Светлана Чехонадская - Смерть мелким шрифтом
— Много вранья-то, — произнес он наконец. — Квартира не собственная, не шибко престижная. Адрес, конечно, неплохой, но там все довольно ободрано, а одна комната вообще закрыта. Мебель из итальянского гарнитура в классическом стиле, кровати арабские наборные, тоже современные. Есть светильники под бронзу, с мраморными подставками, но и они не старинные, а привезены хозяевами с Урала еще при коммунистах — тогда такие дарили по партийным праздникам, помните? Когда-то эти вещи, может, и считались шикарными, но не сейчас. Много всяких мелочей под старину, понимаете, хозяин — адвокат и любит этот стиль, но он уже много лет живет в загородном доме. Возможно, там у него и есть настоящий антиквариат…
— Хозяина проверяли?
— Всех проверяли. Квартиру она через агентство нашла. Особенно не торговалась, деньги у нее были. Но шуба все-таки одна и БМВ, «трешка» — не новая. Ключи от нее действительно на тумбочке лежали. И пистолет без глушителя. Это правда. Но соседи ничего не слышали. Там стены очень толстые и только две квартиры на площадке. Те соседи, что внизу, вообще в Испании живут, квартира закрыта. Двор темный, пустой, три дома из четырех — офисы, и в то же время рядом шумная улица. Если убийца незамеченным через двор прошел, то уже через десять секунд с толпой смешался и ищи-свищи.
— Во сколько это было?
— Часов в двенадцать ночи. Темно. Мы, конечно, продолжаем опрашивать всех вокруг, но пока никаких результатов. В одном офисе охранники были, они вроде бы слышали, как дверь хлопнула, но эти ребята к дому не приглядываются, к тому же у них в комнате свет яркий, а двор почти совсем не освещен. Один из охранников выстрелы слышал, но значения им не придал, хотя, говорит, понял, что это не петарды. А ведь офицер бывший! — Следователь поиграл желваками. — Было произведено два выстрела в голову — уже первый был смертельный. Все гильзы на месте. Пистолет вот интересный: Макаров раннего выпуска, у него много особенностей. Все дворы, мусорки мы в районе облазили, но ничего не нашли. Думали, может, выбросил он пистолет. Хотя… Киллер и с таким антикварным оружием? — следователь покачал головой. — Не-ет. Там что-то личное. Можно не сомневаться. Так что, в основном, мы с этого края копаем. Убийца был ей знаком. Она ему не только дверь в квартиру, но и дверь в подъезд открыла. На сигнал домофона, понимаете? И сигнал этот соседка с первого этажа слышала! Он звучал так: та! та! та-та-та! В общем, «Спартак — чемпион».
— Полстраны таким сигналом пользуется, — сказал Ивакин.
— У них в доме так только Лапчинской звонили, — возразил следователь. — Любовник ее. И вообще многое на него указывает. Вот только подобраться к нему трудно.
— Шишка?
— Не то слово! Я еще удивляюсь, как газетчики осмелились на него намекать! Что за газета, кстати? — он перевернул статью и замер с ней в руках. — Да не может быть! — следователь поднял глаза на Ивакина, потом снова посмотрел на газету. — Да вы шутите, что ли? Это когда было?
Ивакин перестал дышать. «Все-таки не все чисто с этой статьей!» — радостно подумал он и тут же устыдился своей радости. Следователь же наклонил голову к плечу, не сводя глаз с Ивакина — он был похож на большую птицу, разглядывающую лягушку перед тем, как ее клюнуть.
— И никто мне ничего не сказал! — возмущенно заговорил следователь. — Ни один из сотрудников! А я их почти всех опросил. Вы как — случайно на статью вышли?
— Да в чем дело-то?
— В чем? Вы еще спрашиваете! Любовник Лапчинской как раз и есть хозяин этой газеты Грибов. Он у нас главный подозреваемый. Он приходил к ней около часа ночи, но не дозвонился — тем самым сигналом — и даже в подъезд не вошел. Затем сунулся в окошко к охране, прикурить попросил. Зачем-то сказал им, что к подруге пришел, а той дома нет, спросил, не слышали ли они чего-нибудь. Подождите, — следователь махнул рукой, показывая, что не это его сейчас интересует. — Мне три раза звонили… оттуда, из органов, — он все не мог успокоиться. — Ручались за Грибова, просили поменьше его имя трепать, и, главное, никаких газетчиков. Три раза напомнили, чтобы я ничего журналистам не сообщал! А он в собственной газете о себе все выложил. Это как понимать? — следователь снова уставился на Ивакина птичьим взглядом. — А вы не знали про Грибова?
Ивакин покачал головой.
— А как на статью вышли? Там ведь, в газете, про нее молчат. Никто не проговорился про эту статью!
— А вы что, газету не просматривали?
