Алексей Биргер - Тайна взорванного монастыря
- ...И получилось, что Пельмень перед смертью дал им какую-то наводку на маяк: мол, там посмотрите и поищите? - подхватил Виссарион Северинович.
- Ну да, что-то такое.
- А кто его знает! - огоньки в глазах смотрителя разгорались все ярче. - Не думаю, конечно, но... Но искать всегда интересно! Давайте поищем. В конце концов, времени зря не потратим - даже если ничего не найдем!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
СЫР В КОНЦЕ И В НАЧАЛЕ
- Давайте! - горячо поддержал Ванька. - С чего начнем?
- Со всех укромных мест, - ответил Виссарион Северинович. С тех, в которые я годами могу не заглядывать. А если и загляну, то все равно не обращу внимания, если там что-то изменилось.
- И много таких мест? - спросил я. Я, хоть и сам выдвинул эту идею, теперь сомневался, так ли уж стоит затевать большие поиски. Подозрение у меня витало... Насколько я знал Виссариона Севериновича, он мог специально подсунуть нам какую-нибудь странную штуковину, а потом торжественно уверять, будто он в жизни её не видел, и что, конечно эту вещь оставил Пельмень. Так бы заморочил нам головы, что мы бы не знали, что думать - он ведь это умеет!
- Не так, чтобы очень, - ответил Виссарион Северинович. - Где на маяке взяться укромным местам? Но ведь надо поглядеть и снаружи! Вдруг он под фундаментом что-то спрятал, с внешней стороны? А для того, чтобы это проверить, придется расчищать снег вокруг маяка.
Огоньки в его глазах стали совсем дьявольскими, и я стал уверен почти на все сто, что он уже придумал, какую штуку нам подсунуть, и теперь соображает, как бы её половчее и понезаметнее подсунуть в "тайник", чтобы мы её "нашли"!
Или он просто хочет, чтобы мы расчистили снег вокруг маяка? Ведь одно дело - если бы он просто попросил нас расчистить снег, и другое - если мы расчищаем снег по пути, в поисках украденного.
В общем, я думал о том, что мы можем зря потерять кучу времени. А терять время нам было никак нельзя! Но и проверить, не спрятано ли что на маяке, ведь тоже надо... Вот тут пойди и сделай правильный выбор!
- Давайте начнем! - подскочил Ванька. - Чего мы сидим?
Я понял, что моего братца теперь с маяка не утащишь.
Впрочем, я сообразил, как поступить.
- Давайте так, - предложил я. - Вы с Ванькой начинайте искать, а мы с Топой быстренько пройдемся в одно место, а потом присоединимся к вам.
- Куда это ты намылился? - поинтересовался Ванька.
- До бомбардировщика прошвырнусь, для порядка, - ответил я.
- А, до бомбардировщика... Валяй! - Ванька не проявил никакого интереса к этому. Понятно, мы ведь пришли к выводу, что искать возле бомбардировщика - бесперспективно. А вот на маяке перспектива была! Светила, во всяком случае.
- Я быстро, - заверил я, надевая куртку и шапку.
- Давай быстрее! - отозвался Ванька. - А то ведь без тебя все найдем!
Я спустился вниз, вышел, свистнул Топе, и мы, спустившись на лед, потопали вчерашним маршрутом в сторону бомбардировщика. Но, на самом деле, в моих планах было пройти ещё дальше, к валунам. Теперь, когда я точно знал, что возле валунов есть вход в подземелье, я просто обязан был его найти!
Пока я шел, я пытался ещё раз представить себе, как и что могло произойти.
Вот Пельмень умирает... Кстати, не худо было бы спросить, какие у него были имя и фамилия, а то все Пельмень да Пельмень...
Но, в общем, перед смертью он успевает рассказать Петько и Скрипицыну, что у него есть такие-то и такие-то тайники, которыми сам он уже не воспользуется, а если они пропадут - жалко. Выходит, перед его смертью Петько и Скрипицын должны быть при нем, рядом с ним. А умирает Пельмень в лагерной больнице - в лазарете, так ведь она называется? Выходит, Петько и Скрипицын тоже должны быть в этой больнице. Они не болеют, поэтому, получается, их в санитары определили или в нечто подобное, за хорошее поведение и за "выслугу лет". Вон ведь сколько они уже сидят!
И, кстати, поэтому, наверно, им и удалось так легко уйти в бега. Работающим в больнице дается больше свободы, я читал об этом. А если ещё Петько и Скрипицыну поручили похоронить Пельменя, то, тем более, чего им было не слинять, когда конвоир зазевался, устав ждать, когда они выроют могилу в мерзлой земле?
То есть, как хоронят в лагерях, я не очень-то представлял, но мне этот вариант казался вполне логичным. Как бы ещё им удалось дать деру на следующий день после смерти Пельменя. Вот конвоир и двое, несущих (или везущих на тачке?) гроб проходят на лагерное кладбище, которое, конечно, охраняется хуже, чем другие места - и расположено отдельно от всех других мест. Вот Петько и Скрипицын долбят и долбят землю, а конвоир в конце концов принимается ворон считать или просто кемарит. Вот они переглядываются и перешептываются...
Прав я или не прав, это, в конце концов, неважно. Главное - они решили не упускать свой шанс.
Я поднялся к бомбардировщику, позвав Топу, чтобы он шел следом.
Снег так и был наполовину раскопан, из снега торчали изогнутые куски металла. Будто скелет динозавра, честное слово!
- Ну, Топа! - сказал я. - Смотри, что тут мог искать Петько. Мы ведь тысячу раз здесь проходили - и ты ничего не чуял, так? А теперь напрягись, прошу тебя!
