Вернер Штайнберг - Современный детектив ГДР
— Достаточно! Вполне достаточно, Грисбюль! — проворчал комиссар. — Это все, что удалось узнать нашим франкфуртским коллегам. Больше никаких документов нет. Регистрационный листок опять не заполнен, это бедствие распространяется и портит нам жизнь! Но что еще, по-вашему, может сообщить нам такая девица? Она убирала номер, в лучшем случае приносила кофе или пиво, получала на чай…
Он пожал плечами. Он махнул рукой.
— Ах, это не наша забота! Для нашего рапорта достаточно того, что мы знаем! Если господин следователь увидит хотя бы фамилию, он уже будет доволен.
Грисбюль снова бросил мрачный взгляд на телеграмму. Что-то было не так, но что́, он не знал. Возможно, его просто сердило полнейшее равнодушие старика. Тому было достаточно, что убийца найден, остальное не интересовало его. А уж умышленное тут убийство или неумышленное — это как суд решит.
Грисбюль кивнул.
— Ну что ж… — сказал он и удалился, чтобы снова приступить к своей неинтересной работе.
6
Маргит Маран, стоя в дверях, смотрела вслед Метцендорферу, который, как ей показалось, более легкой, чем обычно, походкой шагал через газон к калитке.
Она еще не оправилась от удивления и, хотя Метцендорфер объяснил ей смысл своего открытия, все еще никак не могла понять, в чем тут дело. Она знала одно: был какой-то голос. Адвокат дал ей копию протокола, и место, на которое он указал, гласило: «Так оно, вероятно, и было, ведь я еще удивился, что он работает, не выключив радио. Передавали не музыку, говорил мужской голос. Я не помню, что он говорил…» Значит, муж услышал какой-то голос, прежде чем выстрелил. Но чей это был голос? Убитого? В таком случае в комнате должен был находиться кто-то другой, кому тот говорил. А если голос принадлежал этому другому? Значит убитому говорил что-то этот другой. Во всяком случае, в момент выстрела на даче должны были находиться два человека. Муж ошибся, решив, что включено радио, и Метцендорфер выявил эту ошибку с кошачьей ловкостью.
Теперь она по крайней мере поняла, почему он так странно вел себя, почему словно бы подкрадывался к ней, прежде чем сделал прыжок этим вопросом: он хотел быть уверен, что она не ошибется, не скажет наобум, не толкнет его на ложный, может быть, путь подозрения.
Результат был блестящий. Он получил доказательство, которого искал, и теперь он садился в свой черный «мерседес». Захлопывая дверцу, он высунулся и еще раз кивнул ей, но кивнуть ему в ответ у нее не было сил. Она чувствовала какую-то странную подавленность, у нее было такое ощущение, что теперь-то только и начинается решающий разговор.
Метцендорфер не делал ей никаких намеков, не вселял в нее никаких надежд; он заявил, что судьба ее мужа не зависит от того, сколько человек находилось на даче — один или два. Маран стрелял, и на поле боя остался мертвый. Но одно адвокат все-таки дал ей понять: если бы удалось найти этого второго, который словно бы растаял в воздухе, этого второго, к которому пока никакие следы не вели, то приоткрылись бы как-то причины, заставившие убитого оказаться на даче Брумеруса. Возможно, что стечение стольких роковых обстоятельств смягчило бы суд. Метцендорфер — на вираже горной дороги он еще раз увидел в зеркальце уменьшенную виллу и крошечную фигурку женщины в дверях, — Метцендорфер и сам-то воздерживался от далеко идущих выводов. Он любил ясность и поэтому испытывал теперь только известное удовлетворение. В протоколе фигурировал голос, происхождение которого до сих пор было ему неясно; теперь он знал, что, кроме Марана, на месте преступления находилось два человека и что голос этот принадлежал одному из них. Узнав, кто был второй, он, Метцендорфер, устранил бы следующую неясность. Такова и была его ближайшая цель.
Он собирался вернуться из Бернека в Байрейт. Но, выехав на автостраду, принял другое решение. Взглянув на часы на щитке приборов, он прибавил газу.
7
Комиссар Гроль внимательно читал рапорт Грисбюля, чтобы подписать его с чистой совестью. Грисбюль, напряженно сидевший возле стола Гроля, испытывал, как всегда в таких случаях, легкое смущение. Он и сам понимал, что смущаться глупо: Гроль отвечал за это дело, значит, ему и расписываться. Наверно, думал ассистент, виною тут его собственное честолюбие: ведь этак его, Грисбюля, не скоро заметят наверху.
Комиссар хмыкнул и поставил запятую. Это тоже рассердило Грисбюля: как будто он не умеет расставлять запятые. Но Гроль всегда что-нибудь да найдет!
