Зухра Сидикова - Тайна
Было тихо, только ветер шелестел золотой листвой старых парковых каштанов.
Вдруг его окликнул кто-то. Он обернулся: Сергей, молодой официант из ресторана. Макс впервые видел его не в униформе и не сразу узнал.
- Здравствуйте, Максим Олегович!
- Здравствуй, Сережа! Вы что, закрылись?
- Не знаю, Максим Олегович, я больше не работаю здесь! Пришел вот с управляющим поговорить, забрать кое-что, а здесь никого нет. Говорят, ремонт большой будут делать, все полностью хотят изменить, даже название будет другое. Теперь, наверное, нескоро откроются.
Ах, Володька, - думает Макс, - мерзавец, все-таки решился погубить «Венецию»!
- Ты поэтому уволился?
- Новый хозяин всех уволил. Говорит, не нужны мне такие работнички. Официантов из Германии хочет выписать. Говорят, здесь кабак пивной будет, – Сергей усмехнулся.
- Ну что ж, - вздыхает Максим, глядя в сторону ресторана, который казалось, тоже загрустил, прикрыв глаза-окна, - все хорошее когда-нибудь кончается. Желаю тебе найти хорошее место. Если нужна будет помощь, найди меня, у меня есть знакомые в этом бизнесе.
- Спасибо, Максим Олегович! Иван Иваныч, царство ему небесное, всегда говорил, что вы хороший человек.
Градов протягивает руку для прощания, Сергей пожимает ее, но Макс чувствует, что парень как будто хочет сказать что-то, но не решается.
- Ты попросить о чем-то хочешь? Говори, я слушаю.
- Я хотел рассказать вам. Не знаю, важно ли это… Нас здесь всех этот капитан опрашивал, что да как… Я не стал ему говорить, думал, лучше вам скажу, покойный Иван Иванович очень вас уважал, а вы уж там сами как знаете. Незадолго за того дня, когда люстра упала, мы с Кохом стояли возле кабинета нового хозяина и слышали разговор. Он с женщиной какой-то говорил… - Сергей замялся.
- Говори, говори, Сережа, - Максим почувствовал, что услышит сейчас что-то очень важное.
- Ну, так вот, они о вас говорили.
- Обо мне?
- Да, эта женщина сказала: «Если бы ты знал, как он надоел мне. Неужели ты ничего не можешь сделать, чтобы избавиться от него?» Хозяин ответил: «Как ты себе это представляешь? Градов – не такая простая фигура. Тут нужна осторожность». Она сказала: «Нужно поторопиться, иначе он все узнает. Думаю, он уже догадывается». А он в ответ: «Хорошо, я подумаю, что можно сделать. Только не дави на меня».
- У тебя хорошая память, Сережа, – Максим чувствовал, как холодеют у него руки.
- Да, - смущается паренек, - я в театральную студию хожу, и наш худрук тоже меня хвалит, я роли с первого раза запоминаю.
- Молодец, ты, видно, очень способный. И что же дальше? – Максим крутит в онемевших вдруг пальцах сигарету.
- Ну вот, потом Иван Иванович отправил меня в зал, а сам остался. А когда я по лестнице уже спускался, я услышал: этот человек, ну новый хозяин, кричит на Ивана Ивановича, мол, что ты, старый пень, ходишь здесь, подслушиваешь? Я потом не стал уже ничего у Коха спрашивать. Он сам не свой был. Он ведь не привык, чтобы с ним так обращались, даже сказал мне потом, что уволится. А потом это происшествие с люстрой… и потом Иван Иванович погиб… – юноша опустил голову.
Максим положил руку ему на плечо, и спросил о том, что было для него самым важным в этом рассказе:
- А кто была эта женщина, ты знаешь ее?
- Нет, по голосу я ее не узнал… – Сергей задумался, - а с Иван Ивановичем я больше не говорил об этом, не мое это дело, вы понимаете?
Градов кивнул. Да, Володя, тебе есть от чего прятаться. Соврал ведь, что едет в ресторан. Нужно отправляться к нему домой.
- Это, конечно, и правда, не мое дело, - продолжал Сережа, - но если вам это может помочь… Я потом видел одну женщину, она через черный ход выходила. Я как раз из кухни в зал шел, относил заказ. Это было минут через десять после того разговора у хозяина в кабинете, и…
Максим сжал сигарету так, что она раскрошилась.
- … мне кажется, это была та женщина, с которой вы недавно ужинали у нас. На ней был плащ такой же, как на той женщине.
* * *
Максим барабанил так, что стали выглядывать соседи.
Наконец Владимир открыл. Злой, в халате.
- Ты что с ума сошел?
- А ты что со мной в прятки играешь? – Градов оттолкнул приятеля. Не разуваясь, прошел в комнату.
- Уходи, Макс, я не один.
- Не один, а с кем же?
- У меня Алена.
- Алена?! Сомневаюсь. Думаю, и кроме Алены у тебя есть обожательницы. Может, пустишь меня поздороваться?
- Макс, это неприлично. В конце концов… – Володька встал у двери в спальню.
