Карло Фруттеро - Его осенило в воскресенье
— Что ж, останемся друзьями, — ледяным тоном сказал Лелло, по-прежнему стоя к нему спиной. — Надеюсь, мы еще увидимся. Хотя ты, быть может, решил навсегда поселиться в Монферрато?..
3
Секретарь дяди Эммануэле поклонился Анне Карле, самому синьору Эммануэле, пожал руку Витторио. С тех пор как Анна Карла как-то пригласила его на ужин вместе с дядей Эммануэле, это стало традицией. Секретарь был спокойный, вежливый молодой человек и приятный собеседник. Сразу после ужина, когда все переходили в гостиную, он на время снова становился секретарем. Помогал Анне Карле отобрать и положить рядом с креслом дяди Эммануэле газеты, раскрытые на странице экономических новостей, наклонял лампу с абажуром так, чтобы свет падал с левой стороны. Затем они вместе раскладывали на круглом столике возле дядюшкиного кресла сигары, ставили бутылки ирландского виски и ведерко со льдом. Выпив со всеми по чашке кофе и потолковав о том о сем, секретарь брал с бесчисленных полок в смежной комнате одну из старинных книг и на всю оставшуюся часть вечера устраивался где-нибудь в углу. Из скромности он никогда не претендовал на постоянное место и нередко довольствовался либо креслом или табуретом у канапе, где обычно сидела Анна Карла, либо краешком дивана, на котором Витторио просматривал технические журналы. Раскрывал очередную старинную книгу и погружался в чтение. Будучи очень воспитанным человеком, он мог молча сидеть, не поднимая глаз от книги, до конца вечера, если только к нему не обращались с вопросом.
— Хотите шоколадку? — предлагала Анна Карла.
— О, спасибо, — отвечал он.
Ни дядя Эммануэле, ни Витторио не любили шоколад. Если не было Массимо или какого-нибудь случайного гостя, Анна Карла могла спокойно сидеть на диване, время от времени протягивая руку, чтобы предложить молчаливому секретарю очередную шоколадку.
— Хотите?
— О, спасибо!
В гостиной царила тишина, лишь порой с улицы доносился приглушенный шум да тикали часы с маятником, стоявшие на небольшом камине. Порой дядя Эммануэле с хрустом вытаскивал из вороха на столике очередную газету и, полистав, бросал ее в корзину. Витторио мог часами изучать под лупой старинные, скверно воспроизведенные иллюстрации. Если же он просматривал медицинский журнал, присланный вместе с новинками фармацевтической промышленности, то либо возмущался про себя, либо вдруг громко восклицал:
— Они утверждают, что и это связано с курением!
— Что именно?
— Головные боли.
— Какая глупость!
Обычно по четвергам Анна Карла посвящала вечерние часы чтению серьезных журналов либо легких развлекательных романов. Она считала также своим долгом по четвергам подводить баланс личных и хозяйственных расходов, которые заносила в особую тетрадь. Но в последнее время она усомнилась в полезности и этого занятия, так как при повторном сложении результат неизменно получался другим.
— …сорок шесть. Сорок шесть плюс семь — пятьдесят три, плюс два — пятьдесят пять, плюс восемь… пятьдесят пять плюс восемь…
Кастелли, дядюшкин секретарь, ни разу не откликнулся на этот отчаянный призыв о помощи. Сидел рядом с ней в кресле либо на низком табурете возле канапе и продолжал невозмутимо читать.
Как-то раз Анна Карла не выдержала:
— Кастелли! Сколько будет пятьдесят пять плюс восемь?
— Шестьдесят три! — с улыбкой ответил он. И снова углубился в чтение.
— О боже! — изумилась Анна Карла, наклонившись и взглянув на пожелтевшие страницы, испещренные странными буквами. — О боже, Кастелли! Неужели вы так легко читаете и на древнегреческом?
— Древнегреческом? — ошеломленно переспросил Кастелли. Посмотрел на книгу, затем перевел взгляд на Анну Карлу. — Да, конечно. То есть, не совсем. Нет. Я просто заинтересовался шрифтом. — Он встал, отнес в соседнюю комнату старинный фолиант и вернулся с другой книгой.
На следующей неделе он сам завел с Витторио разговор о том, что головная боль — основная причина бессонницы. А он в последнее время тоже страдает головными болями и решил ложиться спать не позднее одиннадцати вечера, а еще лучше — в половине одиннадцатого.
С того четверга он стал уходить сразу после кофе.
— Шоколадку на дорогу?
Анна Карла сама проводила его через анфиладу слабо освещенных комнат в холл.
— Благодарю вас, синьора.
Он вышел из парадного, пересек улицу и пошел по пустынной аллее сада. Сел на одну из скамеек напротив полутемного дома и посмотрел на три освещенных угловых окна гостиной. Снял с шоколадки серебристую фольгу, а саму шоколадку бросил на траву и долго потом скручивал и раскручивал податливую обертку.
