Лариса Соболева - Белая кошка в светлой комнате
– Что вам известно об отце и деде Валентина?
– Обоих жестоко убили. Застрелили. Убийц не нашли. Валентин считает, будто над мужчинами его семьи висит злой рок… А вы как думаете? Такое возможно?
– Я, Муза, в рок и потусторонние силы не верю, – улыбнулся Щукин. – Все необъяснимые на первый взгляд явления в моей практике имели вполне земные корни и меркантильные мотивы. Так что я атеист.
– А я верю, – вздохнула она.
– Дайте-ка адресок Регины Аркадьевны.
– Пойдемте, у меня он в записной книжке, там же есть и телефон, – поднялась она с кресла и побрела к выходу. – Только должна предупредить, Регина Аркадьевна сложный человек… Ну, она не очень любезная.
– Понял, – сказал Щукин. – Это меня не пугает.
Станислав Тригуб важно восседал в черном кресле с высокой спинкой за черным столом и разговаривал по телефону. Ни дать ни взять – владелец золотых приисков, а не средний предприниматель, выпускающий кафельную плитку. Разговаривал он уже минут десять, и по его ответам Гена определил, что никаких важных вопросов Станислав не решает, скорее рисуется перед ментом. Только он положил трубку, раздался звонок мобильника. Тригуб вскользь бросил Гене извинение и снова говорил ни о чем минут пять. Гена был терпелив, он упорно ждал, когда же братец Музы наговорится. Таки наговорился.
– Слушаю вас, – произнес Станислав вежливо, устремив взгляд на посетителя.
– Я бы хотел послушать вас, – произнес Гена.
Тригуб озадачился, приподняв брови. Глядя на мента с насмешкой, которая выразилась в кривизне уголков губ, он закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки. Короче, вид его был красноречивее слов: что тебе от меня надо, рожа ментовская? Гена с непроницаемой маской на лице молчал, тем самым надеясь сбить спесь с «крутого» плиточника. И, надо сказать, Станислава заело поведение Гены.
– Что за загадки? Меня в чем-то подозревают? – заволновался он.
Хотя вопросы он задал с пренебрежительной интонацией, Гена уловил тревожную вибрацию его голоса, а несогрешившему бояться нечего.
– Вас не подозревают, – сказал он. – В мужа вашей сестры стреляли…
– А, да, – усмехнулся Станислав. – Я знаю.
– И что вы думаете по этому поводу?
– А что тут думать? Раз стреляли, значит, за дело.
«Ничего себе, родственничек!» – удивился про себя Гена. А вслух веско произнес:
– За дело убивают, а в Валентина из семи пуль ни одна не попала.
– Может, пули были холостые? – предположил Станислав, обнаруживая негативное отношение к милиции: мол, как же вы не догадались об этом?
«Терпение, только терпение, – уговаривал себя Гена. – С этим отпрыском нашего новоявленного капитализма надо держаться чуток дружелюбней, иначе разговора не получится». Перешел на уважительно-мягкий тон:
– Поверьте, пули были убойные. Вы сказали «за дело»… Думаете, Валентин из тех людей, кто заслуживает подобного нападения?
– Я не знаю, что думать.
Фраза поразила Гену. Станислав Тригуб сказал ее равнодушно, будто ему до фонаря выстрелы и все прочее. Видно, так и есть, а ведь Валентин муж его родной сестры. Выходит, между ними антагонистические отношения? Интересно, в чем два родственника не сошлись, что не поделили?
– А у вас нет предположений? – спросил Гена. – Поделитесь со мной своими мыслями. Пусть в них не будет оснований, пусть даже ваши высказывания будут на уровне подсознания, личных ощущений. Часто интуиция оказывается правее фактов и общественного мнения.
– Ну, что ж, – развел руки в стороны, затем скрестил пальцы и положил на стол Станислав. – Если хотите правду, то лично я отношусь к Валентину с неприязнью. Не люблю простаков. Я придерживаюсь поговорки «простота хуже воровства».
– А в чем выражается такая его простота?
– Валентин очень уж старался угодить нашей семье, когда окрутил Музу. Я, признаться, думал, что он маменькин сынок, но однажды столкнулся с ним лоб в лоб. Не то чтобы это был серьезный конфликт, но неприятные черты в нем тогда выявились. Я выкупил убитое здание, влез в долги… К кому обратиться за помощью? Конечно, к родственнику. Ничего не могу сказать, его парни обновили здание неплохо, а вот когда дошло дело до оплаты, Валентин повел себя не по-родственному – сумму заломил неприличную, при том проявил агрессивность. Я, конечно, расплатился, но осадок неприятный остался. А из Музы он сделал рабыню – она пашет и дома, и на его контору. К сожалению, сестра этого не понимает. Что касается выстрелов… Я как раз склонен думать, что он кого-то кинул, примерно как меня, и его проучили.
