Наталья Александрова - Отдых не для слабонервных
– Ну, уж не без этого! – ехидно вставила Надежда Николаевна.
Фалалеев сделал вид, что не расслышал ее реплику, и продолжил:
– В общем, крутился, искал работу… Месяц искал, два – и не нашел ничего. С трудом через одного бывшего уголовника пристроился сторожить гаражи в Ульянке. Платили вовсе гроши, но мужики иногда выпить наливали. У меня в сторожке всегда стаканы были, чтобы культурно выпивать, а они за это со мной делились.
– Не пора ли перейти к делу? – прервала Фалалеева Надежда, которой надоело слушать жалобы бывшего мента.
– Так я уже к нему и подхожу! Сижу я как-то возле своих гаражей, слушаю по радио трансляцию футбольного матча Аргентина – Ямайка. И тут подъезжает ко мне дорогая машина и выглядывает из нее незнакомый человек. «Вы, – говорит, – Гавриил Фалалеев?» «Ну, – отвечаю, – допустим, я его заменяю. А какое у вас к гражданину Фалалееву дело?» Потому я так ему отвечаю, что давно уже от незнакомых людей ничего хорошего не жду. Особенно от тех, которые на дорогих машинах разъезжают. «Если вы не Фалалеев, так никакого дела нет. А если вы – он, так у меня к вам имеется деловое предложение. Короче, вы можете немного подзаработать…» Я отвечаю, что подзаработать очень даже не против, если, конечно, ничего противозаконного не нужно делать, и что я и есть тот самый Фалалеев. Тогда этот мужик вылезает из машины, подсаживается ко мне и говорит, что несколько лет назад попал в ДТП, проще говоря, в аварию. Столкнулись тогда «ауди» и «лендкрузер». Так вот, не помню ли я про то ДТП? «Ну, не сказать что помню, – отвечаю осторожно. – Но могу вспомнить, ежели мне немножко помочь. Я уже человек немолодой и память у меня не слишком хорошая…» «Про это я очень хорошо понимаю, – говорит тот мужик, – у меня самого проблемы с памятью были». И рассказывает, что в том ДТП, про которое идет речь, водитель «лендкрузера» погиб на месте, а сам он был за рулем «ауди» и сильно пострадал. Так вот, если я ему помогу кое-что про ту аварию выяснить, то и он мне поможет. Материально. То есть деньгами. И дает он мне сразу денег, так сказать, в виде аванса и чтобы доказать свои добрые намерения. Не сказать что очень много, но при моей бедности не так уж плохо. Ну, я думаю – где наша не пропадала! Дело то старое, наверняка давно уже забытое, а деньги – вот они, новенькие, хрустящие, и наверняка еще заработать можно. И рассказал я ему, как тогда дело было. И про свои сомнения насчет его подозрительной травмы и про результаты вскрытия, что мне медэксперт рассказал… Мужик тот – а это и был твой Шубин, – очень моим рассказом заинтересовался и сказал, чтобы я после смены приходил в одно такое кафе неподалеку. Чтобы поговорить с ним. Смена кончилась, я пришел, куда было сказано. Он меня там уже поджидал. А я, пока суд да дело, думал про ту историю и появились у меня сомнения. Что-то не мог я узнать этого мужика – вроде тот, а вроде не тот. Хотя после аварии он такой разукрашенный был, что не мудрено не признать, но все же память на лица у меня очень хорошая. И опять же – что это он столько времени ждал, а тут вдруг заинтересовался той аварией? Подозрительно как-то! И выложил я ему свои сомнения. А он мне на это и говорит, что после той аварии на какое-то время потерял память. Но теперь она понемногу возвращается и вспоминает он не очень понятные вещи. Всплывают у него в памяти как бы неясные картины – то, что было перед самой аварией и сразу после нее. «И что же это за картины?» – спрашиваю. А он отвечает, что перед самым столкновением видел, что в том «лендкрузере», с которым он столкнулся, сидел не один человек, а двое. Один за рулем, а второй – рядом, на пассажирском сиденье. И что после столкновения он сознание не потерял, и вообще, почти не пострадал – подушка безопасности сработала. А вот как только он из-под подушки выбрался, увидел, что идет к нему человек из «лендкрузера», тот, что был за рулем… «Тот, что за рулем? – я его переспрашиваю. – Не может быть! Он погиб при столкновении!» «Я говорю, что видел! – отвечает. – Подходит ко мне тот человек, заглядывает в машину. Я думал, что он хочет спросить, не нужна ли мне помощь, и сразу сказал, что я в порядке. А он меня вдруг ударил чем-то тяжелым по затылку – и тут уж я отключился…» «По затылку? Ну да, у вас главная травма была на затылке. От нее и все последствия…» Он ничего на это не ответил. Я помолчал еще минутку, переваривая, что услышал, а потом спрашиваю, чего он от меня-то хочет. А он говорит, что все про мои дела знает – и про то, что из полиции меня вытурили, и про то, что приличной работы я не могу найти, и пообещал хорошо заплатить, если я смогу для него раздобыть материалы следствия по тому старому ДТП. «У вас же, – говорит, – наверняка остались в полиции какие-то знакомые?» «Остались», – отвечаю. А сам думаю про то, что у меня в старом кабинете за батареей спрятано. Вот бы мне туда пробраться, достать те старые материалы и продать этому Шубину… Вот бы тогда я дела свои поправил! «Ну так