Тут было спокойнее, чем в доме синьоры. И главное, не надо притворяться, будто он читает старинную книгу.
Когда секретарь дядюшки Эммануэле ушел, в гостиной стало совсем тихо. Слышно было лишь, как шелестят страницы да поскрипывает карандаш, которым Анна Карла с нажимом водит по бумаге. Но вот исчезли и тетрадь, и газеты. Из-за портьеры виднелась лишь нога, обутая в туфлю, и золотистые обшлага голубого платьица. Над голубизной и золотом платья — копна пепельных волос.
Хотя по прерывистому дыханию, шевелившему портьеру, можно было догадаться, что дядя Эммануэле не спит, страницы шелестеть перестали. Витторио разглядывал очередной книжный каталог.
— Простите, синьора.
Анна Карла оторвалась от журнала и вопросительно посмотрела на вошедшего в гостиную Эмилио.
— Звонит доктор Симони. Принести вам телефон сюда?
— Спасибо, будьте так добры.
Телефонный разговор в гостиной Витторио ничуть не мешал, а дядю Эммануэле даже немного забавлял.
Эмилио вернулся, поставил телефон рядом с Анной Карлой на канапе и протянул ей трубку.
— Федерико, ты? Чао, подожди секунду… Спасибо, Эмилио, больше мне ничего не надо. Спокойной ночи… Я слушаю, Федерико… Кого?.. А, ту американку, которую я должна была повозить по городу… Только в субботу утром?.. Хорошо… Честно говоря, я ждала худшего. Но что она хотела бы посмотреть? Ах вот как!.. Не знаю, может, повезти ее в «Балун»?.. Да, это может стать темой для дружеской беседы. Некоторые в подобных случаях так и поступают… Но ты же сам говорил, что она… немного простовата… Вот именно… Зачем?.. Чтобы забыть меня!.. О боже, до чего же ты бываешь приторным… Тебе самому не стыдно?.. Прости, я не расслышала. Что ты не можешь забыть?.. Ну знаешь, заглядывать в декольте — это уж верх неприличия… Ты хоть отдаешь себе в этом отчет! Каждое твое слово дышит непристойностью… Да-да, именно непристойностью! Видишь, ты снова меня не понял! Для меня это еще и вопрос моральной чистоты… Все, не хочу больше об этом говорить… Лучше скажи, когда я должна встретиться с твоей американкой? Не рано ли? Хорошо. У нас тоже дикая жара, ночью спать невозможно… Конечно… Тогда я сама заеду за ней в десять — четверть одиннадцатого. Будем надеяться, что первое знакомство окажется приятным… Не за что, Федерико, не за что… Чао.
Она положила трубку. Вопросительно и с вызовом посмотрела на мужа, который глядел на нее с легкой усмешкой.
— Ты хоть понимаешь, что сама его провоцируешь! — заметил Витторио.
— Ты находишь?
— Уверен. Зачем мучить беднягу? Оставь его в покое, пусть себе развлекается со своими американками и шведками.
— Ну, это уж слишком! Это Федерико не оставляет меня в покое, а не я его.
— Кто он такой? — спросил дядя Эммануэле из своего угла.
— Да так, один из тех, кто… Но слышишь, дядя, Витторио меня же и обвиняет во всем. И потом, Федерико вовсе не такой уж бедняга.
— Я его назвал беднягой, потому что он страдает. Разве не так?
— A-а, очередной вздыхатель, — протянул дядя Эммануэле.
Он налил в бокал немного виски, выудил из ведерка остатки льда и снова с удовольствием погрузился в чтение.
— Нет, тебе бесполезно что-либо объяснять, — сказала Анна Карла мужу. — Порой ты бываешь даже более самонадеян, чем Массимо.
Она встала, чтобы проверить, много ли еще льда в ведерке.
— О, совсем не осталось. Прости, дядя, пойду принесу.
— Спасибо… Подожди минуту. — Он пробежал глазами отчет о финансовом бюджете и взял ее за руку. — И тут фальсификация. Даже бюджет теперь фальсифицируют с полного согласия министерства. Радуйтесь, граждане!.. Прости, дорогая. — Он отложил газету и посмотрел на часы. — Спасибо, не надо льда… Завтра я вылетаю в семь утра, и лучше мне пораньше лечь спать… Ну-ка, покажись! — Дядюшка Эммануэле снял очки и снова взял ее за руку. — Аппетитная девочка! Будь я на месте Витторио, я бы, право же, не был так спокоен.
— О, спасибо, дядя! — воскликнула Анна Карла. — Витторио, — позвала она, но тут же махнула рукой. — Пустое дело, когда мне говорят комплименты, его или нет, или он не слышит.
