Эд Макбейн - Румпельштильцхен
— Нет, я смог попасть туда не раньше воскресенья.
— «Зеленый уголок», так кажется называется то местечко?
— «Зимний сад».
— Ну и как она пела?
— Не очень.
«Гиа» была все на том же месте, где я припарковал ее, у самой чугунной решетки, уже развернутая в сторону дороги. В штате Флорида при регистрации автомобиля выдается лишь одна табличка с номерным знаком, которую надлежит укреплять сзади. Ежегодно таким образом штату удается сэкономить уйму денег, но в то же время, из-за подобного нововведения место для переднего номера остается пустым. Это место на своем автомобиле я заполнил тем, что укрепил там металлическую табличку с надписью: «Уж лучше быть моряком». Маршалл остановился у моей «Гии», взглянул на эту надпись и сказал:
— А вы ходите на яхте, да?
— Да, — согласился я.
— И я тоже. Я в прямом смысле балдел от той пары дней, что мне удалось провести на воде, — он опять покачал головой, — так значит, в тот вечер она пела ужасно, вы это имели в виду?
— Да, боюсь, что так.
— Ну конечно, в этом и есть вся ее натура. Я сам любил Викки до смерти, но вот голос у нее был такой, какой иногда бывает при сильном насморке, монотонный, навязчивый и чертовски раздражающий. Мне пришлось приложить все свои знания, выложиться на все сто, чтобы заставить его зазвучать, вы ведь понимаете, что я имею в виду? Но зато уж с внешностью у нас проблем не возникало, в то время она была действительно великолепна. На фотографии, что я выбрал для конверта альбома «Безумие» — это был самый первый наш альбом — так вот, я облачил ее в такое красное с блестками платье с вырезами — сверху — почти до талии, а снизу — примерно до середины бедра. У нее была просто потрясающая по красоте своей грудь, и мы показали и ее тоже, как есть почти до самых сосков, и вы уж можете мне поверить, что ноги были тоже никак не хуже, то была захватывающая дух фотография; а фотограф, что снимал Викки, в сороковых и начале пятидесятых годов работал для самого журнала «Лайф». Ведь вы понимаете, мистер Хоуп, мы же пытались продавать в ее лице молодость и секс, ощущение необузданной дикости, и, знаете, наверное, безумия. Викки в том красном платье, с откинутой назад головой, с широкой улыбкой на лице, одна рука на бедре, много-много груди и ног… Мы пытались сделать ее символом того звука, что я создавал в студии, переделывая ее голос. В ход тогда шли все профессиональные хитрости, на какие я был только способен, но в конце концов мне все же удалось сделать так, чтобы «Уит» зазвучали словно это были «Битлз» и «Роллинг Стоунз» в одном лице! И все тогда поддались на этот студийный трюк, и уж поверьте мне, на нас обрушился целый шквал чертовых звонков — телешоу, ночные клубы, Лас Вегас, Нью-Йорк, концертные турне, — всем хотелось, чтобы Викки вышла на сцену, но вот в этом-то и была полная безнадега, гарантированный провал. В мгновение ока это стало бы концом певческой карьеры Виктории Миллер, это был бы всеобщий облом, в том числе и конец группы «Уит», и вообще все это стало бы заключительным аккордом того грандиозного и сверкающего праздника, — Маршалл снова покачал головой. Все это было сказано им с таким напором и настолько быстро, что у меня — как ни странно аж дух захватило.
— Бедняжка, — проговорил он. — А что она пела в тот вечер?
— Все старые добрые шлягеры.
— Очень неудачный выбор. А на ней что было?
— Белое платье.
— С глубоким вырезом?
— Не слишком.
— Но все равно я готов биться об заклад, что выглядела она просто-таки грандиозно, это так?
— Да, она была красива.
— А критики что думают по этому поводу? Отзывы уже были?
— Был один. Но я еще не успел прочесть…
Маршалл вновь покачал головой.
— И все же ей не следовало бы лезть в это дело, — произнес он. — По крайней мере, не так, как это сделала она. Если уж Викки тогда захотелось снова взяться за старое, то для этого ей было бы достаточно всего-навсего снять трубку телефона и высказать мне все свои пожелания. Я бы ради этого бросил все, я бы тотчас же примчался бы к ней. Но вот так, как она…
— А Викки знала, где вас найти?
— Конечно, знала.
— Значит, все эти годы вы с ней поддерживали отношения?
— Посредством рождественских открыток. Черкали на них коротенькие послания друг другу, типа того, как дела — чем занимаешься, и всего-то.
— Ну а с минувшим Рождеством она вас поздравила?
— А как же, Викки никогда не пропускала ни одного рождественского праздника.
