Владимир Тодоров - Пятый арлекин
Переполненный мыслями об Элизе и собственными сомнениями, я вел машину по шоссе со скоростью сто сорок миль в час, проскочив на вираже два перекрестка на красный свет, едва не закончив жизнь под колесами огромного автофургона для перевозки овощей. Сознательно, что ли? Одним движением руля положить конец препарации своей души и совести? Что это, сила или слабость? Конечно, слабость, ведь жить под постоянным грузом сомнений и противоречий гораздо тяжелее и неуютнее, нежели вот так, сразу...
Я почти вылегел на поляну, минуя полосатый шлагбаум, подмяв колесами несколько кустов с зеленой завязью будущих плодов. В десяти метрах от меня лежало поваленное дерево без коры, так же трудолюбиво ворочался муравейник, напоминая целую планету людей с высоты космического полета, так же горласто орали птицы, изливая в мелодичных терциях и квинтах торжество любви и жизни, но Элизы среди этого мира не было. Почему? Может, Тернер все переиграл? Очень даже может быть. Скорее всего, он с самого начала не был уверен, что доведет свой план до конца, поэтому и выдал чек только на пять тысяч. А вдруг он убил ее в припадке ревности, разве такое не может быть?
Я посмотрел на часы, было только десять минут одиннадцатого... На душе отлегло. Я вылез из машины, сел в импровизированное деревянное ложе и закурил. Было очевидно, что я безнадежно запутался. Я замечал в других, что начиная какую-нибудь рискованную игру, человек контролирует свои действия, но потом, в процессе ее развития, незаметно для себя поддается этой игре и в дальнейшее не в силах разорвать ее пут. Чаще всего это случается с женщинам*., которые от скуки, в поисках приключений и развлечений, никак не затрагивающих их благополучия, заводят любовные интрижкч, зная наперед, что всегда могут легко, при необходимости, избавиться от своего партнера. А через полгода случается так, что влюбляются без оглядки, как девочки в пятнадцать лет, и позволяют делать с собой что угодно.
В половине одиннадцатого я был удивлен, что Элизы еще нет, а без десяти злился, как холерик, не в силах совладать с раздражением. Что, нельзя было выехать немного пораньше? Дела задержали? Какие дела, стирка, уборка квартиры? Спать надо поменьше!— заорал я на весь лес, решив подождать еще максимум пятнадцать минут: если Элизы не будет — уеду, встретимся на дороге. Пусть видит, что такие мужчины, как я, не ждут^Мы проскочим мимо друг друга на ревущих машинах, и я не приторможу, так, слегка сбавлю скорость, пусть у нее появится возможность развернуться и догнать меня, а потом всю дорогу просить извинения. Я поломаюсь для вида и, конечно, прощу...
В двенадцать я понял, что Элизы больше нет в живых, другого объяснения я не находил. В час дня я поднялся с дерева и безразличный ко всему пошел к машине: это был конец всем моим надеждам. Я не собирался выяснять, что с ней произошло,— не все ли равно что? Если ее нет в живых, то я не смогу оживить ее, если же она забыла меня,— а почему бы и нет,— то тем более... У меня есть почти пять тысяч долларов, пошлю мистера Тернера подальше и уеду в Париж. Нет, сначала уеду, а потом пошлю. Не станет же он меня искать в Европе за пять тысяч, это для него карманные деньги. Вдруг меня пронзил насквозь электрический разряд, я резко обернулся и увидел на другом конце поляны Элизу: она смотрела на меня серьезно и пристально, без тени улыбки, потухшими печальными глазами.
— Элиза!— закричал я истошным голосом, подбегая к ней и заглядывая в глаза,— что случилось?! Он пытался убить тебя, да? Скажи, да? Я уничтожу его! Что он сделал с тобой?
— Дик,— тихо произнесла Элиза,— я боролась с собой, я не хотела приезжать сюда, боялась за себя. Потом выждала время и, зная, что тебя уже здесь нет, решилась. Мне хотелось только одного: посмотреть на эту поляну, где вчера мне было так необычно хорошо. Я зашла с другой стороны и увидела тебя. Я не стала тебя окликать, положилась на судьбу: оглянешься ты или нет. И ты оглянулся. Я не могу и не хочу больше бороться с собой, я люблю тебя, Дик...
Она положила мне на плечи свои тонкие нежные руки и прижалась лицом к моей груди. Я обнял ее и поцеловал. Элиза раскрыла губы доверчиво, как ребенок, тело стало податливым и мягким. Я взял ее на руки и понес в лес. Сколько я шел, не знаю, все в мире застыло, а в моей душе пел торжествующий гимн первобытной любви. Я положил Элизу на траву и лег рядом, тревожа пальцами ее волосы, целуя лицо, губы, лаская ее груди, маленькие и упругие, как у девочки, с прозрачными лепестками чувствительных сосков. Тело Элизы напряглось, почти выгнулось, она притянула меня к себе.
