Хелен Макиннес - Связь через Зальцбург
- Значит, в Зальцбурге кто-то поддерживает постоянный контакт с Йетсом, - задумчиво произнес Грелль. - Кто-то, кому Йетс успел передать сигнал тревоги прежде, чем мы его зацапали.
- Это возможно. Мы контролировали только его связь с Варшавой. А если он звонил кому-нибудь по телефону в Зальцбург - этого мы не перехватывали. Мы обнаружили, что в Цюрихе у него имеются ещё два адреса, кроме официального. Очень способный господин.
- На кого он работал? На русских?
- Не думаю, - тонкая усмешка скользнула снова. - Это ведь русский агент продал нам Йетса.
- Значит, на американцев?
- Нет. Определенно нет. Им он тоже успел насолить...
Грелль настороженно приложил палец к губам, услышав отдаленные шаги в холле. Кучка заговорщиков распалась, они разошлись на некоторое расстояние и заговорили громче.
- Да, - спокойно произнес Грелль, провожая гостей в столовую, - серны давно не появлялись в наших краях. Похоже, все они перебрались на юг Штирии. Конечно, вы все равно можете попытать счастья. Фрау Хитц! Ужин готов?
Иоганн остановился на углу гостиницы, закуривая сигарету. Впереди на дорогу вылетел, подпрыгнув на ухабе, мотоцикл с двумя седоками, Карл на прощание дружески помахал ему рукой. Кашляя и чихая, мотоцикл свернул на дорогу к Бад-Аузее и ровно зарокотал на спуске. Ночь была ясная, почти безоблачная, с яркими звездами. Выпуклая луна повисла на небе низко; её ровный свет разольется по горным склоном часа через два. Трудно выбрать лучшее время: в гостинице тихо, Грелль и его дружки обедают, и Феликс занят надолго. А я, подумал Иоганн, ужинаю с Труди. Он отбросил сигарету и зашагал к Финстерзее.
Дорога заняла у него минут пятнадцать. Ходить для него было все равно, что дышать, и ночная темнота ничуть ему не мешала: хватало отдаленного света из окон гостиницы Грелля. Лгун, подумал он с горечью, лгун, и ещё раз лгун. Так Дик завтракал у Греллей, да? Анна не могла сделать такую ошибку, она сказала совершенно определенно: Дик завтракает с Августом и Антоном Греллями. В точности такими словами. Возможно, подумал он, очень удачно, что я этого не сказал. Вряд ли я бы понравился им больше.
Иоганн остановился у края площадки для пикников, глядя на небо. Света стало меньше, потому что зазубренный край гор отрезал лунное сияние. Первым делом нужно добраться до группы камней и деревьев на берегу озера и попытаться выяснить, был ли там Дик. При помощи маленького фонарика, оттягивавшего карман его куртки, он попробует поискать какие-то следы (у него был большой опыт поиска потерявшихся туристов, угодивших в полосу тумана и заблудившихся в горах, в отдаленных глухих уголках). А что потом, если он убедится, что Дик совсем спятил и в одиночку отправился нырять к подводному выступу? Это будет исчерпывающим доказательством, решил Иоганн. Я буду знать точно, что Дика убили. И если Феликс откажется действовать, я, клянусь Богом, обо всем позабочусь сам.
Он пересек луг, собираясь пройти напрямик через лес к тропинке вдоль нижнего склона. Его глаза, пробежав по окружавшему его миру теней, остановились на черном силуэте стола для пикников. Значит, здесь Дик повстречался с Греллем, вот как? Снова ложь, скорее всего. Он помедлил, сбился с шага, гадая, что же произошло на самом деле, чувствуя невозможность продраться сквозь гору лжи, нагроможденную Греллем. Но один фрагмент головоломки, благодаря Анне, удалось сложить - он знает, кто на самом деле был сегодня утром в гостинице. Анна не станет лгать, Анна...
Неожиданно его мысли перескочили от Анны к сгоревшей машине. И все же, в этом была определенная логика. Анна сказала, что Дик взял с собой свой подводный костюм. Но в зияющем провале обугленного багажника Иоганн увидел всего четыре предмета: искореженный обод, представлявший собой сгоревшую запасную камеру; втулка от камеры; домкрат; плоскогубцы. И больше ничего. На заднем сидении валялась мятая коробка - бывший металлический футляр фотоаппарата. Большая часть оборудования для подводного плавания могла сгореть, но как насчет пояса, грузов, защелок? А нож, а фонарик, а металлические части баллонов с воздухом? По крайней мере, нож никак не мог рассыпаться в пепел.
Мог ли Дик выбросить свой костюм? Не похоже, если вспомнить, сколько он стоил. Не похоже, если вспомнить, какая работа ему предстояла... Все ещё предстояла?
Иоганн медленно подошел к столу для пикников, поставил ногу на скамейку, оперся на неё локтем и уставился на воображаемую полоску выступа под темной поверхностью озера. Теперь он вспомнил ссадины на ладонях у Дика. Следы веревки. Ему часто приходилось видеть такие шрамы; и сам он зарабатывал такие ссадины, если резко соскальзывал по веревке, спускаясь с горы, или, страхуя спуск партнера, на минуту ослаблял хватку.
- Господи Боже мой... - тихо произнес он.