— Но ни словом не обмолвилась о предстоящей премьере?
— Вообще ничего. Я узнал об этом только вчера вечером. О, Господи, если бы я только знал, я бы в ту же минуту оказался бы здесь! Что бы я и пропустил ее премьеру?! После всех лет, что нам пришлось работать вместе?! Ни за что! А она волновалась в тот вечер? Я имею в виду, в тот вечер, когда вы были на ее выступлении?
— Во время самого концерта она вроде бы не показалась мне взволнованной, но вот после, да, кажется, ее что-то тяготило.
— Она не сказала, что именно?
— Нет, пожалуй. Мы разговаривали с ней о том, как все было в тот вечер, обсуждали шоу. Ей почему-то непременно хотелось узнать, не слишком ли шумно было в зале, по-моему, она подозревала…
— Вот оно что, ну да, ведь это может быть признаком провала: публика разговаривает во время выступления… Бедная девочка.
— Я сказал ей, что я лично ничего такого не заметил.
— И правильно, молодец. Спасибо вам за это.
— Кстати, она потом призналась, что именно вы не разрешали ей выступать на концертах перед публикой. Тогда, в прошлом, я имею в виду. Когда вы еще работали вместе.
— Да? И она что, действительно вспоминала обо мне? Прямо так и сказала?
— Да. Она сказала — вообще-то я не помню это дословно, — но она говорила, что-то об Эдди, который не разрешал ей петь «живьем», и когда я спросил, а кто же это такой, собственно говоря, Викки рассказала мне, что вы были ее продюсером на студии «Ригэл».
— Именно им я и был, это уж точно, — согласился Маршалл. — И я думаю, что я был для нее несравненно больше, чем просто продюсер.
— Кем же?
— Наставником, советчиком… — начал перечислять он, но закончить фразу ему так и не удалось.
— Вам наверное очень тяжело вспоминать теперь об этом.
— Да.
— Извините, я не хотел.
Он уныло кивнул, а затем вынул из кармана кожаный портсигар. Сначала мне показалось, что Маршалл раскуривает сигарету — но потом до меня донесся слабый запах витавшего в воздухе дымка.
— Марихуана? — поинтересовался я.
— Немножко «травки», — ответил он, — не желаете «косячок»?
— Нет, благодарю.
— А вы что, не курите?
— Курю.
— И за чем же тогда дело стало? У вас здесь что, гоняют за это, что ли?
— Просто, я бы сказал, не приветствуют, когда подобное раскуривается в общественных местах.
— А кому какое дело? — проговорил Маршалл и пожал плечами. — А вы уверены, что вам не хочется затянуться? У меня в тачке есть еще дюжина таких, так что не беспокойтесь, последнее вы у меня не отбираете.
— Нет, благодарю, — отказался я, — все в порядке.
Маршалл снова затянулся, выпустил медленную струйку дыма и сказал:
— Вы мне сказали, что она будто была чем-то обеспокоена.
— Да.
— И не сказала чем?
— Нет.
— Вы думаете, что ее кто-нибудь запугивал?
— Я не знаю.
— Ну, она ничего не упоминала о каких-нибудь угрозах?
— Нет.
— Или может быть было какое-нибудь письмо, в котором ей угрожали?
— Ничего. Хотя…
— Что?
— Кто-то все-таки звонил Викки в ту ночь, когда она была убита.
— Кто?
— Я не знаю, на звонки отвечала няня. А звонивший не назвался.
— Но это был все же мужчина?
— Да.
— А что он сказал?
— В общем-то, в первые два раза ничего.
— И сколько раз он позвонил?
— Три. И в самый последний, третий раз, он сказал всего-навсего: «Передай Викки, что я заскочу, чтобы забрать».
— Забрать что?
— Понятия не имею.
— Ну… Викки была должна ему что-нибудь? Деньги там или… ну, я не знаю… за чем еще человек может заскочить, чтобы забрать?
Неожиданно, без какого бы то ни было предупреждения у меня в памяти всплыло имя: «Элисон», и оно в тот же миг слетело у меня с языка, намного раньше, чем я успел осознать это — «Элисон»! — на какое-то мгновение перед моими глазами возник живой образ хорошенькой шестилетней малышки в длинной ночной рубашке, вот она показывает мне свои рисунки, а потом сидит на полу у моих ног, чиркая по бумаге пастельными мелками — Элисон.
— Нет, я так не думаю, — Маршалл отрицательно замотал головой, — так нельзя сказать, что кто-то там заскочит и заберет ребенка. За детьми приходят или…
— Я слышал подобное выражение, — сказал я. — Забрать кого-либо, особенно, когда речь идет о ребенке.