как, – говорит, – достанете мне те материалы? Насчет материальной компенсации можете не сомневаться!» Я еще для виду поломался, цену себе набил и наконец согласился. Сказал, что достану документы при соответствующей оплате. Он мне дал номер своего сотового и велел звонить, как только у меня будут на руках материалы дела. А я вернулся домой и задумался. Копии документов наверняка лежат на прежнем месте, но вот как их достать? Самого меня в отделение не пустят, значит, нужно найти какого-то верного человека. Первым делом я подумал про того медэксперта, с которым мы тогда это дело обсуждали. Уж он-то точно поможет достать из тайника копии документов и не заложит меня начальству. Нашел у себя в старой записной книжке номер его сотового телефона. Только номер этот не отвечал. Тогда перерыл я свою книжку и нашел телефон еще одного старого знакомого, Славки Куницына. Славка мне сразу ответил, но как только мой голос узнал, прямо рассвирепел: «Ты, – говорит, – мне еще звонить смеешь, после того что устроил? Да чтобы я тебя больше не слышал!» И тут я вспомнил, какая у меня со Славкой история случилась незадолго до увольнения. Тогда как раз праздник был, день милиции. Ну а в такой святой праздник как же без корпоратива, или, как раньше выражались, междусобойчика. Ну, в общем, начальство дало добро, сходили мы в ближний магазин, отоварились, как положено, женщины порезали салат, колбаску, и пошло-поехало. Ну, менты – люди крепкие, сколько ни купи – все мало покажется. Вот и нам не хватило. А начальник у нас тогда был подполковник Зверев, очень строгий мужчина, вполне своей фамилии соответствующий. И он, чтобы предупредить всякие неприятности и вольности со стороны личного состава, дал строгий приказ: чтобы, пока корпоратив не кончился, никого из отделения на улицу не выпускать. То есть чтобы в магазин за добавкой не бегали. И что прикажете делать? Горючее кончилось, а взять больше негде… Ну, тут я вспомнил про свою заначку – про ту, что в тайнике за батареей. И хотел было уже за ней пойти. А подполковник Зверев, как увидел, что я из-за стола поднимаюсь, понял, что к чему, и рявкнул на меня, в соответствии с фамилией: «Сидеть!» А уж у нашего подполковника такой характер был – если он чего приказал, так весь личный состав встает по стойке «смирно» и исполняет тот приказ беспрекословно. Так что я стою, то есть сижу, смирно и думаю, что же делать. И приходит в мою нетрезвую голову мысль. Я тихонько Славке Куницыну, который рядом со мной сидел, рассказал про свой неприкосновенный запас. Славка у начальства был в доверии. Он вышел тихонько из-за стола и отправился в мою комнату. Отправился – и пропал. Ну а я к тому времени был уже не слишком трезвый и забыл, куда Славу послал. Посидели мы еще немного, допили, что оставалось, и подполковник скомандовал по домам расходиться. А перед тем, как разойтись, каждый сотрудник должен был опечатать вверенное ему помещение. Ну, я опечатал свою комнату и пошел домой. И проверять ничего не стал, потому что чего там проверять? К тому же я на тот момент сильно выпивши был. А Слава, оказывается, когда достал бутылку из тайника, не удержался – выпил самую малость. Но он и до этого немало на грудь принял, так что этой малости ему хватило, чтобы окончательно отключиться. И пришел он в себя только глубокой ночью. Долго понять не мог, где он находится и что с ним случилось. А когда понял, сильно расстроился: комната-то заперта и опечатана, и впереди – три дня праздников… Позвонил он мне, а я – непосредственному начальнику майору Птицыну. Птицын, хоть и начальник, человек был неплохой. Но как услышал, что случилось, сильно рассердился. Потому что ему всего полгода до пенсии оставалось, и хотелось эти полгода дослужить без нареканий и неприятностей. А если подполковник узнает, какая у нас история приключилась – так не миновать всем головомойки, оправдает он свою фамилию… В общем, Птицын пар выпустил, подумал и приказал Славе сидеть в комнате до самого понедельника и не рыпаться. Так и просидел Вячеслав, можно сказать, в одиночном заключении три дня. Правда, у него бутылка была из тайника, чтобы примириться с действительностью, и сухарей он нашел полпачки на закусь, но все равно удовольствие маленькое: у людей праздник, а он там один кукует, сухарями хрустит. И еще одна неприятность у него случилась: он с женой тогда в сложных отношениях был, а тут ночевать не пришел и вообще три дня домой не являлся! Он, конечно, утром жене позвонил, рассказал, как дело вышло, да только она ему не поверила. «Можешь, – говорит, – после этого домой не возвращаться! Оставайся у той потаскухи, у которой ночевал!» Мы с Птицыным ей после тоже звонили, Славины слова подтвердили, но она и нам не поверила. «Вы, – говорит, – мужики, все козлы и кобели, вечно друг дружку выгораживаете». Так что Славина семейная жизнь после того корпоратива пошла прахом, а сам Слава на меня затаил злобу. Хотя не сказать, что это исключительно моя вина была. Если бы не стал он тогда пить из заначенной бутылки – ничего бы и не было…
