Далия Трускиновская - Баллада об индюке и фазане
Мы уже подбегали к лестнице – впереди Мишка, за Мишкой Званцев, а за Званцевым я, – когда из кустов, окружавших Борисов особняк, вылетела странная птица.
– Фазан??? – изумилась я. Птица была крупная, но какая-то несуразная, с крыльями, но совершенно без головы. Она мягко спланировала на траву. Провалиться мне на месте – это были брюки!
Мишке со Званцевым было не до созерцания окрестностей, а жаль! Они не видели, как из окна выпорхнула пара башмаков, и портфель-«дипломат», и свитер, и охапка рубашек. А стоило им отвлечься на секунду от погони. Потому что последним вылетел крупный черный прямоугольный предмет – может, приемник, а может, магнитофон.
Мишка подбежал к лестнице как раз вовремя, чтобы попасть под него. Приемник или магнитофон тюкнул его по голове.
Мишка по инерции сделал полтора шага и улегся в тину.
Через секунду Званцев сидел на Мишке верхом и делал с его рукой что-то такое, от чего Мишка выл и отчаянно ругался. А из окна продолжали вылетать книги, домашние тапочки и всякая мелочь, и весь берег вокруг нас был усеян Борисовыми манатками.
Что-то подкатилось к моим ногам. Я нагнулась – и не могла не поднять этот предмет, чтобы разглядеть его поближе.
Это была зажигалка.
Импортная. Красная. Тоже, надо полагать, раздобытая по блату в обмен на что-нибудь этакое…
Видно, где-то в Книге Судеб была запрограммирована роковая связь между полетами Борисовых манаток и Мишкиными неудачами…
Вдруг я заметила, что больше ничего не приземляется у моих ног. Званцев вытаскивал Мишку на берег, и оба они были в тине. Вдруг Званцев повернулся и сказал, глядя сквозь меня;
– Если вам нетрудно, подойдите, пожалуйста, сюда для опознания. Этого ли человека встретили вы в ночь с 15 на 16 марта в подъезде у вашей знакомой?
У меня дыхание захватило от восторга – без порток, с брыкающимся Мишкой в объятиях, он еще соблюдает свой кошмарный синтаксис со всеми благопристойными оборотами!
Я повернулась, увидела сбегающего по лестнице Бориса, ахнула и расхохоталась безумным хохотом. И было от чего!
Видно, декоративная женщина, принятая мною за привидение, приступила к домашнему скандалу, не дав ему даже ополоснуться. Борис все еще был в тине, но, в отличие от Званцева и Мишки, – засохшей.
– Похож на Боярского здорово, – сказал Борис, сбежав с лестницы. – А больше ничего сообщить не могу. Я же того только мельком видел.
– Благодарю вас, это очень ценное показание.
И тут я заподозрила, что у Званцева просто редкостное чувство юмора. Потому что всерьез люди без штанов так не разговаривают.
– Ну, в музей, что ли? – обратился ко мне Званцев. – Там найдем для этого красавца подходящий погреб, а я свяжусь с соответствующими органами. Вот будет подарок!
– В музей, – согласилась я. И с гордо поднятой головой прошла мимо Бориса. Он меня не интересовал совершенно. Уж если даже декоративная женщина дала ему отставку!.. Меня подмывало обернуться и сказать:
«Тебе, Боренька, надо на первом этаже подругу искать, чтобы имущество при полетах не шибко страдало!»
Но я даже этого не сделала.
Борис принялся сгребать в кучу брюки, шлепанцы и рубашки. Я нашла в кустах велосипед, повесила на руль одежду Званцева, и мы двинулись к музею.
– Вы не забыли, о чем я вас просил? – спросил через плечо Званцев, когда мы отошли подальше от лестницы. Мишка, переводивший в это время дыхание, запустил очередную тираду с многочисленными, но несколько однообразными сравнениями. За это время я сообразила, о чем речь.
– Нет, я все помню. Но, – тут до меня дошла, наконец, причина беспокойства Званцева, – разве я похожа на женщину, которая мирится с любовником только потому, что его выгнала жена? Раз он даже ей не нужен, то мне тем более не нужен!
– Он вам не просто любовник.
– Теперь он мне вообще никто. Пустое место!
И тут пустое место издали окликнуло нас.
Уже светало, и ему совершенно не хотелось торчать на берегу в таком виде. Борис взмолился о помощи и поддержке. Точнее – попросил политического убежища в музее хотя бы до того часа, когда придет первый трамвайчик, а лучше – пока не проснется население острова. Он добежит до приятеля, а тот на машине доставит его в Ригу.
Я вернулась к лестнице, мы навьючили на велосипед все, включая магнитофон, и догнали Званцева с Мишкой.
Разумеется, по дороге в музей ни лысого, ни женишка, ни Виестура мы не встретили. И я стала строить версии – куда они могли подеваться вместе с рукописью.
