Джорджо Щербаненко - Миланцы убивают по субботам
И при всем том она обладала одним достоинством, которое тройка сутенеров сразу оценила, – служила горничной у людей, живущих в том же доме, что и Донателла с отцом, на бульваре Тунизиа, 15.
План разработали во всех деталях, как будто речь шла о высадке союзников в Нормандии; даже провозгласили девиз – ни в чем не полагаться на волю случая. Первый этап операции – обольщение Домицианы – особой сложности не представлял. Микелоне, до сих пор взиравший на горничную, как на раздавленного таракана, внезапно воспылал к ней неудержимой страстью, а в подкрепление ему (если одному красавцу не удастся удовлетворить ее аппетиты) был придан Франко Барониа, сын Родольфо, и вдвоем они окунули страдающую алкогольным гепатитом служанку в такое море любви, что она согласилась выполнить все, буквально все, чего бы ни потребовали от нее эти достойные молодые люди.
Далее задача осложнялась: необходимо было на протяжении получаса (большего времени отец со своими телефонными звонками и визитами им не дал) выманить из дома такую объемистую девицу, как Донателла. Притом выманить, не оставив следов и не возбудив подозрений. Впрочем, эту задачу тоже удалось решить с помощью горничной Домицианы, погруженной в алкогольно-эротический рай.
Время было весеннее, и она сообщила осчастливившим ее рыцарям, что хозяева, как все порядочные, обеспеченные миланцы, едут к морю, в Рапалло, и в период с такого-то по такое-то число квартира будет свободна.
В один из этих дней Микелоне и заявился к Донателле. Он был не из тех, кому неподвластны чужие замки, и с легкостью отомкнул дверь вязальной спицей. Настал «час 0». Операция, тщательно продуманная генеральным штабом, началась.
Донателла вышла в прихожую на шум отпираемой двери, и Микелоне улыбнулся ей плотоядной улыбкой самца, так как был полностью проинформирован любителем граппы Аманцио Берзаги об эротических склонностях девицы (несчастный отец исповедовался в этом со слезами отчаяния на глазах, как в худшем из грехов, а он, Микелоне, жадно ему внимал, уже подсчитывая в уме барыши от торговли столь выгодным товаром).
Бармен положил ей руку на грудь, и Донателла последовала за ним без колебаний; они спустились по лестнице на один этаж, когда в подъезде никого не было (жильцы вообще редко пользуются лестницей, предпочитая лифт).
А внизу, у входа в квартиру добропорядочных миланцев, которые в данный момент упивались йодисто-соляным воздухом Рапалло, их уже поджидала горничная Домициана. Там же, в квартире, находился и Франко Барониа, сын Родольфо. Самыми мерзостными приемами, какие даже в голове не укладываются, они с Микелоне до ночи удерживали в этом укрытии несчастную дурочку, ведь им предстояло решить еще одну сложную проблему: как выйти из дома с таким громоздким багажом, чтобы ни привратник, ни кто другой ничего не заметил.
С проблемой очень ловко, можно сказать с блеском, справилась Кончетта Джарцоне. Донателлу похитили сразу после полудня и благодаря гостеприимству служанки препроводили в квартиру этажом ниже, где она пробыла до двух часов ночи, а затем, предварительно напоив, сволокли вниз, открыли парадное ключами горничной и погрузили в машину, за рулем которой сидела Кончетта Джарцоне.
Была дивная весенняя ночь. Домициана стояла у двери, совершенно пьяная, сексуально не просто удовлетворенная, а даже истощенная, и с ключами в руках тупо глядела вслед удаляющейся машине.
5
Аманцио Берзаги вновь покачал огромным дверным засовом перед лицом Франко Барониа, сына Родольфо.
– Ты хочешь сказать, что, когда я в тот день вернулся домой и не нашел свою дочь, она была с вами этажом ниже?!
Франко Барониа, лежа на полу в озерке – теперь уже трудно было сказать чего – крови или воды, – кивнул изуродованной головой.
– Мы не могли вывести ее днем, на нас бы обратили внимание, поэтому продержали ее в квартире до ночи, а потом увезли. – Он все смотрел на покачивающийся перед глазами шар и в ужасе слизывал с губ кровь.
– Ты хочешь сказать, – монотонно повторил Аманцио Берзаги (в сущности, они большие зануды, эти миланцы), – что, пока я ходил в комиссариат заявлять о пропаже девочки, она была там, внизу?..
Сутенеру и убийце ничего не оставалось, как это подтвердить. Отец в отчаянии мечется по квартире, бежит в полицию, а дочь тем временем находится этажом ниже, в обществе двух истязающих ее скотов и служанки, с вожделением следящей за этими пытками.