В понятиях Гены «кинул» означало «надул». Но ремонт здания – это не квартиру привести в порядок, кому надо пахать бесплатно, пусть даже и на родственника? Очевидно, Станислав любитель халявы, а парни Валентина требовали денег за свой труд. Неужто бизнесмен-плиточник не понимает элементарных отношений работодателя с рабочими?
– И все? – спросил Гена.
– Разве нужны дополнения?
Гена попрощался с братом Музы.
13
День завершился затянувшимся совещанием в кабинете Щукина. Гоняя чаи, Гена, Вадик и Архип Лукич обсуждали результаты опросов, которые, к сожалению, не радовали. Версию Ангелины Щукин сразу же отверг:
– Шляпа не обознался. При таком количестве совпадений случайность сомнительна, поэтому не будем останавливаться на этой версии. А вот Станислав меня заинтересовал. Вернее, его отношение к мужу сестры заинтересовало. Надо, ребята, подробнее выяснить, что за конфликт был между потерпевшим и Стасом, возможно, все не так, как обрисовал плиточник. – Он отхлебнул горячего чая, после паузы выложил: – Когда я выходил от Дарьи Ильиничны, мне пришла на ум другая версия, давайте ее обсудим. Некто, зная загадочные убийства мужчин из семьи Валентина, мог воспользоваться этой историей. Но опять же нужна веская причина, по которой этот «некто» пришел и начал пальбу. В этом смысле Стас Тригуб представляет для нас интерес. Он брат Музы, наверняка слышал от той же сестры, какая судьба постигла деда и отца Валентина, потом каким-то образом разузнал подробности. Пока Стас единственный, у кого есть мотив, следовательно, он и мог инсценировать похожее нападение. Причем сам Валентин относится к нему непредвзято.
– Архип Лукич, я бы с вами согласился, если б пистолеты были разные, – сказал Гена. – А пистолет не только той же модели, но и вообще один. Где же Стас взял именно тот пистолет, из которого убили отца и деда Валентина?
Щукин опустил глаза в чашку – Гена привел убедительные доводы, а у него нет опровержения. Архипу Лукичу стало неловко перед молодежью со свежими мозгами, так как он уцепился за несостоятельную версию, но признать ошибку не торопился, не хотел терять авторитет. Это была слабость, сильный и уверенный человек плюет на свои ошибки и идет дальше. В сущности, ошибки определяются в конце пути, а пока не стоит пренебрегать даже бредовыми идеями.
– Видишь ли, Гена, – неторопливо формулировал мысль Щукин, – иногда складываются обстоятельства, не поддающиеся ни анализу, ни логике. Я допускаю случайность, когда пистолет странным образом попал в руки Шляпы вместе с историей семьи Самойловых. Наша задача проверить все версии, поэтому списывать Стаса, имеющего мотив…
– Мотив мизерный, – принял Вадик сторону Гены.
– …не будем! – закончил свою фразу Щукин. – Надо лишь выяснить, насколько глубок был конфликт между Валентином и Стасом. Этим займетесь вы. Вам следует опросить рабочих Валентина, но по отдельности. А я…
И Щукин задумался, ибо не знал, как объяснить ребятам, что он намерен заниматься несуществующей версией. Наконец мысль обрела точную формулировку. Да, версии нет. Ну, нет ее, и все! А заниматься ею Архип Лукич будет. Каково? Даже самому смешно стало. Щукин и усмехнулся, затем налил себе в чашку остывшего чаю и бодренько, если не сказать весело, заговорил:
– Не знаю, как вам, а мне интересно, что за тайна прячется за семью пулями. Она меня прямо-таки заворожила. Промежутки между убийствами из пистолета «вальтер» были большими. Смотрите: первое убийство совершено на шахте в пятьдесят пятом году, второе в шестьдесят первом, последнее в семьдесят пятом. Двадцать лет разделяет первое убийство и последнее. Наконец, совершено покушение на Валентина, а это плюс еще почти тридцать лет, итого пятьдесят. Троих уложили наповал, четвертый жив. Есть, есть некая тайна во всем этом, и есть логика, но пока она недоступна нам. Побывав у Дарьи Ильиничны, я никак не освобожусь от ее рассказа, и чем больше думаю о той истории, тем она становится менее понятной.
– Что ж там непонятного? – изумился Вадик.
– Видишь ли, я пока не смогу объяснить, чем меня не устраивает рассказ Дарьи Ильиничны, поэтому займусь теми людьми, кто знал Фрола Самойлова. Возможно, причина именно в нем, ведь не зря столько раз стреляли, так сказать, по одной фамилии. И это вторая версия, но… мне не удается ее сформулировать.
