Наталья Никольская - Последняя жертва
— Очки надень, — посоветовал Толкушкину Ганке, — а то врежешься куда-нибудь, костей не соберем!
* * *В конторе Вершинину поджидал Мещеряков, которому явно нечем было заняться. Войдя в кабинет, она обнаружила его сидящим в ее кресле. Он беспокойно крутился туда-сюда.
— Где это ты, Валентина, все пропадаешь? — с ноткой раздражения спросил он, — у нас тут выгодный заказчик нарисовался, а тебя — ищи-свищи!
— Знаешь, Миша, какой мой самый большой недостаток? — отнюдь не добродушно усмехнулась Валандра.
— Какой? — Мещеряков как-то бессмысленно заморгал своими маленькими глазками.
— Неспособность быть одновременно в двух разных местах, — усмешка не сходила с ее лица.
— Скажешь тоже! — взорвался Мещеряков, — умная стала? Только из меня дурака делать не надо! Понятно? Между прочим, проработку заказа я поручил твоему Мамедову.
— Он же еще окончательно не выздоровел… — удивилась Валандра.
— Пришел на работу — значит, выздоровел! — отчеканил Михаил Анатольевич, — заказ-то действительно важный!
— Ну говори, Миша, не томи, — Вершинина села в кресло у журнального столика.
Мещеряков выдержал эффектную паузу, небрежным жестом поправил штанину и, артикулируя каждый слог, медленно произнес:
— Банк, Валентина, и какой ты думаешь? — «Волга-кредит», — Мещеряков горделиво приподнял подбородок.
— Ну-у! — симулируя радостное изумление, воскликнула Валандра.
— Вот тебе и ну! Не знаю, куда деньги девать будем, — пошутил Мещеряков, картинно потирая руки.
Хотя он и стремился этим жестом спародировать алчность, служившую мишенью для порой резких и язвительных упреков и насмешек Вершининой, она как никто другой знала, что эта самая алчность является одной из составных частей его натуры.
— Прекрасно, Миша, прекрасно, только я вот не пойму, почему ты всю работу по оформлению заказов повесил на моих сотрудников? У тебя что, персонала не хватает?
— Ну что мы, Валентина, рядиться будем? — пренебрежительно хмыкнул Мещеряков, — денежки-то никому карман не трут. И потом, твои ребята, надо отдать им должное, особенно этот Мамедов, неплохо в этом направлении работают.
— Мы и расследования проводим неплохо, — твердо произнесла Валандра. — Ты, Миша, частенько забываешь, что этими ребятами руководит та, за которой ты ведешь неусыпную слежку, вплоть до того, в котором часу она приходит на работу, а в котором уходит. К тому же, принялся меня еще и среди дня караулить! А я ведь, Миша, делом Трауберг занимаюсь, на месте, как ты видишь, не сижу.
— Ой, ладно, ладно, — как всегда отмахнулся Мещеряков.
— А с этого расследования и ты, и весь «Кайзер» кое-что поимеет… — Валандра хитро сощурила глаза. Она затронула слабую струну своего шефа, охарактеризовав которого как «жадноватого», она погрешила бы против истины. Он был не то чтобы прижимистым, расчетливым и бережливым, он был именно алчным, ибо в обычное скопидомство и скупердяйство вкладывал экспансивную страсть и экспрессивную энергию завоевателя и первопроходца, истекающего слюной при виде новых земель и сокровищ.
— Ну и как же проходит расследование, на «барыши» от которого ты думаешь переоснастить весь «Кайзер»? — язвительно пошутил он.
— Отлично. — оптимистично отчеканила Вершинина, прикуривая от «дракоши». Теперь она стояла около своего стола и думала, когда же Мещеряков уберет с ее кресла свои тучные ягодицы.
— Ободряюще, но излишне лаконично, — охарактеризовал Михаил Анатольевич ответ Валандры.
— К понедельнику, думаю, многое прояснится… Нам удалось расшифровать надпись внутри яблока… Ты же знаешь, этот маньяк оставляет на телах своих жертв определенный рисунок…
— А делает он это ножом… — заметил Мещеряков.
— Я вижу, ты в курсе, — сухо констатировала Вершинина, — преступник, по всей видимости, идентифицирует себя с апостолом Павлом.
— А тот чем занимался? — насмешливо спросил Михаил Анатольевич.
— Проповедовал слово Божье в синагогах по субботам (все убийства совершены в субботу), скитался по Греции и Македонии, преследуя ту же цель, один раз ослепил волхва… Тебе ведь известно, что этот маньяк выкалывает своим жертвам глаза?
— Известно, — Мещеряков брезгливо выпятил губы, — что еще?
