Анна и Сергей Литвиновы - Быстрая и шустрая
Она поколебалась еще секунду, а затем одним духом выпила водку. По всему телу сразу разлилось тепло, в голове зашумело. Происходящее вдруг стало казаться ей сном – но не кошмарным, какими обычно были ее сны, – а легким, ласковым.
Миша одобрительно смотрел на нее.
– Зачем тебе музыка? – спросила она.
– Включи.
В кухне под столом у нее помещался старинный хозяйский «Панасоник». Как магнитофон он уже не работал – Женя использовала его в качестве радиоприемника. Она послушно включила радио.
Раздалась популярная песня – два молодых голоса выводили под вибрирующую мелодию: «Герой – на героине, героиня – на героине…»
Женя вздрогнула: очень к месту оказались эти слова.
– Сделай, пожалуйста, погромче, – попросил Миша.
Женя покорно усилила звук.
Миша поманил ее к себе. Взял за руку, усадил на табурет. Сам сел напротив на стул. Колени их почти соприкасались.
– Я сказал мильтонам, что ты – моя, – прошелестел сквозь гремящую музыку Миша.
– «Моя»?.. – дернулась она. – Что значит – «моя»?..
– Что ты мой агент. Что ты работаешь на меня.
Абсурд продолжался. Вчера они с Бритвиным шептались в ванной под звук шумящей воды. Сегодня – перешептываются с Бобровым под гром радио.
Да что же они, эти мужики, с ней творят!
– А кто ты? – одними губами прошептала она.
– Я? – усмехнулся он. – Я работаю на одну солидную организацию. Очень солидную.
– Какую? – настаивала она.
– Не все ли равно! Солидную. Мильтонам, как видишь, со мной тягаться сложно.
Голова у нее кружилась.
– Так ты – бандит? – вдруг догадалась она. – Ты работаешь на «Глобус»?
Она сделала попытку встать.
Встать – и бежать куда глаза глядят.
Миша силой усадил ее на стул.
– Наоборот, – тихо проговорил Бобров. – Я работаю на другую контору. – Он усмехнулся. – Совсем другую.
– Миша, скажи, в чем дело. Что ж ты меня мучаешь!
Бобров вздохнул. Достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение. Раскрыл его. Не выпуская из рук, протянул к лицу Жени.
Фотография Боброва – в форме, в погонах. Бледно-розовыми буквами отпечатана надпись: «Федеральная служба безопасности». Ниже, черным рукописным шрифтом: Бобров Михаил Анатольевич. Маленькая печать с российским гербом.
Он закрыл удостоверение и спрятал его в карман.
На радио сменилась мелодия. Робби Вильямс жизнерадостно пел: «I'll be supreme…»[11]
– Вот оно что… – протянула Женя. – Значит, Бритвин говорил правду? И ты… И ты со мной познакомился… Познакомился не случайно…
– Случайно. Видит бог, случайно. Святой истинный крест!
– Что ж ты мне врал… – Ей хотелось плакать. – Гонщик, перегонщик…
– Но не буду же я болтать всем подряд: «Я, мол, крутой кент – работаю в ФСБ…» Да ты бы первая меня испугалась! Решила бы, что я – или понтярщик, или дурак… И вряд ли стала бы со мной встречаться…
– А почему… Зачем ты сегодня пришел? Именно сегодня – и без звонка?
Бобров не отвечал, и тогда она почти истерически выкрикнула:
– Вы что, следите за мной?!
– О, господи! – усмехнулся он. – Если ФСБ – так прямо сразу и «следите»! Ты что, не помнишь: я тебя до твоего подъезда провожал? Тогда, после «Якитории»? Ты думаешь, мужчина – любой мужчина, не обязательно из спецслужбы! – не в состоянии запомнить, где живет его девушка?
Ей почему-то показалось, что он – врет. И все то, что случилось вчера и сегодня, похоже на хорошо разыгранную пьесу: утром – смерть Бритвина… Затем, вечером, – неожиданное появление милиционеров. Допрос… И – ее счастливое избавление… Избавление, что принес ей Миша Бобров.
Но… Но кто она такая, чтобы разыгрывать вокруг нее столь сложные спектакли?
– Почему ты вдруг приехал? – недоверчиво спросила она. – Сейчас, сегодня?!. И как ты узнал, в какой я квартире живу?
– Хочешь верь, хочешь нет: я почему-то понял, что тебе сегодня – плохо… – спокойно ответил Миша, – И как только получил на пейджер твой «мэсседж»[12] – тут же поехал к тебе… Приехал – и спросил у тетеньки-консьержки в вашем подъезде: а где проживает девушка лет двадцати, красивая, худенькая, ездит на маленькой белой машинке?.. Угадай с трех раз, сколько у вас в подъезде девушек лет двадцати, рулящих на «Оке»? Тем более – худеньких и красивых?..
По радио гнали только музыку, музыку, музыку. Теперь пел Бутусов: «Горевала в тоске Настасья…» И ни слова от диджеев из радиоприемника – лишь песни, да тихий голос Боброва.