Топа понял. Он с недоверием обнюхивал вчерашние следы Петько и палки, которыми тот пользовался, и пару раз рыкнул, узнавая запах нехорошего человека, с которым он вчера так здорово разобрался. Потом он стал водить носом активнее и активнее, закружил по снегу - и, остановившись у одной из дырок, проткнутых в снегу корявой палкой, прямо-таки влез носом в эту дырку. Скосив на меня глаз, он коротко тявкнул - и принялся копать снег!
Я чуть не упал на месте. В итоге, мы что-то все-таки нашли! Но что?
- Копай, Топа! - проговорил я, задыхаясь от волнения. - Копай! А я тебе помогу!
Я опустился на колени и стал энергично рыть снег, не щадя своих варежек.
Чтобы докопаться до земли и расчистить весь снег на полметра вокруг, нам понадобилось минут пятнадцать.
И я увидел в земле, среди вечно зеленых и глянцевых листьев брусники, небольшое отверстие. Чуть больше мышиной норы. Да это и была, наверное, мышиная нора.
- Топа! - я не знал, смеяться мне или плакать. - Мы ведь не мышей ищем!
Топа поглядел на меня с таким видом оскорбленного достоинства, что я понял: тут что-то не так. Я ткнул палкой в нору - и услышал глухой скрежещущий звук: дерево царапнуло по металлу.
- Вот оно что! - присвистнул я. - Интересно! Но... Но, Топа... - я опустился на колени и приглядывался. - Эта труба - меньше десяти сантиметров в диаметре. В неё даже карлик не пролезет! И уходит она далеко... Скорей всего, в никуда. Скорей всего, это какая-то из трубок бомбардировщика, которая вот так, под углом, ушла в землю. Быть входом в подземелье она никак не может.
Топа поглядел на меня с таким видом, что, мол, сам знаю, не держи меня за дурака. Никто и не собирался пролезать в эту штуковину, она нужна для другого.
- Для чего, Топа? - спросил я.
И тут мне почудилось, что из трубы отдаленно доносятся какие-то голоса.
- Топа!.. - прошептал я. - Топтыгин, дорогой!.. Кажется, сегодня ты получишь премию - здоровый кусок лосятины!..
И я приник ухом к трубе.
- ...спятить... Да хоть полгода... никто не найдет... Чугунка, дрова, уголь... Тушенки, тушенки!.. Шкатулка, белого металла... Восемь паспортов... Куда угодно...
Хоть слышно было и довольно погано, но я узнал голоса Миши, Алексея Николаевича и ещё кого-то - наверно, начальника милиции города. А может, просто одного из оперативников.
Я выпрямился. У меня голова кружилась.
- Топушка, милый! Ты понял? Когда-то Пельмень, поверив Северинычу, нашел-таки подземный ход! Выдумка Севериныча оказалась правдой. Через этот ход он успел украсть из оцепленного и подготовленного ко взрыву монастыря распятие, и, возможно, кое-что еще, а потом превратил это подземелье в свое потайное убежище, где хоть месяц, хоть три можно отсиживаться, никакая милиция не найдет. Ты ведь слышал, у него там и продуктов полно, и разные паспорта. Наверняка он время от времени обновлял запасы, ведь за пятьдесят лет и паспорта сколько раз меняли, и любые макароны превратились бы в труху, и любая тушенка, самая стойкая, вздулась бы и бабахнула. А эта труба - это воздуховод летом и дымоход для печки - зимой. Ты ведь слышал, у него там и чугунка - типа буржуйки, наверно - и запас топлива. Я так понимаю, подземный ход и впрямь некогда кончался здесь, где упал бомбардировщик. А потом его завалило... А Пельмень сумел вывести через завал эту металлическую трубу. Какой она длины? Метров пять-шесть, так? Всякий примет её, если обнаружит - а обнаружить её совсем не просто, факт - за обломок бомбардировщика. А если попробует отрыть, то бросит, поняв, что она глубоко уходит в землю и что извлечь её не под силу. Главное, чтобы её землей не забивало. Но я бы, на его месте, держал в убежище стальную проволоку подлиннее, толстую такую проволоку, которой любое засорение пробьешь, пропихивая изнутри наружу... Но если у него есть такая проволока - а я не сомневаюсь, что есть, раз уж мы с тобой сообразили, что ей стоит обзавестись, то он тем более - то зачем было расчищать трубу с внешней стороны?.. Ага, я, кажется, знаю! Смотри! Петько и Скрипицын, проведя одну ночь в заповеднике, с утра двинулись в убежище. А вход-то возле валунов, о котором им рассказал Пельмень - бац! - закрыт, никак его не найдешь. Я думаю, это Гришка постарался. А им позарез надо попасть в убежище, о котором им перед смертью поведал Пельмень, чтобы отсидеться месяцок-другой, пока суматоха не уляжется. Не узнай они об этом убежище, они бы, наверно, и в бега не подались... Вот они и договорились, что Скрипицын отправится Гришку трясти, а Петько разведает, нельзя ли пролезть в убежище со стороны бомбардировщика... А заодно, на маяке что-то заберет... Пельмень объяснил им, как от валунов сориентироваться точно на восток, чтобы определить, где выходит труба дымохода и где именно на маяке что-то спрятано - мол, прямая уткнется ровненько в эту точку!.. - Я застыл, как вкопанный, потом хлопнул себя по лбу. - В эту точку! Три точки на карте!.. Топа, какие же мы лопухи, как мы могли об этом забыть?.. Бегом назад!..