— Дик,— шепнула она,— я хочу быть твоей, я хочу тебя, Дик, скорее возьми меня, возьми всю, без остатка. Как долго я ждала тебя, Дик, именно тебя, только тебя одного и никого другого. Мне никто не нужен, кроме тебя, кроме тебя никто никогда не прикоснется ко мне, Дик, дорогой мой, единственный, как долго ты не приходил...
— Элиза,— наши пальцы сплелись, я проваливался в сладкое марево страсти,— Элиза, любимая, если бы ты знала, как мучился я в ожидании, моля только об одном, чтобы с тобой ничего не случилось, я боялся, что ты забыла меня, что тебе стыдно за вчерашний день...
— Глупый, любимый Дик, нас теперь никто не сможет разлучить, раз мы нашли друг друга в этом гигантском мире. Мы уедем с тобой на другой конец света и будем принадлежать друг другу. Скорее, Дик, скорее, у меня внутри горит огонь...
Я расстегнул ее блузку, освободив ослепительные груди, такие обнаженные и беззащитные, она лежала передо мной страстная и покорная своему чувству, готовая слиться со мной воедино и навсегда. Перед моими глазами плыли разноцветные радужные круги, тело подрагивало от истомы и предчувствия безумия, я уже готов был раствориться в Элизе, когда меня вдруг пронзила страшная мысль: «Что я делаю, я ведь приближаю ее конец. Она не понимает, что для нее каждое теперешнее мгновение равносильно катастрофе. Наверняка, где-то поблизости люди Тернера и они все немедленно зафиксируют. Этого для суда достаточно. И куда мы потом уедем? Она считает меня богатым человеком, это подтолкнуло ее ко мне, по ее мнению она заполучила разом и любимого, и богатого сразу. Да и кто нам даст уехать, ведь Тернер предупредил меня, чтобы я ни в коем случае не нарушал его сценарий. Это мгновенно отрезвило меня.
— Элиза,— сказал я ласково,— я люблю тебя, люблю безумно, я жажду тебя, но только не здесь, не здесь... мы уедем сейчас отсюда, а в другой раз договоримся, где увидимся и будем только вдвоем...
Мне. необходимо было время, чтобы продумать возникшую ситуацию и найти какой-нибудь компромиссный выход; в данном случае он заключался только в одном — спасти Элизу от катастрофы.
— Элиза, будь благоразумной, здесь неловко...
Элиза пришла в себя, открыла глаза и непонимающе посмотрела на меня.
— Что ты сказал, Дик? Повтори, пожалуйста, что ты сказал?— я не мог и думать минутой раньше, что у нее могут быть такие стальные пронзительные глаза.
— Я сказал, что сейчас не время здесь...— слова выходили жалкими и бесцветными, а главное неуверенными, женщин мутит от таких слов, как правило, их произносят слабые никчемные люди.— Элиза, только пойми меня правильно...
Глаза Элизы изменили выражение, они стали жесткими:
— И это говоришь мне ты? Не время и не здесь? Я правильно тебя поняла, жалкий дорожный соблазнитель! А я, как последняя дура, кинулась тебе навстречу, как кидаются в пропасть. Какой же ты подонок, и ты смеешь меня учить морали!
Я молча, не оправдываясь, старался застегнуть ей блузку, лихорадочно придумывая ход, который приостановит события, но не исключит их окончательно.
— Оставьте ваши усилия, мистер Мэйсон. Вероятно вам нужен хороший специалист, он вас подлечит и тогда вы сможете более успешно заниматься своими служебными обязанностями на дорогах!— Значит, она, ко всему прочему, приняла меня за поизносившегося импотента. Что же, хорошенькая роль выпала мне в этот день. Я все еще пытался механически застегнуть ей пуговицу на блузке, но Элиза в ярости отбросила мою руку,— я сама!
Она подпрыгнула с травы, как пантера, ее бешенство было безгранично и, застегивая на ходу пуговицы на розовой блузке, она неслась к шоссе, не разбирая дороги, задевая сумочкой кусты, спотыкаясь на неровностях почвы. Я крикнул вслед: «Элиза, я должен тебе что-то сказать. Это важно и все объяснит!»— но знал заранее, что мои слова не остановят ее. Через минуту она скрылась за деревьями, Я постоял немного, будто контуженный взрывом гранаты, и пошел к машине.