Аманцио Берзаги, вконец утратив человеческий облик, глухо взревел, поднял могучую, покрытую шерстью лапищу и что было сил обрушил дверной засов на голову и без того почти раздавленной твари.
Вода, струившаяся по квартире, мгновенно окрасилась в ярко-розовый цвет, и белые склизкие сгустки в журчащем потоке побежали, почему-то к входной двери (видимо, строители допустили брак, Сделав пол с небольшим наклоном). Спустя мгновение Аманцио Берзаги, сраженный нестерпимой болью в паху, рухнул ничком. Удар пришелся по левому глазу, рана открылась, и ручей, начавший было проясняться, вновь помутнел. Старик же, к своему благу, потерял сознание.
6
Очнулся он от какого-то назойливого гуда. Встал на колени и понял, что звонят в дверь. Последним усилием поднялся на ноги и повернулся к зеркалу. Впрочем, почти ничего не разглядел: правый глаз видел с трудом, а левого уже не было. В голове стоял туман, а шум воды, гуляющей по комнатам, никак не давал сосредоточиться. Однако звон не унимался, и чисто механически, как дисциплинированный миланец, привыкший реагировать на все звонки (дверь, телефон, будильник, трамвай), Аманцио Берзаги пошел открывать.
Открыл и зрячим глазом все же узнал Микелоне, также предупрежденного по телефону и явившегося на помощь своим сообщникам.
При виде бармена все внутри у Аманцио Берзаги сдвинулось, перевернулось, взорвалось. Этому человеку он, чуть не плача, поведал о своей трагедии, как родному сыну, излил ему свою боль, свою тоску, свою тревогу за девочку, которую он изо всех сил старался охранить, уберечь, а этот скот воспользовался выстраданным, трогательным доверием, чтобы выкрасть у него Донателлу.
Он схватил красавца за лацкан куртки, втащил внутрь и, хотя был стар, изранен, измучен, набросился на него уже не как человек, а как разбушевавшаяся стихия. А тот, здоровый, крепкий парень, безвольно осел под градом ударов и не знающей удержу яростью, с какой Аманцио Берзаги молотил его головой об стенку до тех пор, пока он не осознал, что живым ему не быть, и не повалился замертво на труп Франко Барониа в своей шикарной, подбитой мехом бежевой куртке (кстати, только что купленной), мгновенно пропитавшейся кровью.
С минуту Аманцио Берзаги смотрел на дело рук своих, затем направился было в ванную, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Хотелось умыться, освежиться и закрыть в ванной кран, но не успел он сделать и двух шагов, как звуковой образ водопада в Фондо-Точе опять всплыл в затуманенном мозгу. Старик упал рядом с трупами двоих убийц своей девочки в воду, чей плеск, соседствуя с неотвратимо надвигающейся агонией, все же будил в нем воспоминание о Фондо-Точе, где он провел с Донателлой такие далекие и такие счастливые дни.
Часть седьмая
Конечно, синьоры, убивать нехорошо... Нехорошо – кто спорит!
1
Вечером в субботу, невероятно тихую и ясную ноябрьскую субботу, Дука Ламберти, Ливия и Маскаранти, возвращаясь из Лоди после беседы с Франко Барониа (сыном Сальваторе, однако), успели высадиться у дома № 86 по улице Ферранте Апорти раньше, чем привратник запер дверь парадного. Дука вошел и вежливо к нему обратился:
– Нам нужна синьорина Кончетта Джарцоне.
– Шестой этаж, лифт не работает, – с наслаждением ярого садиста ответствовал тот.
Они протопали пешком шесть этажей. Во время этого восхождения Маскаранти посещали мысли, которые он, пожалуй, не решился бы высказать вслух при Ливии. Уже с лестничной площадки пятого этажа они заметили струйку воды, спускающуюся по лестнице на манер миниатюрного каскада. С трудом сдерживая гнев (ибо он никогда не был страстным поклонником альпинизма), Маскаранти первым подошел к означенной двери шестого этажа.
– Отсюда течет, – заявил он. (Из квартиры, хотя и приглушенно, доносилось журчание воды в кране). – Что они тут, вымерли все, что ли?
Дука, не ответив, надавил кнопку звонка. Ливия тем временем старалась держаться в стороне от трех ручейков, струящихся из-под двери. Возможно, кто-нибудь из жильцов и заметил этот потоп, но почел за лучшее не сообщать привратнику: огромным достоинством массовой цивилизации является то, что всякому позволено утонуть без того, чтобы ближние донимали его заботой о спасении утопающих. По сути, это проявление деликатности и уважения к воле каждого гражданина подохнуть так, как ему заблагорассудится.
– Куда привратник смотрит?! – возмущался Маскаранти. – Квартиру-то небось уж затопило, а все видят и молчат!