– За рукопись не беспокойтесь, она в музее, – сказал, выслушав все мои домыслы, Званцев.
– То есть как?
– А так – они тоже не дураки. Понимают, чем им грозит вся эта история. Но поскольку они ничего натворить не успели, а только собирались, они знают – если рукопись обнаружится на своем месте, то обвинить их в чем-нибудь трудно. Разве что в хулиганстве. Статья двести четвертая, лишение свободы на срок до одного года, или исправительные работы на тот же срок, или штраф от тридцати до пятидесяти рублей.
– Выходит, они вообще ни при чем? – мрачно спросил Мишка.
– Выходит, так.
– Они же сообщники преступника! – воскликнула я и на всякий случай отодвинулась подальше от Мишки.
– А преступление было? – спросил меня Званцев.
– Сорвалось.
– Значит, его не было.
– А кто мне насобирал этого проклятого серебра? – взорвался Мишка. – А кто у меня кассеты покупал и перепродавал по сотне? Значит, я – козел, а они – чистенькие?
– Значит, так, – согласился Званцев. Мишка рванулся, взвыл и обложил Званцева перлами своего репертуара.
Но вырваться ему не удалось даже на откосе, куда Званцев его втаскивал буквально за шиворот. Борис молча помог мне вкатить велосипед, и Аусма Карловна, ожидавшая нас в музее у окна, вместе с Ингуной насладилась зрелищем очаровательной процессии. Впереди почти что в ряд шли три обляпанных тиной мужика, причем тот, что в середке, брыкался и упирался. За ними дама в интересном положении катила навьюченный велосипед.
Ингуна побежала навстречу.
– Рукопись нашлась! – издали закричала она.
– А на эту… рукопись меня кто навел? – вспомнил Мишка.
Ингуна шарахнулась от него.
С великим шумом мы водворили Мишку в подвал и заперли его. Званцев собрался ехать на ГЭС – вызвать машину.
Но прежде ему следовало сходить к речке и ополоснуться.
Я увязалась за ним.
Борис остался в музее, чтобы женщинам было спокойнее.
Драка сразу с двумя противниками сильно подействовала на мое воображение. Мне захотелось задать Званцеву тысячу вопросов, что это за приемы такие, и может ли он научить меня чему-нибудь этакому, и часто ли им там, в угрозыске, приходится драться. Разумеется, я выложила единым духом по крайней мере половину вопросов, он рассмеялся и попросил меня отвернуться – чтобы он мог выстирать и выкрутить плавки.
Я слышала, как он возится у меня за спиной, и мне было весело. Ночь прошла замечательно, я даже не думала, что когда-нибудь у меня в жизни будет такая великолепная ночь. Я чувствовала себя такой женщиной, пред которой Борис должен на пузе ползать, не смея взгляда поднять, трус несчастный! Он бы рискнул угнать лодку у грабителей? А гнаться за убийцей? Черта с два! А полученные за эту изумительную ночь два предложения? Ну, положим, женишок предлагал не столько руку и сердце, сколько набитый кошелек, явственно сторговывал по сходной цене мои золотые кудри и прочие прелести. Но Званцев? Но такой человек, как Званцев? А? Значит, я все-таки стою лучшего, чем бездарное торчание на подоконнике в обществе воспоминаний о несуществующем счастье.
– Большой беды не случится, если я сперва отвезу вас к вашим родственникам, – сказал Званцев, выходя из-за моей спины. Он натянул на мокрые плавки светлые брюки, и сырость уже стала проникать сквозь ткань, Я представила, какие через пять минут образуются у него сзади темные пятна, и сдержала смех.
– Вот и утро, – Званцев поискал глазами восток, – а вы еще не ответили мне.
– Я не могу так, сразу.
– А кинуться за убийцей так, сразу – это вы могли?
– Если честно – то от убийцы. Да еще с воплями.
– Все равно – быстро принимаете решения.
– То-то и плохо. Все люди живут по принципу «сказано-сделано», а я по принципу «подумано-сделано», и даже скорее сперва «сделано», а потом уж «подумано». А так нельзя. Я хочу хоть раз в жизни основательно подумать. Мы ведь, во-первых, совершенно незнакомы.
– А если бы я, познакомившись с вами в гостях, полгода водил вас по кафе, вы могли бы утверждать, что мы хорошо знакомы?
– Ладно. Тут на вашей стороне – обстоятельства. Но я совсем не та женщина, которая вам нужна. То, что хорошо при ловле преступников, мало годится для семейной жизни. Я очень легкомысленная, постоянно мне вожжа под хвост попадает…
Званцев насупился.
– Ну, Званцев… Не обижайтесь, ну? Званцев? Он топал рядом со мной вразвалочку, и было совершенно ясно, что ходить с ним под руку – тяжкое испытание. Я вдруг положила руку на его литое плечо, потянулась к уху и шепнула:
