Марина Серова - Египетские вечера
Значит, что мы имеем с этой девушкой?
Я завела мотор и уехала от любопытного взгляда охранника за угол. Нацепила наушники и принялась слушать, что там у нас в «Гаранте» происходит. Наушники могли работать на два «жучка» одновременно, или их по очереди можно было отключать.
— Галина Николаевна, будьте добры, зайдите ко мне, пожалуйста, — услышала я голос Тимохина.
— Конечно. Только блокнот захвачу.
— Он вам не понадобится.
Через несколько секунд голос Александра Андреевича стал более громким и менее любезным.
— Давайте с вами поговорим начистоту. Вы, конечно, слышали об убийствах наших сотрудников. Мне так думается, что это все связано с вазой. У вас не сложилось такого впечатления?
Я ухмыльнулась. Конечно, хорошо, что Тимохин обращается к своему секретарю на «вы» даже тогда, когда их никто слышать не может. И не слышит, кроме меня. Это говорит в частности, и о том, что между ними никаких «неуставных» отношений не имеется. Но все-таки смешно. Такая трагедия, а он сантименты разводит. Неужели нельзя прижать сотрудницу покрепче, если он хочет узнать что-то?
— Да, мне тоже так кажется, — ровным голосом отвечала Галина Николаевна.
— И вы ничего по этому поводу не думаете?
— Нет. А что мне думать?
— И не знаете? — настаивал Тимохин.
— И не знаю.
— Но ведь Никита был вашим любовником. Прошу прощения за такие прямые слова, но вы не особенно и скрывались. Неужели вы ни о чем таком не разговаривали? У него не было чувства страха после смерти напарника?
— Во-первых, — голос секретарши стал хриплым от негодования, — это не ваше дело. Я имею в виду мои отношения с кем бы то ни было. И мне очень неприятно, что вы так говорите. А во-вторых, Селезнев не был со мной в таких уж отношениях, чтобы делиться проблемами. Я ему не жена. А разговоров о работе нам на работе хватало. Простите за тавтологию. Мы с ним ничего не обсуждали.
— А вот тут, дорогая Галина Николаевна, позвольте вам не поверить. Про такое событие трудно молчать.
— Это не ваше дело, повторяю, о чем мы разговаривали.
— Значит, ничего не знаете? Пожалуйста, не обижайтесь на меня, — голос директора стал мягче. — Но я просто в шоке. Да еще куда-то частный детектив подевался. Ну нет ее, и все. Как бы чего не случилось с ней. Галя, мне больше не к кому обратиться. Этот разговор останется между нами. Может, Никита хоть что-то говорил. Я боюсь…
Тут послышались шаги, а потом тихий звон. Никак Тимохин решил выпить. Вот уж не подумала бы, что такой серьезный и солидный человек постоянно снимает стресс таким вот примитивным образом.
— Александр Андреевич, мне больше нечего вам сказать, — голос секретарши вроде бы тоже стал мягче, но был в нем еле уловимый неприятный оттенок. — Мы и не встречались с Никитой в последнее время.
— Ну извините.
— Я могу идти?
— Да.
В ушах тишина. Только шорохи и шаги. Потом вдруг неожиданно зазвучал голос Галины Николаевны.
— Оля, ты? — говорила она по телефону. — Привет. Давай сегодня встретимся, а? Я устала и хочу поболтать. Ага. Хорошо. В восемь в «Колобке». Пока.
Я сняла наушники и задумалась. Так-так, не похоже, чтобы это грязное дело, я имею в виду двойное убийство, сделал Тимохин. Он сам, кажется, в полных непонятках. Да и Галя эта вареная какая-то. Что от нее можно ожидать? С подружками встречается. Оно и понятно, любовника убили. Да. Вот еще причина, по которой она не может быть замешана в смертях. Если Селезнев был ее любовником, то зачем ей было его убивать?
Но тогда про какую женщину говорили мне кости? Наверное, пока не стоит делать скоропалительных выводов.
Я закурила. Вот бы сейчас в гости к Гольдфельду наведаться… Только неизвестно, будет ли он со мной разговаривать. Но попытка не пытка. Попробую все же.
И я поехала к Марку Гиршевичу. У меня не было уверенности, что он дома, но вдруг повезет.
Только поднявшись к его двери, я поняла, что представляю собой совсем не ту Татьяну, которая приходила к нему беседовать. Я теперь старушка. О чем можно вести со мной разговоры?
Я еще ничего толком не придумала, а дверь уже открылась, и на пороге возник Гольдфельд собственной персоной.
— Здравствуйте. Чему обязан?
— Вы Марк Гиршевич? — быстро заговорила я. — Знаете, меня какое дело к вам привело? Очень-очень важное. Но только не при открытых же дверях нам разговаривать…
Господин Гольдфельд очень удивился. А вид у него был измученный. Наверное, сильно переживает потерю своей ценной вазы.
