Марина Крамер - Мэри, или Танцы на лезвии
– Ты изверг! – простонала я, натягивая на грудь полотенце.
– Вставай. Нам выезжать через час.
Сам Алекс был уже готов: одет, собран и по сравнению со мной совершенно свеж. И опять весь в черном – злой гений просто.
– Дай сигаретку, а? – попросила я жалким похмельным голосом, садясь и поджимая ноги.
– Не кури – плохо будет.
– Не будет.
Решив, что убеждать меня бесполезно, а лучше действовать наглядным примером, Алекс прикурил мне сигарету. Пара затяжек убедила меня в его правоте – закружилась голова, перед глазами все поплыло.
– О-о-о... – Я с отвращением кинула сигарету в пепельницу на тумбочке и схватилась за голову.
– Предупреждал ведь, – усмехнулся Алекс, садясь на край кровати. – Может, налить тебе граммов пятьдесят, а, Мэ-ри?
– Уйди-и! – простонала я, не в силах даже думать о спиртном.
Но он не ушел, а поставил меня на ноги и толкнул в сторону ванной:
– Иди, собирайся. Не полетишь ведь в полотенце.
Если честно, я готова была лететь и в полотенце, и без него – лишь бы он оставил меня в покое.
Холодный душ слегка взбодрил, а чашка крепкого кофе, которую я обнаружила на столике, выйдя из душа, вернула относительное благодушие. Через тридцать минут мне удалось уговорить свой организм потерпеть со смертью и дожить до места назначения. Хм... а ведь я даже не спросила, куда он меня собирается везти – надо же, как я выпала из жизни...
– Алекс... куда мы летим? – осмелилась я спросить уже в машине, везущей нас в аэропорт.
Он только усмехнулся и не ответил. Ничего, в аэропорту объявляют рейсы, да и на стойке регистрации я тоже могу это узнать...
Место назначения меня слегка шокировало – Цюрих, Швейцария... Успокоило только то, что я вспомнила, как Костя однажды обмолвился о своей нелюбви к этой стране – мол, зима там наша, русская, и соотечественников вагон и маленькая тележка. Прекрасно...
В самолете я уснула – ну, еще бы... очнулась от того, что моя голова лежит на его коленях – как-то двусмысленно, и я, сев, как неваляшка, отвернулась в иллюминатор. Черт... ну, куда напилась так, а? На локоть легла его рука, чуть сжала.
– Что, Мэ-ри, нехорошо?
– Хорошо... – буркнула я, не поворачиваясь.
– Как знаешь.
Дом, куда он меня привез, оказался на окраине города – хороший такой дом, на совесть. У меня раскалывалась голова, я даже не потрудилась что-либо рассмотреть. Проспала в большой спальне на втором этаже до самого вечера, а когда спустилась, то поняла – что-то будет. Уж больно праздничный вид был у хозяина. Ну, собственно, я не ошиблась – мужчины предсказуемы, все, как один. И мой Костя был таким, и Максим, и вот Алекс тоже. Когда после ужина я поднялась к себе, а он пошел следом, я встала возле двери и тут же оказалась прижата к ней спиной. Он крепко держал меня за талию и все сильнее прижимал к себе.
– Мэ-ри... – дыхание обожгло, голос проник в душу, сразу захотелось перестать думать и положиться на его волю. Но я дала себе слово – не подчиняться ему, никогда не подчиняться, ни за что. Я не могу, просто не могу быть зависимой от него.
– Ну давай. А говорил – не нужны обязательства. Давай, воспользуйся тем, что я сейчас полностью в твоей власти.
Он долго стоял передо мной, не убирая рук с талии, смотрел в глаза до тех пор, пока у меня не потекли слезы – от напряжения.
– Нет, Мэ-ри. Так не будет. Будет по желанию – или никак.
– Значит, никак.
– Никак. Передумаешь – дверь рядом.
Алекс ушел, а я еще пару минут постояла, упираясь спиной и затылком в дверь своей комнаты, потом вошла внутрь и заперлась. Видит бог – я сделала так, как мне подсказала совесть. Теперь я смогу смотреть в глаза Марго честно и открыто – я не нарушила своего слова.
Цюрих оказался еще убийственнее Бильбао... Все эти тихие европейские городки просто не соответствовали моему темпераменту – они меня пожирали, убивали. В них абсолютно не было суеты, особенно на окраинах, того ритма, к которому я привыкла, всю жизнь прожив в России. Эти монотонность, картинность, правильность сводили с ума.
Я нашла самый простой выход – пила. Каждый вечер после ужина уходила к себе с бутылкой коньяка и постепенно приканчивала ее, сидя на подоконнике, куря и болтая ногой. Иной раз еще и пела – в моем «репертуаре» оказалось много «блатных» песен, и ими-то я и баловала окрестности. Алекс ухохатывался, наблюдая за мной, а я только отмахивалась – не мешай, мол.