— Зачем? Взглянул на несколько номеров с работами этой Лапчинской — так, для отчета. Что я в фотографиях понимаю! Она со многими изданиями сотрудничала, не только с этой газетой. Меня больше интересовали сплетни об ее отношениях с главным редактором.
«Не знай я о предсказанном убийстве, тоже не стал бы искать эту статью, — мысленно согласился Ивакин. — Кто читает вчерашние газеты? Сказать ему, что ли? Но какие у меня доказательства, если даже Миша от всего отрекся…»
— Хочу вас удивить еще раз, — сказал он. Следователь ответил испуганным взглядом. — Автор этой статьи недавно убит.
— Убит? — переспросил следователь. — Этот… — Он еще раз взглянул на газету. — Леонид Маринский? Вы думаете, это как-то связано?
— Автором была женщина. Внештатный корреспондент Марина Леонидова.
— Подождите-подождите, — следователь достал одну из папок. — Эта фамилия у меня проходила. Вот! — Он достал лист бумаги. — За день до смерти Лапчинская ругалась с этой Леонидовой в коридоре возле бухгалтерии.
— Это показания? Можно взглянуть?
Следователь протянул ему листок.
— Здесь показания бухгалтера газеты «Без цензуры».
Ивакин поднес листок к глазам. «Вопрос: Когда вы в последний раз видели Лапчинскую?
Ответ: В среду утром. Накануне у нас был день зарплаты, а в среду приходили внештатники за гонорарами. Вот и Лапчинская подъехала.
Вопрос: Вы разговаривали с ней? В каком она была состоянии, может быть, взвинченная, тревожная?
Ответ: Да нет. В обычном она была состоянии. Мы почти не разговаривали. Я выдала ей триста долларов и она ушла.
Вопрос: Кто-нибудь еще в бухгалтерии с ней разговаривал?
Ответ: Кроме меня, в комнате никого не было. Но еще до того, как Алена к нам зашла, она столкнулась в коридоре с другой внештатной сотрудницей, Мариной Леонидовой, она у нас недавно работает. Они повздорили.
Вопрос: Из-за чего?
Ответ: Я не поняла. Слышала только, Марина сказала: „Я все про тебя знаю“. А Лапчинская ей ответила: „Вот и заткнись, если не хочешь неприятностей“. Потом Марина что-то еще сказала, я не расслышала, и громко так крикнула: „Думаешь, у тебя получится? Думаешь, ты сможешь провернуть это дело? Оно тебе не по зубам“. На это Алена ответила: „У тебя тем более не получится“. И что-то добавила про Рубенса.
Вопрос: Про какого Рубенса?
Ответ: Я не разобрала. Услышала только фамилию — Рубенс.
Вопрос: У вас есть какие-то соображения, о чем они говорили?
Ответ: Нет.
Вопрос: Эта ссора расстроила Лапчинскую?
Ответ: Совершенно не расстроила. Даже, по-моему, подзарядила. Ее трудно было вывести из себя. Она была очень самоуверенная, считала себя лучше всех. Мы старались с ней не связываться. Для многих не было секретом, что наш босс ей покровительствует. Она пользовалась этим вовсю. Всегда без очереди деньги брала, на „ты“ со всеми. Один раз я кабинет закрыла и на обед ушла — она и минуты не ждала, сразу боссу позвонила. Но он ее осадил. Он очень справедливый. Правда, мы и не обижались на нее, понимали, что такой характер. Привыкла стены прошибать. Самостоятельная. Кстати, и в тот день она ему от нас позвонила. Сказала, что приехала за деньгами, что потом поедет в „Космополитен“ и спросила, когда его ждать. Я так поняла, он сказал: вечером».
— Леонидову вы по поводу этой ссоры не допрашивали? — спросил Ивакин, дочитав до конца.
— Я хотел с ней поговорить, хотя и был уверен, что ничего существенного не произошло, по крайней мере для Лапчинской, но эту Леонидову разыскать не смог. Мне дали ее телефон, но он не отвечал.
— Она уехала на море, — пояснил Ивакин.
— Ее в газете почти никто не знал. Внештатница, работала совсем недолго. В деле Лапчинской, которая сама нечасто появлялась в газете, она не играет никакой роли. Если бы я знал, что ее убили, может, покопался бы. А как ее убили? Где?
— На море. В Лазурном. Задушили и утопили. То ли случайный преступник с целью ограбления, то ли брат — единственный наследник.
— Владимир Александрович, — осторожно сказал следователь. — А почему вы думаете, что эти дела связаны? Ну, написала Леонидова об убийстве, но разве только о нем она писала? Она ведь колонку криминальной хроники вела. Если следовать вашей логике, то надо копать все убийства, которые есть в ее статьях. Единственный наследник — это как-то логичнее, не так ли?