— Сейчас я бьюсь над расшифровкой смысла этого самого яблока…
— И что, думаешь, оно означает?
— Мне кажется, имя собственное… — задумчиво сказала Вершинина.
— Когда кажется, креститься надо, — хихикнул Михаил Анатольевич, — подозреваемые есть?
— Есть.
— Уж не тот ли, с которым ты вчера в кафе отношения выясняла? — Мещеряков посмотрел на Вершинину с хитрой провоцирующей усмешкой.
Удивительно, но факт: что бы ни происходило в личной жизни Вершининой, Мещеряков знал об этом все или почти все. Как бы подтверждая это замечание, которое сотни раз вызывало у Валандры недоумение и раздражение, Михаил Анатольевич, видя, что «поймал» ее, проницательно добавил:
— Как же теперь разбираться с тем верзилой на «ауди» будешь?
— Ни деликатности у тебя, Миша, ни такта! — возмутилась Вершинина, — ты что, частного детектива нанял, чтобы за мной следить?
— Зря, Валюха, обижаешься, я же тебе не чужой и за тебя переживаю, — при очередном вращательном движении кресло под Мещеряковым издало пронзительный скрип, — ну что ты как белка в колесе — туда-сюда?
Валандра действительно нервно прохаживалась по кабинету.
«Этак он все мое кресло разворотит, шпион чертов!» — негодующе подумала она.
— Или уже разобралась с детиной своим? Я-то ведь не слепой, видел, как Мамедов твой контуженный с ним чуть не подрался… — на губах Михаила Анатольевича играла кисло-сладкая улыбочка.
— Так мы о деле будем говорить или о моих личных проблемах? Вообще-то, Миша, я бы хотела тебя попросить об одной вещи…
— Какой же это вещи?
— Дай мне время до понедельника, не капай на мозги! — сказала в сердцах Валандра.
— Это так ты, значит, со своим начальником разговариваешь?!
Валентина Андреевна видела, что возмущение Мещерякова наигранное. Она вернулась в кресло у журнального столика и приготовилась терпеливо ждать завершения мещеряковского визита.
— Чем же ты до понедельника намерена заниматься? — не унимался любопытный Мещеряков.
— Гадать буду — на кофейной гуще, — язвительно усмехнулась Вершинина, — дай мне время, Миша, — взмолилась она, не приставай с расспросами!
— Финал у этого дела будет? — требовательно спросил Михаил Анатольевич.
— Будет, будет, — поторопилась успокоить шефа Вершинина.
— Нет, а все-таки, что же, крыша у этого психа на религиозной почве что ли съехала? — Мещеряков, похоже, не думал закругляться.
— И на религиозной тоже. Но первоначальный толчок дала нереализованная сексуальная энергия и отрицательный опыт общения с представительницей прекрасного пола.
— Вон оно как! — простодушно воскликнул Мещеряков, хотя Валандра знала, что и это простодушие — напускное.
— Одно на другое наслоилось…
— Тебе-то это не грозит, а? — плутовато подмигнул он Валандре, опять принимаясь за свое.
* * *Я осталась довольной результатами работы Толкушкина и Ганке. В пятницу нежданно-негаданно позвонил Карпов. Услышав в трубке его задорно-мелодичный голос, я едва не подпрыгнула от удивления. Свое исчезновение он объяснил интенсивными занятиями психотерапией с одной из своих клиенток. Занятия проводились у нее на квартире, что вызвало во мне недоверие и настороженность. Клиентка, по словам Карпова, щедро вознаградила его за проведенную с ней работу.
Я, со своей стороны, весьма скептически отнеслась к практикованию им метода «интенсивного погружения», как он обозвал свою новую концепцию.
Он наивно уверял меня, что с клиенткой у него ничего не было, что он немедленно хочет видеть меня и так далее и тому подобное…
Мне было все равно. После двух бессонных ночей, проведенных в раздумьях об этом проклятом яблоке, я чувствовала себя блаженно-рассеянной.
Разгадка, почти что озарение, посетила меня сегодняшним утром. Мне самой нужно было срочно увидеться с Карповым, поэтому я попросила его приехать прямо в контору.
Войдя в кабинет, он…
Телефонный звонок оторвал Вершинину от записей.
— Слушаю.
— Валя, ты не забыла? Мы с дедом и Максимом ждем тебя, — Вершинина услышала голос матери, — они на даче, а я вот приехала — Клавдия Степановна просила ее квартиру надолго без присмотра не оставлять…
— А где сама Клавдия Степановна? — равнодушно спросила Вершинина.
— Где, где, — недовольно отозвалась мать, — на юга умотала с Гришей своим. Так ты приедешь?
— Приеду, — сказала Валандра, хотя она чертовски устала и ехать ей никуда не хотелось.