Он не мешал. Намеков на интим больше не делал – выжидал, однако я тоже никак не собиралась перешагивать мною же нарисованную черту.
На фоне этого странного сосуществования вдруг раздался звонок. В том, что это Марго, я убедилась сразу же, едва Алекс положил трубку. Нет, он не ответил мне на заданный вопрос, он просто молча покидал какие-то вещи в сумку, потом ушел с ней в подвал, а когда вернулся, сумка стала явно тяжелее.
– Я вернусь через пару дней. Никуда не выходи. Все, что нужно, знает Ингрид.
Ингрид, помощница по хозяйству, появлялась в доме несколько раз в неделю, убирала, мыла и иногда готовила. Я, достаточно плохо владея английским и совсем никак – немецким и французским, с нею практически не общалась.
Перспектива остаться на несколько дней в полной изоляции меня никак не пугала – так даже лучше, смогу наконец все обдумать и взвесить на трезвую голову. Результатом этого стала очередная запись в блокноте:
Не сплю вторую ночь. Скоро начну падать. Все как всегда.
Не верю. Ну, не верю – не бывает такого. Не бы-ва-ет.
Если я буду столько плакать – мое «железо» подернется ржавчиной.
Наплевав на запреты, всю ночь курила и пила коньяк на подоконнике.
И плакала.
Выпила литра два чаю – похожа на опухшего с перепоя китайца. По фигу.
Синяки под глазами уже ничем не замажешь и не запудришь.
Голова болит, руки трясутся.
Еще немного – и привет, «дурка».
Все равно не верю. Со мной такого случиться не может. И не случится.
Сейчас еще немного поплачу, докурю – и все выкину из головы. И его выкину.
Если смогу.
Каждому, кто хоть чуть-чуть знал меня, было бы ясно – Мария влюбилась. Влюбилась – и душит в себе это чувство, чтобы не стать предателем. Я никогда не призналась бы Марго – да и не призналась, собственно, – в том, что он на самом деле мне нравится. И что каждую ночь я с трудом сдерживаюсь, чтобы не встать и не пойти к нему. И что пью я как раз для этого – чтобы упасть и уснуть. Потому что иначе могу не выдержать. Безумно этого хочу, хочу каждую секунду, каждый раз, когда мы встречаемся, когда он смотрит на меня, когда улыбается, когда пьет кофе утром...
Думаю, что Алекс видел это лучше меня...
Я никогда не боялась оставаться одна, наоборот, в одиночестве мне комфортно и спокойно. Все годы жизни с Костей я была лишена этого, в нашем доме постоянно толклись какие-то люди. И сейчас, когда Алекс куда-то уехал, я впервые за долгое время почувствовала себя совершенно счастливой. Я просыпалась далеко за полдень, шлялась по дому полуодетая, не трудилась с макияжем и прической – зачем? К вечеру, приготовив себе пару бутербродов, брала бутылку коньяка и отправлялась к себе. Курила на подоконнике, писала стихи и пила. Это начало пугать, но я вяло отмахивалась от внутреннего голоса: мол, еще пару дней – и все, завяжу. Не пить я могла, просто сейчас мне так было легче – я опять в чужой стране, в чужом доме... Кроме того, меня раздирали противоречия. Казалось бы, что особенного в том, чтобы ответить взаимностью притягательному мужчине? Он разведен, не обременен никакими обязательствами… Но нет – я упорно создавала себе и ему препоны, мучаясь ночами, но сойти с начерченной линии не хотела. Для меня Алекс по-прежнему оставался мужчиной Марго. А уж сделать больно Марго меня не заставил бы никто.
Телефонный звонок раздался поздно вечером через неделю – звонил Алекс:
– Завтра в одиннадцать утра открой, пожалуйста, входную дверь.
– Ты не взял ключи?
– Не отвечай вопросом на вопрос. Я попросил – сделай.
О господи, Призрак гневается... да открою я дверь, мне нетрудно – просто к чему эти тайны и налет мистики? Бред...
Дверь назавтра я открыла, сама ушла к себе – привести немного в порядок лицо и волосы, но вскоре услышала снизу голос Алекса:
– А почему никто не встречает?
Господи, ну что за человек? Зачем ему это надо? Я сунула ноги в шлепанцы и побрела в прихожую. Прямо у распахнутой входной двери замерла Марго с таким несчастным лицом, что у меня сжалось сердце. Не издав ни единого звука, мы кинулись друг к другу и обнялись. Из-за плеча Марго улыбался довольный произведенным эффектом Алекс.
...Чуть позже, придя в себя, Марго улеглась на кровать у себя в спальне и опять начала все ту же песню: мол, было бы хорошо, если бы ты и он... Я оборвала ее, надеясь, что поймет. Она резала по живому – я только-только убедила себя, что все делаю правильно... Марго обиделась, но справилась с собой. Я вообще не понимала, чего ради она так старается свести меня и Алекса, когда вполне очевидно – их история еще не закончилась, более того – я лично видела, что все еще может быть хорошо.