– Что вам всем от меня надо?! – проговорила-простонала Женя. – Господи, ну что вам надо?!
– Знаешь, Женечка… Я наводил справки… У нас есть основания полагать, что убийство Бритвина было неслучайным…
– Неслучайным?
– Да.
– «Глобус»?
– Вполне возможно.
– Значит, то, что Бритвин рассказывал мне ночью, – правда?!
– А что он рассказывал тебе? – мгновенно насторожился Бобров.
– Он говорил мне, что…
Она осеклась.
– Я просто хочу сравнить со своей информацией, – спокойно сказал Бобров.
«Нет, невозможно держать в себе все, что случилось… Надо выговориться… Хоть кому-то… Миша не может желать мне зла. После всего, что между нами было…»
И она решилась. И тихим голосом начала рассказывать Боброву, что происходило вчера и сегодня. Рассказывала отстраненно, будто бы все случилось не с ней. Дочь Бритвина – наркоманка… А агентство «Глобус» – пропагандист наркотиков… Оно занимается «пиаром» зелья… Она рассказала, как утром узнала, что Бритвин убит. И как ей стало страшно… Как приходили милиционеры… О чем спрашивали…
Когда она закончила рассказ, по радио пела Земфира: «Я искала тебя… Годами долгими…»
Бобров помолчал, потом спросил:
– У тебя с Бритвиным что-то было?
«Нормальная реакция – не «кагэбэшника», а мужика. Любящего мужика».
– Нет, – покачала головой она. – Абсолютно ничего у нас с ним не было. Мы были просто коллеги. Даже друзьями нас не назовешь.
– Мне очень жаль, – сказал Бобров. Помолчал, добавил: – Но то, что он говорил, похоже на правду.
– Господи! – выдохнула она. – Но тогда мне надо бежать оттуда!
– Зачем? – спокойно спросил Миша.
– Но… Они же могут… Могут тогда – меня… Как Диму… – Она не смогла выговорить слово «убить».
– Если ты уволишься, – рассудительно проговорил Бобров, – ничего не изменится. Наоборот, у них возникнут подозрения… Сильные подозрения…
– Ты думаешь, Диму… Убили… Они?.. – Пока мы ничего не знаем. А хотелось бы узнать. И хотелось бы, чтобы ты нам помогла.
– Что?!
– Да. Почему бы тебе, Женечка, хоть раз не помочь родному государству? Тем более – дело-то благородное…
– Помочь?! Государству?!
«Что за бред, что за чушь он несет!»
– Ты что, Миша? Ты же меня под пулю подставляешь, Бобров! Под нож! И тебе меня не жалко?!
– Очень жалко… Но, понимаешь, расклад такой… Извини, но мне кажется, что у тебя нет другого выхода.
– Да?! Ты уверен?
– Конечно.
На радиоволне опять сменилась мелодия, и теперь пели: «My tea's gone cold, I'm wondering why I got out of bed at all…»[13]
Она порывисто вскочила с табуретки, подошла к окну. Кулаки сжаты. Так и вмазала бы Боброву! Зачем она сдерживается?!
За окном во дворе горели фонари. Светили сотнями огней окна многоквартирного дома напротив. Обычные люди пришли со службы, ужинали, смотрели телевизор. Играли с детьми… Ссорились… Выпивали перед сном – водку или кефир… У всех у них жизнь шла спокойно, привычно, обыденно – и только она… Зачем она только стремилась сюда, в эту сраную Москву?! В город, где вокруг одно дерьмо, город, где творятся такие темные дела! Во что она, черт побери, вляпалась?!
– Знаешь, – она обернулась от окна, – у меня есть выход. Еще какой выход! Взять – и послать тебя к черту! И «Глобус» – тоже!
– Боюсь, это не выход, – спокойно возразил Бобров. Он развернулся на стуле так, чтобы оказаться лицом к ней.
– Еще какой выход! Возьму – и уеду! Так далеко, что меня никто не найдет!
– Найдут, – спокойно возразил Бобров. – Еще как тебя найдут! И если не «Глобус» – то милиция с прокуратурой.
– Милиция?! – Она задохнулась от ярости. – Это еще с какой стати!
– А с такой стати, что милиция… – Миша помедлил.
– Что – милиция?!.
– А как ты думаешь: почему бы мильтонам не повесить на тебя убийство Бритвина?.. Они уже его тебе вешают. Все у них для этого есть. И мотив – ограбление. И организатор – ты его видела последней. И ты навела на него своих соучастников.
– Каких соучастников?!
– А это неважно. Они, попомни мои слова, тебя сделают организатором убийства…
– Меня?
– Тебя. Пока, как ты понимаешь, мне удалось их удержать. А если я, допустим, не буду тебе помогать? Их ничто не остановит. Это ж милиция!..
– Дешевый понт, – яростно сказала она. – Им нужны мои сообщники, а сообщников они не найдут. Потому что у меня их – нет!
