Андрей Константинов - Дело о взбесившемся враче
— Некогда им пустяками заниматься, — объяснил я. — Вот, может, завтра и навестят вас… Где телефон?
Накручивая номер справочной ГИБДД, я вдруг сообразил, что не знаю пароль. Черт! Открыв окно, я высунулся и крикнул:
— Макс, какая сегодня «дорожка»?
— Чернигов, — машинально ответил Езидов. И вдруг, подняв голову, внимательно посмотрел на меня:
— Что ты там делаешь?
— Военная тайна! Завтра узнаешь.
Зная магическое слово «Чернигов», я через пять минут выяснил, что темносиний «Фольксваген-пассат», на котором уехали киллеры, принадлежит Григорию Яковлевичу Измаиловичу, 1950 года рождения, проживающему на улице Фурштатской.
После чего извинился перед Янкой и Верой за свое ночное вторжение и, попрощавшись, пообещал принести Нине Петровне коробку конфет.
***
— Измаилович, — задумчиво произнесла Аня за завтраком. Антошку она уже успела отвести в садик, пока я дрыхнул. — Знаешь, а ведь мы про него недавно писали.
— Быть не может! — удивился я.
— И писал про него как раз ты.
— Знаешь, Ань, когда приходится выдавать в день два десятка информации — все не упомнишь. Объясни, кто такой Измаилович?
— Бизнесмен, глава цыганской общины Петербурга. Не так давно выступал в нашем Законодательном собрании, предлагал решить проблему с цыганами-люди…
— Точно! — хлопнул я себя по лбу. — Анюта, что бы я без тебя делал!
Позвонив Лехе Скрипке, который остался в «Золотой пуле» за старшего, я объяснил, что вовсю занимаюсь тройным убийством у «Прибалтийской», а потому пусть сегодня в репортерском отделе за меня порулит Шах. Скрипка тут же начал мне рассказывать одну поучительную историю о репортере, которого погубило чрезмерное любопытство, но поскольку история была слишком длинная, я оборвал ее дружеским пожеланием: «Не тревожь мне душу, Скрипка!».
Проводив Аню, я тут же стал названивать Измаиловичу, телефон которого нашел в своих старых записях.
***
Мускулистый торс Григория Яковлевича облегала черная шелковая рубаха, на шее висела тяжелая золотая цепь.
А квартира — ну просто музей, страшно ходить по этим залам.
— Я не стал подавать заявление в милицию после угона своего «фольксвагена» по следующим причинам, — Измаилович тряхнул гривой и придвинул мне фарфоровую чашечку с кофе. — Во-первых, бесполезно. Во-вторых, жаль времени, тем более что застраховать машину я так и не успел. А самое главное, я знаю, кто это сделал. И поэтому сам с ними разберусь.
— Кто же это сделал, Григорий Яковлевич?
— Да они же, люли, и угнали! — воскликнул Измаилович. — Эти люди позорят цыганскую нацию. Они заполонили все улицы, все станции метро. Попрошайничают, воруют. Предлагают погадать по руке, хотя гадать не умеют.
Потому что никогда не умели. Это не настоящие цыгане. А у людей складывается отрицательное отношение ко всем цыганам. У нас древняя культура, великая — вспомните, что писали о цыганах Пушкин, Толстой… Более того, я вам скажу, что и мусульмане не считают цыган-люли своими соотечественниками и единоверцами. Послушайте, что говорит о них наш муфтий, как он их честит! А все потому, что они достали всех верующих — приходят толпами к мечети и начинают попрошайничать, оттесняют тех, кто по-настоящему бедствует.
— А люли не бедствуют? — поинтересовался я, прихлебывая вкуснейший кофе.
— Я вас умоляю! — махнул рукой Измаилович. — Они приезжают к нам из своего Таджикистана на заработки!
Питер у них считается хлебным местом.
Каждый год они разбивают свой табор в Шушарах, у них даже постройки там стоят уже несколько лет. А посмотрите, на чем они сюда приезжают? Думаете, на телегах? На фирменных автобусах.
И каждый год у нашей милиции начинается головная боль, во всех районах вдут жалобы на люли — здесь обчистили, там расположились у входа и просят милостыню… Именно поэтому комиссия по правопорядку нашего Законодательного собрания и обратилась ко мне, чтобы я выступил посредником между властью и этими кочевниками. Чтобы я провел с люли профилактическую беседу и предложил им уехать, оставить наш город в покое.
— Как я понял, беседы не получилось?
— С ними невозможно разговаривать, — вздохнул Измаилович. — Их лидер, Файзулло, через пять минут стал угрожать мне. Они пообещали, что сожгут мой автомобиль. Мои охранники едва-едва предотвратили рукопашную.
Причем агрессивно настроены были все — и женщины, и дети. А через несколько дней мой автомобиль пропал.