Он не подозревал, что Гроль знает его мысли и нарочно придирается к мелочам, чтобы Грисбюль не заважничал и не разбаловался. Такие склонности у этого малого были, находил Гроль. Но он находил также, что читать его, Грисбюля, рапорты — сущее удовольствие. Они были ясные, четкие и излагали обстоятельства дела так, словно тот все видел своими глазами.
Выводя неподражаемо-витиеватое «Г», с которого начиналась его подпись, Гроль думал, что в следующем своем отчете отметит Грисбюля по заслугам; тут зазвонил телефон. Он недовольно поднял глаза и кивнул Грисбюлю на трубку.
Тот сразу прикрыл ладонью микрофон и шепнул комиссару:
— Метцендорфер! — Гроль не мог вспомнить, кто это, и Грисбюль добавил: — Адвокат Марана!
Комиссар надул щеки, выпустил воздух.
— Пусть приходит!
Вскоре в дверь постучали и вошел Метцендорфер; рыжие его волосы были растрепаны.
— Я хочу только… — сказал он, осекся, с опозданием произнес: — Здравствуйте! — не стал дожидаться ответа и продолжил, стоя теперь у самого стола Гроля: — Я хочу только обратить ваше внимание на то, что в момент преступления на даче было минимум два человека!
— Что! — воскликнул комиссар и откинулся в кресле. — Маран выстрелил, находясь внутри дома? А почему же газон…
— Чепуха! — прервал его Метцендорфер и тут же поправился: — Прошу прощения! Нет, Маран стрелял снаружи. Но в доме было два человека, мужчина и женщина или двое мужчин, это неизвестно. Говорил либо убитый, либо тот другой, если это был мужчина. Во всяком случае, радио там нет, а среди пластинок нет ни одной с чтением!
Критически разглядывая адвоката сбоку, Грисбюль вспомнил ту ночную сцену на автостраде, когда Метцендорфер судорожно шарил в своей машине: вполне возможно, решил ассистент, что этот на вид такой рассеянный человек просто не в своем уме или по меньшей мере бывает в состоянии невменяемости.
Грисбюль пытался угадать, что думает Гроль, но тот сидел с непроницаемой физиономией.
Затем, после паузы, показавшейся ассистенту бесконечной, комиссар спокойно сказал:
— Я этого не понял, господин Метцендорфер, вы уж простите. Придется вам объяснить мне это подробнее.
Он повернулся к ассистенту:
— Грисбюль, будьте добры, принесите стул.
Затем Метцендорфер сел и, держа протокол в руке, указал на известное место. Он дал прочесть его Гролю, дал прочесть Грисбюлю и после этого объяснил все самым подробным образом.
— Что вы теперь скажете, господа? — спросил он наконец.
Грисбюль благоразумно промолчал. А Гроль ответил:
— Боюсь, что вы придаете этому слишком большое значение, господин адвокат. Я вам скажу — почему, и я мог бы сказать вам это и по телефону.
Он взглянул на пыльные окна, подосадовал на такую неопрятность, постучал по столу пальцами, посмотрел на Метцендорфера и сказал:
— Понимаете, Маран все равно виновен! Для нас не имеет значения, кого он убил! И подглядывал кто-нибудь или не подглядывал — бог ты мой, разве это меняет суть дела? — Гроль заметил, что Метцендорфер готов возмущенно протестовать. Опережая его, комиссар сказал: — Само собой разумеется, мы пойдем по этому следу. Но боюсь, что мы только повредим вашему клиенту, если не закроем дело в части, касающейся его. Следствие может затянуться на несколько месяцев. Что мы знаем об этом втором человеке? Ничего. Какие у нас данные для официального розыска, какое вообще основание для розыска, что может он дать?
— Все равно надо что-то делать! — возмутился адвокат.
— Пожалуй, — медленно сказал Гроль, — мы попросим через печать, чтобы неизвестный явился в качестве свидетеля. — Он пожал плечами: — Согласен, шансы на успех тут невелики…
— Равны нулю! — перебил его Метцендорфер.
— Возможно, — сказал Гроль. — Но у вас есть идея получше?
Адвокат промолчал.
— Значит, так и действуйте, — обратился Гроль к ассистенту. — А в рапорте надо высказать предположение… — он выпятил нижнюю губу и заключил фразу: —…что этим вторым мог быть тот, кто позвонил Биферли, помните, кто сообщил ему об убийстве. Понятно, что он не пожелал называть себя! Я считаю, что дело становится еще яснее, чем до сих пор! Теперь мы знаем даже, почему позвонивший остался неизвестен, знаем, что он был сообщником убитого. — Гроль был, казалось, доволен. Подумав долю секунды, он прибавил: — Кроме того, вот и ответ на загадку — как приехал убитый на дачу! На машине неизвестного, само собой разумеется. — Он улыбнулся и придал своему лицу печальное выражение. — Жаль, — сказал он, — очень жаль, Грисбюль. Но эту часть рапорта придется вам написать заново!
![Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]](/uploads/posts/books/159398/159398.jpg)
