Александр Трапезников - Убийственный пароход
- Попробуйте мой чай, он уже достаточно остыл, - предложила Катенька, передавая свою чашку Лукомскому.
- С удовольствием, - отозвался он и сделал пару глотков. Надежды юной анархистки не оправдались: кровосос продолжал скалиться как ни в чем не бывало.
- Ну хватит, - невежливо сказала она, отбирая у Лукомского чашку. Пейте из своей.
- Катенька, ты ведешь себя как-то странно, - заметила Анна и, отхлебнув чаю, покосилась на мужа.
"Значит, яд либо у Лукомского, либо у папочки", - подумала Катерина, уже начиная сгорать от любопытства. Кому же из них достанется злосчастный жребий?
Наконец к своей чашке прикоснулся и Август Соломонович Флюгов, предварительно заметив:
- Как бы я хотел окончить свои земные дни вот так, в кругу родных людей - жены, дочери и её мужа.
- Какого мужа? - подозрительно спросил Лукомский.
- А хоть бы и тебя, старый мой друг! - ответил банкир, отпивая чай, как Сократ из чаши с цикутой. - Что ты на меня так смотришь? - обратился он к дочери. - Я помирать не собираюсь. Просто хочу устроить твою судьбу. Ты согласна?
Раз осечка вышла и тут, следовательно, яд мог находиться только в чае Лукомского.
- Скорее бы, - машинально отозвалась Катенька, думая о другом. - Чего вы тянете?
Проводки в голове Лукомского вновь замкнулись. Он подумал: "А почему бы мне действительно не пожить с этой кошечкой? По крайней мере до Астрахани, а там видно будет". Он откашлялся и официальным тоном произнес:
- Поскольку я человек деловой и у меня мало времени, прошу и требую руки вашей дочери.
Даже родители не ожидали столь скоропалительного предложения, а Катенька, нервы которой были напряжены до предела, вдруг начала сползать со стула и, теряя сознание, потянула за собой скатерть со всеми чашками.
7
Два года назад Карина и Лена, ещё будучи десятиклассницами, прорвались на концерт заезжего кумира - Димы Дивова, по которому сходили с ума. Концерт состоялся в их родном городе Мариуполе. Им повезло: вместе с десятком других оголтелых девиц и юнцов они даже проникли в его грим-уборную, дабы припасть к ногам эстрадной звезды и выполнить любое его желание. Дима порой не брезговал после концертов позабавиться с кем-то из своих многочисленных поклонников или поклонниц. Оглядев сдерживаемых охранниками молодых идиотов и идиоток, он трижды ткнул пальцем:
- Ты, ты и ты.
- А мы? - пискнула не попавшая в список счастливчиков Карина; её подруга молчала, поскольку у неё от огорчения просто отсох язык.
- А вы пошли в жопу, - засмеялся Дивов, дав знак охранникам гнать всех остальных резиновыми дубинками.
Это был незначительный эпизод, но он оставил трагический след в сердцах Карины и Лены. Обе они на следующий день даже собирались утопиться. Потом долго болели какой-то непонятной чесоткой, но все же выкарабкались. Прошло время. Они поступили в институт, их увлекли другие идеи и цели. И на "Коломбине" они оказались далеко не случайно. Но не из-за Дивова. А когда увидели его, решили не то чтобы отомстить, но как следует помучить и получить сполна те удовольствия, в которых им незаслуженно отказали в Мариуполе.
Членовредительства не было. Дима, испытавший за свою короткую жизнь все виды половых извращений, тем не менее очутился на одном из кругов ада. Несколько раз он впадал в глубокий обморок, но его возвращали к "работе" либо хлесткие удары плеткой, либо струя мочи в лицо. Не простаивали в заднем проходе и вибраторы. Певца уже освободили от кожаных браслетов, поскольку он и так еле ползал по полу. Наконец, утомившись и насытившись, студентки улеглись рядом с ним на ковре, по бокам.
- Ты считала, сколько раз он кончил? - спросила Карина.
- Двадцать, не меньше, - ответила Елена.
- Бедненький. Чуть дышит. Может, его кокнуть, а труп ночью выбросим за борт?
- Зачем? Привяжем веревкой к ванне, а завтра продолжим уроки.
- Разумно, - согласилась Карина, засыпая.
Смежила веки и её подруга, держа в кулаке мужское достоинство кенара.
Дивов, притворявшийся по своей привычке мертвым, понимал, что они, скорее всего, шутят. Но все равно ему было весьма скверно. Эти вакханки могли спариваться до бесконечности и замучить его до смерти. Пока не поздно, надо было выбираться. Разжав пальцы Елены и освободив из плена свой фаллос, Дима на карачках пополз к столу, где, дотянувшись до бутылки с кока-колой, припал к живительной влаге. Потом с горечью и тоской посмотрел на свою одежду, разбросанную где попало. Он понял, что собрать её и одеться будет выше его сил. Утянув с ложа любви скомканную простыню, певчюга завернулся в нее, словно в римскую тогу, и на ватных ногах побрел к выходу. Еле открыл дверь и рухнул в коридоре, не найдя больше ни сил, ни желания продолжать путь.