Его мысли заметались. Дик закончил свою работу и выбросил снаряжение. А Анна все-таки солгала: она сказала, что Дик ничего не нашел... Минутку, минутку, одернул он себя. Это ты сказал, что Дик не стал бы завтракать в гостинице, оставив контейнер в машине. Это ты так сказал. И спросил:"Правда же?" И Анна согласилась... Контейнера в машине не было. Дик его попросту перепрятал. Но куда?
Не на голых каменных склонах. Не в лесу, ведущем к горам: слишком опасно - по лесу бродят охотники, слишком близко к тропе, слишком очевидно. Дик был осторожный парень. Он наверняка выбрал тайник с таким расчетом, чтобы к нему легко было подобраться, не вызывая подозрений. Точнее говоря, чтобы контейнер безошибочно подобрали его английские дружки. Место, которое укажет им Анна, если что-нибудь случится. Анна...
Внезапно он вспомнил утренний разговор на кухне, вспомнил, как она напряженно застыла, когда американец остановился перед большим снимком Финстерзее. Он и сам напрягся, но только потому, что американец казался ему все более подозрительным. Но что случилось с Анной? Может, американец высматривал тайник? Как и я сейчас, подумал Иоганн. Он посмотрел на три обломка скалы, залитые серебристым светом.
Это невозможно, сказал он себе. Я проходил мимо этого снимка сотни раз, не думая ни о чем, кроме - как сказал американец? - потрясающего мастерства Дика. И выставить такой снимок на самом видном месте? Сумасшествие, форменное сумасшествие. Но ты сам проходил мимо десятки раз, напомнил он себе, ни о чем не догадавшись. И ни за что не вспомнил бы о проклятой фотографии, если б не стоял сегодня рядом с Анной, или не гадал бы о судьбе пропавшего снаряжения.
Он оторвался от своих размышлений и зашагал по мягкой траве. Подойдя поближе к трем камням, он заметил темную тень там, где смыкались два обломка. Тут ничего нельзя было спрятать - тонкая щель, просто трещина. Его возбуждение улеглось, он почувствовал разочарование, как всякий человек, поддавшийся самообману.
Иоганн хотел было отвернуться, но вдруг заметил россыпь цветков на побегах шиповника; отброшенная ими тень показалось ему не такой густой, как можно было предположить. Иоганн упал на колени, грубо раздвинул ветки и обнаружил щель, заметно расширявшуюся ниже уровня земли. Он достал фонарик и направил луч в темное отверстие. Он увидел лямки рюкзака и потянул. Фонарик пришлось отложить и тянуть двумя руками - с усилием, медленно. Рюкзак зацепился за плети шиповника, и Иоганн оборвал их, освобождая свою добычу. Все правильно, вот контейнер.
Он долго стоял на коленях, не прикасаясь к рюкзаку, словно очарованный. А потом внезапно пробудился к жизни. Он взвалил рюкзак на спину, прикрыв накидкой. Спрятал в карман фонарик, расправил траву и цветы над пещерой и поспешил к ближайшей рощице. Пройдя по краю рощи, он углубился дальше в лес. Теперь не нужно было беспокоиться о прикрытии, только о направлении, а тут он мог положиться на свой инстинкт. Прежде чем спуститься к гостинице, он описал большой круг, держась подальше от деревни, обходя её издалека, по полям. Ко времени, когда он подошел к дому Труди, он был вполне уверен, что его никто не видел.
Его джип стоял в глубокой тени за домом Зайдлей. Иоганн заколебался. Его первым побуждением было бросить рюкзак на заднее сидение и поскорее убираться из Унтервальда. Но из-за своей ночной прогулки он изрядно устал и проголодался, а чтобы набраться сил, ему нужно было только слегка перекусить и согреться. Последний раз он ел утром. И Труди ждет...
Тяжелая дверь не была заперта. Иоганн осторожно толкнул её, и петли протяжно заскрипели, потому что дверь была такой же старой, как и весь дом. Он поднялся на несколько каменных ступенек, благодаря которым в кухне никогда не дуло с полу, медленно закрыл дверь и огляделся. Труди оставила одну старательно подкрученную маленькую лампу на большом столе, стоявшем в центре чисто выскобленного деревянного пола. Кроме лампы, на столе были тарелки с едой, а в старомодном очаге мерцали угли. Очаг придавал кухне больше уюта, чем любая плита, признал Иоганн, хотя много раз удивлялся тому, что отец Труди ни за что не хочет отказываться от громоздкого, черного и чадящего очага только потому, что им пользовались ещё его бабушка с дедушкой, и их предки тоже. Да, это был старый дом, один из самых старых в деревне. Но самое удивительное, он и не собирался разваливаться, и спасал от холода и ветра куда лучше, чем его собственный современный коттедж в Бад-Аузее. Он аккуратно опустил рюкзак на пол около лестницы, ведущей на второй этаж, в комнату Труди. Ее мать спала в комнате, примыкающей к кухне (когда отец Труди ещё занимался фермерством, эта комната была частью амбара); Иоганн слышал через стенку её ровное дыхание. Он снял ботинки и накидку, оставил их рядом с рюкзаком и тихо подошел к столу с накрытыми, чтобы еда не остывала, тарелками. Это была манера Труди выражать примерно такую мысль:" Еда ждет тебя, и если ты слишком устал, чтобы общаться со мной, можешь не трудиться. Я ждала достаточно долго, а теперь хочу спать". Вряд ли она так считала на самом деле. Ей просто хотелось сделать вид, что она так же независима, как и сам Иоганн. Или просто старается быть. Но не так уж успешно, подумал он с самодовольной ухмылкой.