- Ты мне говоришь о приличиях?! – Максим усмехнулся. - Пусти меня!
- Подожди, Макс, успокойся.
- Хорошо, я подожду, - Градов усаживается в кресло, нога на ногу, закуривает сигарету, - пусть оденется.
- Вот уж не ожидал от тебя, - Володька становится напротив Максима, - не думал, что ты истерить будешь, считал, что тебе уже давно глубоко наплевать…
- На вас-то мне может быть и наплевать, - Градов щурит глаза, пускает кольца дыма в потолок,- но игры ваши дурацкие я терпеть не буду. И если я выясню, что это вы причастны к убийству Коха и Виктора Борисовича, что это вы на меня покушение устраивали таким идиотским способом, что это вы бедного Колю запугиваете, я клянусь тебе, - Максим встал, вплотную подошел к Владимиру, - я все сделаю, чтобы посадить тебя. Когда вы только успели спеться, голубки? Тебе ведь как всегда, назло мне, именно она понадобилась. Тебе покоя не дает, что я лучше тебя, что у меня все лучше. Зачем она тебе понадобилась? Ты ведь не любишь ее, ты просто ее используешь!
Владимир отшатнулся, побледнел, улыбнулся криво.
- Макс, ты что, с ума сошел? Не понимаю, что ты мелешь? О чем ты?
- Ах, не понимаешь? Шут гороховый! Может быть, она нам все объяснит, - Максим отталкивает Володьку, распахивает дверь в спальню. - Выходи, Полина, я знаю, что ты здесь. Полина!
Это была не Полина.
Глава одиннадцатая
В комнате становилось все темнее и, когда свет проезжавших машин создавал на стенах причудливые тени, Николай подходил к окну и застывал, отражаясь в стекле, и словно пытался разглядеть что-то между плотно сплетенными ветвями старого клена. Гулким железным скрежетом отзывался старый лифт в подъезде, нарушая тишину, и Николай вздрагивал, всматриваясь в черноту окна. Как часто долгими одинокими ночами вспоминал он другую ночь, навсегда лишившую его счастья, как часто плакал беззвучно, звал из бесконечной черной пустоты ту, кого он так любил и кого оставил в той далекой таежной мгле.
Уже совсем стемнело, когда они пришли в лагерь. Он ввалился в палатку, с трудом разделся, снял сапоги, и лег, обняв ее, уткнувшись лицом в теплое плечо, в мягкие волосы, пахнувшие травой и летом. Она проснулась, спросила шепотом: «Что ты, Коленька?» Он заплакал. Она все спрашивала: «Что с тобой, Коля, что с тобой?» И от прикосновения ее рук, от звука родного голоса, рыдания еще сильней перехватывали горло. «Коля, Коля, - шептала она, - что случилось?» «Медведь, медведь…» - всхлипывал он. Он хотел рассказать с самого начала – как они шли, как встретили медведя, как ранили его, бежали за ним, как встретили лесника и убили… убили человека…, но только этот образ – образ медведя – раненного, рычащего, притаившегося в темноте, почему-то наполнял его сознание, и только это слово – «медведь, медведь…» - произносил он, чувствуя как слаб, как беспомощен. «Вы нашли медведя? – спросила она. – Убили его, да? Тебе страшно стало?» - он прижимался лицом к ее рукам, ища в них утешения, и не мог ничего рассказать. Ужас охватывал его с ног до головы, сковывая все тело. «Тихо, тихо, не бойся, не бойся…» - она все шептала, обняв его, покачивая, убаюкивая: «Не бойся, бедный мой, хороший, мишка косолапый, спи, спи…» Он уснул под этот тихий шепот, прижавшись к ней, воспоминания больше не мучили его. Ему снилась она, наклонившаяся над ним, улыбающаяся: «Коля, Коля…»
Он проснулся словно от толчка. Солнце светило в откинутый полог палатки. Нины не было. Пташка ранняя, побежала на ручей умываться, подумал он. Все, что произошло вчера, казалось тяжелым сном. Может, и не было ничего, с надеждой подумал он. Нет, было,- болью стукнуло в висок. Он вышел из палатки. Только-только рассвело, и в лагере стояла тишина – все еще спали. Пели птицы, солнце просвечивало сквозь листву. Он взял полотенце и пошел вслед за Ниной на ручей. Ручей был в самой чаще, тропинка, которая вела к нему, сначала недолго петляла в узком темном коридоре между деревьев и кустарника, затем полого спускалась к каменистому берегу ручья.
Он думал, что сразу увидит ее на том месте, где они обычно умывались. В этом месте ручей образовывал небольшое озерцо, окруженное большими валунами, и Нина обычно сидела на одном из них, расчесывая свои длинные русые волосы. Но сейчас ее не было. Он позвал: «Нина, Нина!» Она не отзывалась.
Наверное, снова цветы нашла, или малину, сладкоежка, подумал он, оглядываясь. Он ждал, что сейчас увидит ее милое улыбающееся лицо. Нина! Ниночка! Но она не отзывалась, было очень тихо, казалось даже птицы приумолкли.