Спустя десять минут его нашли супруги Шиншиловы, возвращавшиеся в свою каюту.
- Молодой человек, вам плохо? - спросила сердобольная Сарра.
- Нет. Мне хорошо, - туманно ответил Дима. - Чего тебе надо, карга старая? Тоже любви захотелось?
- Пошли отсюда, он пьян, - поспешно сказал Петр Петрович, уводя жену.
Дивов пролежал ещё минут десять, пока об него не споткнулся Микитчик, пребывавший уже в высшей стадии алкогольного опьянения. Устроившись рядышком с певцом, он тотчас же захрапел. В конце концов, уже к вечеру, вызванные старпомом Кукиным матросы разнесли обоих по каютам.
8
Ограниченный карантин, о котором сообщил старпом Кукин по внутреннему радио, а вернее, о мерах предосторожности, кои должны соблюдать пассажиры при приеме питьевой воды, и о временной изоляции больных в нижних отсеках парохода, как ни странно, никакой паники не вызвал. Некоторые подумали, что речь идет о гриппе или пищевом отравлении. В любом случае это касалось лишь тех, кто подхватил заразу. Многие же и вовсе радио не слушали и воду не пили, предпочитая более крепкие напитки.
А количество больных увеличивалось. Кубрик пришлось превратить в лазарет, выселив оттуда всех здоровых и поместив инфицированных цыган и матросов, которых регулярно навещал пуштун Мезари вместе с красавицей Глашей, оказавшейся хорошей сестрой милосердия. Но особо помочь или облегчить страдания они не могли. Некоторые больные вяло лежали на койках, уставившись в потолок и пребывая в полной прострации, другие бредили, полыхая жаром, третьи вели себя злобно и агрессивно, так что их приходилось привязывать полотенцами к спинкам кроватей. У входа в кубрик днем и ночью дежурил кто-то из матросов - на случай побега из лазарета или попытки проникновения туда посторонних. Впрочем, таковых не было. Известие об ограниченном карантине заинтересовало только супругов Шиншиловых.
- Эге! - сказал Петр Петрович. - А не лопнули ли наши пробирки во время посадки на пароход?
- Ну и лопнули, - ответила ему Сарра. - Теперь их уже не вернуть.
- А не связан ли карантин с нашим вирусом?
- Ну и связан. Тебе-то что?
- А не перемрем ли мы все на этом проклятом пароходе?
- Ну и перемрем. А ты хочешь жить вечно?
В который раз поразившись мудрости жены, Шиншилов немного успокоился. Кроме того, оба они были отъявленными мизантропами, людской род презирали, а свое пребывание на земле считали явлением временным и в общем-то случайным.
Миновав с кратковременной остановкой Кинешму и развив предельную скорость, "Коломбина" весело мчалась по Волге, приближаясь к земляным валам древнего Юрьевца. Берега в вечернем тумане были едва различимы, а вдоль них скопились десятки, сотни бревен, среди которых были и полусгнившие, и совсем свежие, только что срубленные для сплава по реке. А некоторые, особо вольные, устремлялись вслед за пароходом.
- Как бы нам не налететь на плот, - сказал Кукин вахтенному матросу, вглядываясь в даль. - Как бы нам пробоину не получить да на мель не сесть.
- Ну и налетим, и получим, и сядем! - совсем как Сарра Шиншилова, ответил кто-то сзади, вызывающе захохотав.
Обернувшись, Кукин увидел своего капитана в полной форме и в помповым ружьем в руках. За его спиной вырисовывалась гнусная фигура нового, непонятно откуда свалившегося пассажира - юнги, как представлял его всем капитан. "Юнга" тоже держал в руках ружье, но так, словно это была обыкновенная палка.
- Покинуть мостик! - приказал капитан. - Я сам поведу корабль. Доложите курс. Или вы, сволочи, по звездам прете?
- Иоганн Яковлевич, вам нельзя, - как можно мягче сказал старпом. - Вы не в кондиции.
- Верно. Сейчас буду.
Капитан вытащил из-за пояса бутылку и стал пить, сжав зубами горлышко. Дуло помпового ружья при этом уперлось Кукину в грудь.
- Вы погубите пароход! - взвизгнул старпом. - Мы все потонем! Я напишу рапорт!
- Заткнись, дура. - Капитан тяжело оторвался от бутылки и поглядел на Кукина такими мутными глазами, что тому стало плохо. И как-то все равно, что будет дальше.
- Я остаюсь на мостике и буду вас контролировать, - покорно сказал старпом. - Если вы не возражаете. А эту образину уберите вон.