— Проходите, но только я все равно ничего не понимаю. Кто вы и зачем пришли?
Дверь за мной он закрыл, но дальше порога звать не стал.
— Помните, к вам девушка Татьяна приходила? Она журналистка, статью написать про вас хотела, — сказала я.
— Помню. И что дальше?
— Я ее двоюродная бабушка. И мне надо с вами поговорить. Дело в том, что она исчезла. Я совсем с ног сбилась. Вы ничего не знаете?
— Я? — еще больше удивился и, я даже сказала бы, оскорбился Марк Гиршевич. — Помилуйте! При чем тут я? И откуда я могу знать, куда делась ваша молоденькая и такая красивая внучка? Может, она к жениху убежала.
— Значит, вы не в курсе? А я уже всех подруг обежала. Вот решила и к вам зайти.
— Знаете, у меня и своих проблем хватает. Если еще и чужими заниматься…
— Я понимаю. Слышала, у вас вазу умыкнули.
— Да как вы смеете так говорить! — вдруг раскричался Гольдфельд. — «Умыкнули»… Ее наглым образом украли! И я совершенно потерял рассудок. Если она не будет найдена, я этого не переживу.
На глазах далеко не молодого мужчины я увидела слезы. И даже опешила. Неужели он и впрямь собирается покончить жизнь самоубийством?
— А вот так говорить не нужно. Все уладится. Все будет хорошо. Марк Гиршевич, а может, вы меня все же в комнату позовете? Мне на самом деле есть что вам сказать. Вы же видите, я не голодранка с улицы.
Мужчина ничего не мог сказать. Он просто махнул рукой в сторону гостиной, а сам пошел в ванную комнату. Скоро он вернулся.
— Вы простите. Но я… Для меня это такой удар. В самое сердце. Кто-то очень жестоко решил со мной поступить. И зачем я только ее всем показывал?
«Сам же, дурак, хотел, — подумала я. — Вот теперь и получай известность».
Гольдфельд подал мне газеты.
— Вы видите, об этом уже пишут в прессе. Сообщают, что ведется следствие. Только у меня все равно нет никакой надежды, что я еще когда-нибудь увижу свою драгоценность. О боже!
Мне стало искренне жаль его. А еще мне стало ясно, что вазу действительно украли и сделал это не он сам. Значит, можно перед ним открыться.
— Я знаю, Таня сначала не хотела вам говорить правду, — начала я. — Впрочем, она и не сказала… Дело в том, что Таня — частный детектив.
— Кто? Ваша внучка Татьяна? Частный детектив? С ума сойти!
— Я не вру.
— И что?
— Она, когда к вам приходила, не в газету статью хотела писать. Она расследует убийство охранников, которые вашу вазу перевозили. Теперь сомнений быть не может: их гибель напрямую с кражей связана.
— Да вы что придумали? При чем тут они? — пожал плечами Марк Гиршевич.
— А вы сами подумайте. Сначала убивают охранников, потом крадут вазу…
— Ну и что? Не убили же тех идиотов-охранников, которые везли ее в тот проклятый день!
— Это говорит только о том, что первые охранники что-то знали или подозревали. Их и убрали. А последние были просто пешками. Зачем лишние смерти, если и так удалось украсть?
— Хи, а может быть… — задумчиво согласился со мной Гольдфельд.
— И зачем же вы так ругаетесь? Никак от вас не ожидала, — нахмурилась я. — Таня о вас только положительное рассказывала. Говорила, что вы мировой парень, и все такое хорошее.
Гольдфельд заткнулся. Он, наверное, никак не мог переварить сообщение, что кто-то может называть его мировым парнем. Я бы сама в такое не поверила. Но надо же было еще как-то усыпить его бдительность. А что лучше лести может помочь в таком тонком деле?
— Все равно я не могу понять.
— А вам и не надо. Вы подумайте, не слышали ли вы чего в тот последний день работы выставки. И еще: оружие у охранников было, но его, оказывается, сломали. Они знали об этом или нет? Вы ведь приближенный. Должны быть в курсе всех дел, касаемых вашей персоны и вашей вазы.
— В тот день я даже с ними не поехал. Расслабился, как говорится. Обрадовался. Триумф захотел отметить. Отметил! Я с Быстряковым и еще двумя дамами в ресторан пить отправился. И ничего про кражу не знал. Ах, если бы я там был! Да я бы зубами вцепился в глотку врагу! Но судьба распорядилась иначе. Теперь мне остается только молча страдать. Но я так этого дела не оставлю…
— Конечно.
— Кстати, — Марк Гиршевич в первый раз с интересом посмотрел на меня, — вы сказали, будто Татьяна — частный детектив. Тогда, будьте добры, как только она найдется, попросите ее ко мне зайти. Я найму ее для поиска вазы. Она хороший детектив?