Делайте выводы…
Раздался звонок в дверь, и Григорий Яковлевич вышел. А затем послышался шум падающего тела и крики: «Не двигаться!». Я выглянул в коридор — и тут же мне заломили руки за спину, сделали подсечку и уперлись коленом в спину.
— Ну что, цыганские рожи? — процедил сквозь зубы холеный типчик в кожаной куртке. — Сразу колоться будем?
— Что это значит? — яростно прошептал Измаилович, оседланный двумя оперативниками. Глаза его потемнели от гнева.
— Это значит, что не хрен было машины сжигать! — хохотнул холеный. — Мы все равно вас вычислили.
Он достал свой мобильник и радостно доложился:
— Палыч, двоих уже взяли. Скоро и третьего найдем.
В этот момент на пороге появились Макс Езидов и Леня Барсов. По их глазам холеный понял — он сделал явно что-то не то. Оперативники отпустили нас с Измаиловичем, и, когда мы поднялись с пола, холеный наконец представился:
— Старший оперуполномоченный Управления специальной службы милиции капитан Муравин! Извините, ошибочка вышла.
— Это что ж такое? — тяжело дыша, произнес Измаилович. — Мне сразу звонить начальнику ГУВД? Или вы сперва объясните, что происходит?
— Простите нашего коллегу, Григорий Яковлевич, он парень еще молодой, неопытный, — пояснил Езидов.
Холеный Муравин было дернулся, но Леня Барсов тут же осадил его легким толчком в бок.
Через несколько минут мы все пили кофе за тем же антикварным столиком, и Измаилович пересказывал операм то, что я уже знал.
Вдруг у Езидова зазвонил мобильник.
— Вот и нашлась ваша машина, Григорий Яковлевич, — вздохнул он. — Только боюсь, этот факт вас вряд ли обрадует — ее подожгли.
— Значит, все-таки они выполнили свое обещание, — задумчиво произнес Измаилович. И тряхнул гривой.
***
Через полчаса мы все были у метро «Озерки» — именно там, возле торговых палаток, и был найден сгоревший «фольксваген-пассат» Измаиловича. Признав, что машина его, Григорий Яковлевич пообещал исполнить все формальности и укатил на своем «вольво». Опер Муравин непрерывно переговаривался с кем-то по мобильнику, а мы с Леней и с Максом, не теряя времени, опросили всех лоточниц, стоявших поблизости. Вот удача — русая деваха, торговавшая пирожками, призналась нам, что видела, как вчера поздно вечером трое мужиков подъехали сюда на «фольксвагене», выскочили из него, прыгнули на стоявшие рядом мотоциклы и с визгом рванули прочь. Как только мотоциклисты отъехали — «фольксваген» вспыхнул факелом. Татьяна — так звали торговку — позвонила пожарным. Когда они приехали, машина уже полностью выгорела. В милицию Татьяна не дозвонилась.
— Ну а что за мотоциклы? — допытывался я. — Опишите их…
— Да чего описывать? — удивилась торговка. — «Харлеи-Дэвидсоны».
Теперь настал наш черед удивляться… Но все разрешилось просто — муж Татьяны оказался большим любителем автомотоспорта, поэтому она хорошо разбиралась во всех транспортных средствах, видела их если не живьем, то в журналах.
— Черт те что, — озадаченно произнес Макс.
Тут его подозвал к себе Барахта, и Езидов стал докладывать полковнику о результатах работы. Лейкин демонстративно ходил кругами, надув губы, и ни с кем не общался.
— Ха! послышался радостный крик, и розовощекий полковник Груздев выкатился из «форда». — Ну-ка, Муравин, ко мне, — скомандовал он.
Холеный опер послушно подбежал к начальнику.
— Счастливо поработать, ребята, а мы этим делом заниматься не будем! — объявил всем Груздев и потряс бумагой. — Гиви Вертухадзе принял перед смертью российское гражданство, а стало быть, он не иностранец. Поэтому Управление специальной службы милиции здесь ни при чем. Вопросы есть?
— А его любовница, а водитель? — обиженно крикнул полковник Лейкин.
— А они стали российскими гражданами еще пять лет назад! — радостно подпрыгнул полковник Груздев, достав из папки другую бумагу. — Муравин, поехали отсюда.
— Муравин, стоять, — скомандовал полковник Барахта. — И ты, Груздев, не торопись. Есть данные, что убийство совершили цыгане-люли. А они — граждане суверенного Таджикистана. Стало быть — иностранцы. Поэтому раскрывать преступление должна УССМ.
— Цыгане не иностранцы, они не имеют гражданства! — завопил Груздев и, подскочив к Барахте, двинул ему в ухо.
— Ах ты, падла, — ошалел от возмущения Барахта и, заломив Груздеву руки за спину, принялся молотить его по спине. Полковник Лейкин бросился разнимать своих коллег, но получил по пинку от обоих и, обиженно ворча, отошел в сторону.
