня, — сказал я.
Она широко улыбнулась, ничего не обещая. В это время явились еще несколько гостей, и Элли сказала, что принесет бутербродики. Я пошел с ней на кухню.
— Тащи крабов, — сказала она, сунув мне в руки большое блюдо. — Ладно, скоро мы смоемся отсюда и поедем обедать куда-нибудь в другое место.
В течение часа я помогал подавать эти американские бутербродики, именуемые «канапе». Это было творчество Элли. Я сам съел две-три штуки и, как истинный мужской шовинист, подумал о том, как хорошо, когда жена умеет готовить.
Внезапно рядом со мной оказалась Минти. Она положила мне руку на плечо и проследила направление моего взгляда.
— Александра — замечательная девушка, — сказала она. — Она клялась, что вы приедете.
— Это хорошо, — сказал я с удовлетворением. Она быстро взглянула на меня — и улыбнулась.
— Александра говорила, что с вами надо держать ухо востро, потому что вы понимаете не только то, что вам говорят, но и все, что из этого вытекает. И, похоже, она была права.
— Но вы же просто сказали, что она хотела, чтобы я приехал, и думала, что она нравится мне достаточно сильно, чтобы я приехал...
— Да, но... — усмехнулась Минти, — но этого-то она как раз не говорила.
— Понимаю.
Минти взяла у меня блюдо корзиночек из теста, наполненных розовыми кусочками омаров и залитых зеленоватым майонезом.
— Можете считать, что свой долг вы выполнили и перевыполнили, — сказала она. — Поезжайте, куда собирались.
Она одолжила нам свою машину. Элли поехала на север, по Коллинз-авеню, главной улице города, и остановилась у ресторана, который назывался «Седло и стремена».
— Я подумала, что здесь ты будешь чувствовать себя как дома, — кокетливо сказала она.
Ресторан был набит битком. Все столики, похоже, заняты. Как и во многих американских ресторанах, столики были расставлены так тесно, что только тощие официанты могли проскальзывать между ними, ни за что не цепляясь. На стенах висели увеличенные фотографии со скачек, а между ними красовалось множество седел и подков.
Темная мебель, шум и, на мой вкус, слишком яркое освещение.
У входа нас перехватил измотанный метрдотель.
— Вы заказывали столик, сэр?
Я собрался извиниться и уйти — у бара уже толпились десятки людей, ожидающих своей очереди, — но Элли меня опередила:
— Столик на двоих, от имени Барбо. Метрдотель сверился со своим списком, улыбнулся и кивнул.
— Сюда, пожалуйста.
И, как ни удивительно, там все же обнаружился один свободный столик, в самом углу, но с хорошим обзором шумного зала. Мы уселись в удобные темные кресла с деревянными подлокотниками, а метрдотель отправился выпроваживать следующих посетителей.
— Когда ты заказала этот столик? — спросил я.
— Вчера, как только приехала. — Белые зубы блеснули в улыбке. — Я попросила Уоррена сделать заказ — ему тут нравится. Тогда-то я и побилась об заклад. Они с Минти говорили, что это сумасшествие, что ты не приедешь сюда через полмира только затем, чтобы пригласить меня пообедать.
— А ты сказала, что я достаточно сумасшедший, чтобы сделать что угодно.
— Ну да, конечно!
Мы ели устриц, ягнячьи ребрышки на вертеле и салат. На нас накатывали волны шума с соседних столиков, мимо то и дело проталкивались официанты с огромными нагруженными подносами. Жизнь била ключом.
— Тебе тут нравится? — спросила Элли, объедая ребрышки.
— Да, очень.
Она, похоже, вздохнула с облегчением. Я не стал добавлять, что предпочел бы тишину и свечи вместо этих ярких ламп.
— Уоррен говорит, тут всем лошадникам нравится, так же, как и ему.
— А сколько у него лошадей?
— Пара двухлеток. Он держит их у тренера, который живет в Айкене, в Северной Каролине. Он надеялся, что они будут участвовать в скачках в Хайалиа, но у них обоих оказались битые колени, и неизвестно, будут ли они вообще на что-нибудь годны.
— А что такое битые колени? — спросил я.
— А что, у вас в Англии такого не бывает?
— А бог его знает.
— Уоррен тоже в этом не разбирается. — Элли зарылась в свой салат, улыбаясь в тарелку. — Уоррен занимается недвижимостью, но сердце его — там, на ипподроме, где кони мчатся к финишу.
